Мир и Я

Иль погубить её?

Шар земной не очень они любят.

Человек он ведь, зверьё, хамьё!

Первая зима оказалась самой трудной для меня, температура в доме опускалась до нуля, руки мёрзли, ноги тоже от холода дрожали, самого трясло, паста в ручке застывала, в животе урчало, а требовалось перекинуть на листы, в стройные ряды, то, что «накопал» за ночь. Прижавшись дрожащей спиной к щиту печки, согревая руками авторучку, строил фразы и, не выдержав холода, вылезал из-за стола, от озноба прыгал, как козёл, стуча зубами, дрыгая руками и ногами, а потом кружил вокруг голландки как обезьянка, разогрев кровь, опускал зад на табурет.

За печкой я оборудовал рабочее местечко, поставил на войлок обеденный стол (60 х 80), низ его обил фанерой (чтобы по ногам не дуло), а сверху бросил скатерть для тепла, вот такие, брат, дела! Маловато, тесновато, суть не в этом, главное работа, ребята!

Когда холод и голод, совсем донимали, терпеть было невмоготу, позволял себе выпить чашечку суррогатного кофе, заваривая его кипятком из китайского термоса, а если слишком голодным был, то с четвертушкой печеньки глотал. Если и это не помогало, на улицу греться выбегал, вокруг дома и времянки круги нарезал.

В моём, открытом всем ветрам, недостроенном доме гулял ветер, он выдувал

тепло в щелястые рамы, окно, стекло, оно улетучивалось сквозь потолок, стены и пол.

Врать не буду – сквозило отовсюду, и первые зимы приходилось спать одетым, под ватным одеялом, в положении эмбриона, до полночи согревая руки, ноги. Промучившись всю ночь, в 4 утра надо было вставать и браться за работу.

Для порядка, сделав зарядку, заправив постель и немного перекусив, в 5 утра садился за стол, мучиться, страдать над каждым словом, каждой фразой, дрожать, в прямом и переносном смыслах. Но вначале, после умывания, напяливал на себя вторые

спортивные штаны и свитер, а ноги в шерстяных носках пихал в чуни (вставки от резиновых сапог). Всё тряпьё на мне, старое, ветхое, латаное, новых вещей я не любил, с ранних лет в обносках ходил. Можно было одеться потеплее, ватные штаны, валенки и куртку, но в таком облачении, не втиснешь своё тело в узкое пространство, между группкой и столом (52 см), да и писать неудобно: стол маловат.

Поневоле приходилось мёрзнуть, как осенний лист дрожать. Как оказалось, я понял сразу: и холод, и голод стали моими лучшими помощниками в работе.

Не выдержав натиска холода, я вылезал из-за стола погреться, выпить глоток кофе и покружить по комнате, а черепушка продолжала работать в нужном направлении, и частенько получалось, что я писал не то и не так – ошибался! Приходилось по-другому строить фразы, излагать свои мысли на бумаге.

И так я мучился до самого обеда, до тех пор, пока голова мутнела, а мозг отказывался работать, он тупел и дубел.

Что необходимо для жизни в одиночестве?

Вода, еда и тепло, а ещё работа до седьмого пота, чтобы жить было нескучно, а то от безделья с ума можно сойти. Воды я тратил пять литров в сутки, хотя колодец был под боком, с детства экономить воду привык, и жить впроголодь, на сухарях. Так сложилась моя жизнь, спасибо отцу за это, он держал нас в чёрном теле. С голодом бороться можно, а вот с холодом сложнее, кроме всего прочего, надо поддерживать чистоту тела, соблюдать гигиену. А как? Топить два помещения, баню и дом – накладно, трудно и палить дрова неразумно, да и времени потратишь много, целый день уйдёт на это занятие. Поэтому только раз в месяц я протапливал баню: прогревался, мылся, стирался – теплом наслаждался, о лете мечтал.

Наступало оно, и дел было невпроворот: работа, сад-огород, дом утеплять – комфортные условия создавать, доводить его до ума, так сказать, а когда закончил всё, и делать было нечего – живи и радуйся. Он сгорел. Первые десять месяцев своего отшельничества я прожил на пять тысяч, а подготавливаясь ко второму, вы мне не поверите! Семь дней всего работал, собирал бруснику с клюквой и продавал. Таким yj образом, я заработал 18 тысяч, 12 тысяч заплатил налоги, а шести мне хватило прожить ещё год. «Господи! Как человеку для жизни мало надо! – подумал я тогда с досадой! – Выходит дело, он целый год работает зря!» И дал себе, слово, все годы, в течение которых буду трудиться над книгой, сколько бы денег я ни имел, буду жить на 6 тысяч в год!

Двенадцать лет, я не нарушил обед, сдержал слово.

Мистика! За шесть зим, я набросал книгу, а шесть зим доводил её до ума. И того двенадцать лет! Все эти годы (хотя и остальные тоже), я изнурял себя, физически и умственно, пощады не давал. Мой вес, при росте 175, около 60 кг «плясал». За эти зимы я в валенках дошёл до Владивостока (и что удивительно, они не износились, а сгорели, а так J бы на обратный путь хватило), а возвратился оттуда на лыжах! Преодолевал ежедневно от восьми до тридцати километров. Так что, друзья, в моём творчествам отшельничестве лично для меня ничего примечательного не было! Дни текли, как вода, серо, обыденно, блекло – неинтересно и вспомнить нечего.

Да, были, случались эпизоды, которые запомнились навсегда. Первый из них, как уехал из Москвы в «неизвестность», в Пашково, за 160 км от дома. В снежную зиму откопал старый «Москвич», три часа ехал до деревни, четыре часа по глубокому снегу продвигался к дому с фанерной лопатой, сделанной накануне отъезда. Это было второго декабря 2004 года.

Второй эпизод. Вторая зима, начало её, была бесснежной, а дорога скользкой и наоборот: 4 часа полз до деревни на лысой резине и, при заезде на территорию дачи, мой «Москвич», соскользнув вниз, на воротине (её брусе) повис. Вылезу через правую дверь, машина поднимется, сяду за руль, опустится. Ничего не мог сделать. Долго мучился, хоть плач. Буксовал, буксовал, лёд долбил, песок подсыпал, резина скользит, юзит, дым валит, а машина на месте стоит. Так и пришлось воротину пилить.

Третий эпизод. Работая над солнечной системой, решил создать её макет, в масштабе на полу. Яблоко – солнце, планеты – крупы, юпитер – горошина, оказался в самом углу. Чтобы всё обозреть, я встал на табурет, и почесал затылок; шести метров не хватило для всей модели! Вышел на улицу, и невидимки, Плутон с Хароном, оказались за 40 метров от яблока, у изгороди. Да-а-а! Ну и дела! И мой дом стал солнцем, а две песчинки, Плутон с Хароном, за 40 километров, под Талдомом!

И магнетизм рассыпался в пух и прах прямо на моих глазах!

Четвёртый эпизод. Делая макет солнечной системы (её работу и устройство), я скрутил трубку с терморегулятором (солнцем) от холодильника, в спиральную пружину, получился улиткин домик (улитка).

Пятый эпизод. Почему именно так расположились планеты в солнечной систему ответил (объяснение в тексте найдёте).

Шестой эпизод. Царство пернатых. Возвращаясь с прогулки через перелесок, встретил на тропинке прыгающую сороку: «Это я! Это я! Первоптица Геоцин!» – стрекотала она. Я с ней спорить не стал, а вывел определение: «Тот умнее, чей род древнее». И не важно чей, птичий иль человечий.

Седьмой эпизод. Древо жизни долго искал: мучился, нервничал, страдал, когда по лесу петлял, не мог подходящего найти.

«Должно быть три ствола, – рассуждал я. – Растительный, животный и духовный».

В конце концов допёр. Осенило меня: Само древо является растительным Миром, животный – её суки, а ствол ведёт к духовному, и, срезав берёзовую ветку, прибил её в изголовке, она и стала моим древом жизни.

Восьмой эпизод. За один день бегло по книгам, освежив в памяти все религии этого Мира, схватился за голову: «О Боже! Как я разберусь во всём этом?!» А сел за стол, всё пошло как по нотам.

Девятый эпизод. Религию за три недели столкнул в овраг, а над русскими князьями бился два месяца!

Запутался совсем! Отчаялся. Хотел забросить. Отступить. Тему пропустить. Не излагать!

Но я парень упрямый, не было труда, с которым бы я не справился. Неужто и в этой головоломке не разберусь?!

Думал я, голову теребя. И разобрался! Решил историю Руси бегло повторить. И тут осенило меня! Стал рассматривать тему, с позиции национальности главных действующих лиц, и всё встало на свои места!

Десятый эпизод. Следующая загвоздка. Всех участников тех лет, вошедших в историю, нет смысла разбирать, слишком долго, и напутано, придётся объяснять. О тех временах, много, излишне подробно, и без меня написано! Решил выделить основных, влиявших на ход её развития.

Вот, пожалуй, и всё по работе, но запомнились моменты, такие как: встреча с лосем, нос к носу; кабаном; лисой; тетеревами, ночующими в снегу и на токовище; с браконьерами, как сам попал в капкан; ловил руками карасей и прочие мои наблюдения за животным миром, которые запомнились очень. Трясогузки, дятлы, кукушонок, змеи и ежи, ласточки и стрижи, волчата – сеголетки, куропатки, белки, куницы, хорьки, мышь – песчанка …

За эти годы, я полностью слился с природой, жил по биологическим часам и научился определять погоду. В основном, в моём творчестве и отшельничестве, радостных дней не было, всё обыденно: серо, блекло, грустно, скучно, одиноко – не интересно. Порой, я говорил сам с собой, и песни до одури орал! За эти 12 зим, вагон дров сжёг. Ножовкой, сделанной из двуручной пилы, деревья валил и на горбу носил, на чурбаки пилил, колол, сушил и складывал под навес, хорошо, что рядом был лес. Из него и валежник тягал, все закоулки им забивал, всё шло в дело, что горело. Изба мала, но, чтобы её обогреть, дров требовалась тьма! Одна зима особенно была жестокой, мороз всю зиму трещал, с середины ноября до 20 апреля не отпускал, держал температуру от -20 до -41, и приходилось два раза в сутки топить. А когда за -35, целый день дрова в печь пихать, но толку мало, тепло улетало, его, как и не бывало! Температура выше +15 не поднималась. Всё равно писал, мёрз, мучился, страдал, светлых тёплых дней ждал и, когда день равнялся с ночью, встречал свой Новый год. Накануне наводил порядок в доме: пыль гонял, полы мыл, чистил, скоблил, подчищал в рукописях «хвосты», старался очередную тему закончить и стол освободить.

В этот день, с утра, протапливал баню, мылся, стригся, брился, стирался – приводил себя в порядок. Чтобы скрасить свою жизнь, накануне украшал жилище ветками ели и сосны, а вечером, накрывал праздничный стол. В вазу ставил четыре вида растений, а всего двенадцать, символизирующих весну, лето, осень и зиму.

Каждое растение, на моё усмотрение, соответствовало своему месяцу: папоротник, брусника, камыш, рябина, полынь, ель, сосна, можжевельник, берёза, ольха, калина, рябина, дуб, клён. С листочками – осень, голые ветви – зиму, с почками – весну, а самые красивые, яркие, зелёные – лето. Каждое растение должно отображать движение этого Мира, его развитие – муторная работа, собрать, подобрать и составить букет икебаны. Так же и с посудой было нелегко, все предметы быта должны отображать вселенную: галактики, светила, планеты, кометы, а ваза в центре – саму вселенную! Вокруг неё посуда. Так же и с угощениями мудрил, всю зиму берёг, чего было мало, что любил:

пряники, печенье, конфеты, вафли, сушки, баранки, готовил салат, к мёду пёк оладьи или блины, жарил картошку, варил яйца (если они были).

И так, на столе должно быть (не считая вазы с «цветами») 12 блюд и не более 12

яств.

Протопив заранее печь, в сумерках, застелив чистой (белой) скатертью стол, ставил снедь, а когда совсем темнело, зажигал свечи и ставил их по углам стола. Без четверти восемь (20:00), бегом из избы на простор. По ходу движения Солнца 12 кругов ходить

босиком.

Каждый круг обозначал месяц, первый круг – зима, зябко, холодно ногам, к

середине ходьбы – июль, тепло и под конец, сбавив прыть, снова становилось прохладно – осень. Пробегая мимо окошка, любовался бликом мерцающих свечей в стёклах. Красиво. Романтично. Поэтично!

Заманчивые ночные окна, излучающие разный цвет, всегда притягивали мои взгляд, за ним и скрывается тайна живущих людей, которую сей миг хотелось узнать. Каждый раз, проходя или пробегая (в зависимости от погоды), мимо окна, загадывал желание (их 12, на каждый месяц), и конечно, о них я забывал, но, на душе становилось теплее, а жизнь милее, веселее!

Завали небо снегом избушку.

Белым, белым, до самых окон.

Убаюкай зиму – старушку.