В «Законах великой династии Мин» было строго расписано – кому, в зависимости от ранга, и сколько полагается наложниц. «Наложниц для находящихся в различных местах цинь-ванов (родственников царственной фамилии – В. У.) разрешается по подаче доклада императору выбирать один раз, самое большое 10 человек, – говорилось в документе. – Старшим сыновьям… по достижении после женитьбы 25 лет, если их жены не родили сыновей, разрешается выбрать двух наложниц. Впоследствии, если родится сын, независимо, от жены или наложницы, ограничиться двумя наложницами. Если и по достижении 30 лет не родится сын, то только тогда разрешается взять всех четырех наложниц.
«Есть цена у золота, а нефрит – бесценен». Китайская поговорка
Старшим сыновьям цзюнь-ванов, а также цзянцзюням и чжунвэям, достигшим после женитьбы 30 лет, если их жены не родили сыновей, разрешается выбрать одну наложницу. Впоследствии, если родится сын, независимо, от жены или наложницы, ограничиться одной наложницей. Если и по достижении 35 лет не родится сын, то только тогда старшим сыновьям цзюнь-ванов и цзянцзюням разрешается взять всех трех наложниц, чжунвэям — двух наложниц.
Простолюдинам сорока лет и старше, не имеющим сыновей, разрешается выбрать и взять одну наложницу».
У китайцев в обиходе существовало такое выражение: «Хорошая жена сумеет подобрать мужу хороших наложниц».
Но иногда жены противились тому, чтобы муж брал наложнцу. Примером может быть выдающийся поэт ханьского Китая Сыма Сянчжу (179–117 гг. до н. э.). Он происходил из аристократического, но обедневшего рода в Чэнду (современная провинции Сычуань), с малых лет «любил учиться и фехтовать». Его биография – пожалуй, единственная в древнем Китае, в которой сохранилась не только официальная сторона, но и житейская, интимная – история его любви и женитьбы. Романтическая история произошла в период между очередным падением и взлетом в его карьере. После смерти лянского князя поэту пришлось расстаться с близким ему кружком единомышленников, который был собран этим правителем-меценатом, любившим стихи, и отправиться на родину. Здесь он оказался в крайне бедственном положении, но все же нашел себе покровителя – начальника уезда, который пригласил Сянчжу к себе и вместе с ним ездил в гости к именитым людям.
Так, однажды Сыма Сянчжу попал на пир к известному богачу, у которого была рано овдовевшая дочь Чжо Вэньцзюнь. Красота этой юной затворницы при случайной встрече вдохновила поэта, и он стал импровизировать, аккомпанируя себе на цине, вложив в песню свое душевное чувство к ней. От этой песни пошел жанр тяоцинь, сходный с испанской серенадой. Изысканная внешность, манеры придворного, его зажигательная песня очаровали Чжо Вэньцзюнь, и она бежала с поэтом из отцовского дома. Отец же в гневе пообещал убить ее и «не дать ей ни гроша». Жизнь «в четырех голых стенах» в родном доме Сыма Сянчжу заставила Чжо Вэньцзюнь пойти на хитрость. Супруги вернулись в Линьцюн, продали коня и колесницу поэта и открыли на эти деньги кабачок. Чжо стала хозяйничать у жаровни, а Сыма Сянчжу в одной набедренной повязке, словно раб, мыл посуду. От такого позора отец Чжо не смел «показаться на улицу» и в конце концов, чтобы не «потерять лицо», вынужден был дать дочери в приданое «сто рабов и миллион монет». А когда Сыма Сянчжу стал сановником, «выделил ей в наследство долю, равную с сыновьями».
Однако эта любовь поэта не была последней. Уже стариком он захотел взять себе наложницу и, как полагалось, сообщил об этом своей первой жене. По обычаю, Чжо Вэнь-цзюнь не имела права возражать против новой женитьбы мужа. Однако она это сделала, презрев все устои, как свидетельствовала сложенная ею песня «Плач о сединах».
Словно в облачке луна – светла,
Словно шапка снежная – бела…
Раз вы тайной мыслью смущены,
Значит, разлучиться мы должны.
В брачных чашах есть еще вино,
Но уйти от вас мне суждено.
Я пойду, куда ведет поток,
Уносящий воды на восток.
Стынет сердце, стынет, как мороз.
Шла я замуж без обрядных слез
И мечтала, что одной душой
Доживем до головы седой.
(Перевод С. Торопцева)
Чжо Вэньцзюнь напомнила мужу, что выбрали они друг друга сами, не через сватов, и потому должны вместе пройти всю жизнь. Она объявила изменой желание Сыма Сянжу ввести в семью еще одну жену. Мириться с соперницей она не хотела и заявила, что их пути разойдутся так же, как речной поток делится на два рукава. И такова была сила ее убеждения, что Сыма Сянчжу отказался от наложницы.
Резьба китайских мастеров. Слоновая кость
Все бездетные мужья, даже простолюдины, имели официально право взять себе наложницу. Вот как происходило такого рода бракосочетание, по воспоминаниям современников: «В самый день брака с нею муж вместе с законной женой испрашивают благословения от умерших предков, выставляя причиною этого брака продолжение своего рода. Затем муж и жена занимают почетные места в одной из зал своего дома и приказывают наложнице сделать им должные коленопреклонения. Потом муж вместе с наложницей пьет сочетальную чашу и назначает ей имя, которым должны называть ее все остальные члены дома».
Если муж брал в свой дом наложницу и жена к ней хорошо относилась, то и муж относился к такой наложнице с большим уважением.
Мужчина брал себе наложниц, согласуясь не только со своим желанием, но и со своим карманом. В небогатых семьях все наложницы жили в одном доме, сидели за одним столом. Они исполняли всю домашнюю работу, готовили пищу, мыли посуду, словом, вели домашнее хозяйство.
При этом замужней женщине, сколько бы у ее мужа не было жен, предписывалась строжайшая верность супругу. «Идеальная женщина должна быть благорасположена к другим женщинам, которых может взять в свой дом ее повелитель, сама же она может выйти замуж лишь однажды», – говорится в конфуцианском трактате «Нюйцзе» («Идеальная женщина»).
Розовые лотосы. Китайская вышивка
Некоторые считают, что китайские женщины не очень ревнивы. Но это не так. Их ревность обострялась по мере развития конкубината. Ревность стала одним из немногих способов их самозащиты. Ревнивая женщина могла только благодаря силе своей сексуальности заставить мужа отказаться от намерения завести наложницу. Чиновники-подкаблучники частенько появлялись в присутственном месте с синяками на лице, что заставило одного из императоров даже издать специальный указ о наказании ревнивых жен. Известна одна история. Некто по имени Лю Боюй часто любил читать вслух древнюю «Оду о фее реки Ло» (ода написана поэтом Цао Чжи (192–232), поэт воспевает божественную красавицу-фею, у которой явственно проступают черты земной женщины). Однажды он со вздохом произнес так, чтобы его услышала жена: «Какая красавица, вот бы ее в жены!». Жена ему парировала: «Почему ты восхваляешь фею реки Ло и пренебрегаешь мной? Когда я умру, я стану духом воды». В ту же ночь она утопилась в реке. Через неделю жена появилась перед Лю Боюем во сне и сказала: «Ты хотел жениться на фее, теперь я фея». Всю оставшуюся жизнь Лю не осмеливался перебраться через реку. Каждый раз, когда женщины переправлялись через реку на пароме, который назывался «Паром ревнивой жены» (в Шаньдуне), они прятали или укрывали свои красивые одежды и уродовали гримом лицо, чтобы не разыгралась буря. Если женщина была некрасивой, богиня реки ее не ревновала. Женщины, которые перебирались через реку, не вызывая бури, наверняка считали себя уродливыми.
«Личные танцовщицы» нюйюэ
Помимо гаремов у князей и высокопоставленных чиновников еще издревле, в эпоху Чжоу, имелись собственные труппы из нюйюэ — обученных танцам и музыке девушек, которые показывали перед гостями свое искусство во время официальных банкетов, трапез и частных пирушек. Эти нюйюэ («нюй» — женщина, девица) вступали в беспорядочные сексуальные отношения не только со своим хозяином, но и его свитой и гостями. Как свидетельствуют китайские хроники, они часто переходили из рук в руки, их продавали и перепродавали или просто преподносили в виде подарка.
Дарить красивых танцовщиц стало нормой дипломатического этикета при княжеских дворах. Известно, что в 515 г. до н. э. один вовлеченный в тяжбу крупный чиновник предложил судье в качестве взятки труппу таких девушек. Как считает Роберт ван Гулик, нюйюэ явились предшественницами «официальных проституток» (гуаньцзи).
Мраморный раскрашенный рельеф из гробницы Ван Чучжи. На рельефе представлен придворный ансамбль из 12 музыкантов. Все музыканты – дамы
Наличие подобных трупп танцовщиц и певичек считалось определенным показателем социального статуса их хозяина. Однако со временем изменившаяся ситуация в обществе привела к тому, что только правящие семейства могли позволить себе иметь частные труппы, хотя публичные дома предоставляли профессионалок, умеющих петь и танцевать, всем, кто был в состоянии за это заплатить.
Старые привычки сохранились, а может быть, возродились и в средневековом Китае. Так, в танское время стало считаться правилом хорошего тона, чтобы у каждого процветающего чиновника или писателя, наряду с женами и наложницами, всегда имелись одна или несколько танцовщиц. В то время как жены и наложницы оставались дома, эти девушки сопровождали его повсюду, чтобы украшать и оживлять вечеринки, танцуя, исполняя песни и стихи, подавая вино и поддерживая светскую беседу. У знаменитого поэта Ли Тайбо было две подруги, а у Бо Цзюйи в разные периоды его жизни имелось по несколько девушек. Может быть, как раз об одной из них он сочинил это стихотворение.
Цветок не цветок,
Туман не туман,
В полночь пришла, исчезла с рассветом.
Как сон весенний, пришла… И вдруг
Легким облачком поутру
Сокрылась бесследно где-то…
(Перевод М. Басманова)
И даже строгому конфуцианскому ученому Хань Юю (768–824) не претило содержать танцовщицу, которая являлась его бессменной спутницей. Сохранилось множество стихотворений, в которых описываются пирушки с друзьями, где присутствовали танцовщицы (сицзи).
О, хризантема, осени цветок…
Многие поэты и писатели эпохи Тан были не прочь переспать с молоденькими девушками вдали от дома и семьи. Это красочно описано Ли Бо в одном из стихотворений.
Попивая вино у горной тропы,
Приветственно махнул рукой всаднице,
Обворожительной девчонке,
Ей едва ли минуло пятнадцать.
«Выпить хочешь?» – спросил,
И она спешилась и подошла,
Обворожительная девчонка,
Ей едва ли минуло пятнадцать.
Посадил на колени, захмелел от ее взгляда,
И она, опьянев, согласилась отдаться.
О, утро у горной тропы
И вино, прогретое солнцем
И неистовый жар объятий
Обворожительной девчонки,
Ей едва ли минуло пятнадцать.
(Перевод Ю. Сорокина)
Если на танцовщицах женились, то они обязаны были, разумеется, забыть о своей прежней жизни и развлечениях, во всем подчиняясь своему мужу, храня ему верность и преданность. Не всегда эти перемены было легко переносить. В одном из стихотворений того времени описывается глубокая печаль девушки из публичного дома, которую богатый ловелас взял к себе в наложницы, а потом бросил.
Зеленеет трава на берегу речном,
Заполнили сад густые ивы.
Молодая хозяйка сидит пред окном,
Танцовщица.
Она на диво красива.
Нежны ее щеки в румянах и пудре,
Тонки и длинны пальцы прелестных рук.
Когда-то ее называли гулящей и распутной,