Спаси и сохрани

Вернёмся мы в поля свои,
И засверкает вновь над нами
Луч яркий мира и любви.
Егор Сибирский.

В дни царя Ирода

Во дворце Ирода был пир. Вино лилось пенистой рекой из золотых сосудов, которые подавали красивые рабыни.

Плясали женщины, полуобнажённые, звенящие от драгоценных ожерелий, которые сверкали на их груди, переливаясь самоцветными камнями.

Золотой чешуёй блестели браслеты на их смуглых ногах и на прекрасных, тонких руках.

Чёрные волосы сбегали широкой волной на плечи, подхваченные сверкающим обручем или связанные в пышные узлы, унизанные жемчугом и алмазами.

Молодые иудеи и римляне возлежали на своих ложах около пышных разукрашенных столов и скучали.

Что было интересного римлянам здесь в этом отдалённом уголке Иудеи, куда они попали в качестве управителей или должностных лиц, когда они пользовались всеми благами жизни, которая только могла дать столица мира – Рим.

Молодые иудеи подражали своим владыкам и тоже скучали или, вернее, делали вид, что им скучно среди богатств и роскоши царского пира.

В то время Римская Империя обнимала почти все известные тогда земли.

Везде были разбросаны огромные колонии, огромные завоевания Римской Империей царства, где для вида оставлялись местные цари и владыки, но куда неизбежно назначались знатные римляне для верховного контроля над их деятельностью.

Во всех колониях стояли римские войска и строго наказывали местных жителей за малейшую провинность. Весь мир трепетал перед Римом.

Рим завоевал всё и крепко держал под своей железной пятой раздавленную землю.

Орлы – знамёна Рима облетели всю землю и, наконец, впустили свои когти в ужаленную, растерзанную внутренними междоусобицами Иудею.

Итак, в далёкой Иудее среди стонавшего, побеждённого народа пировали скучающие победители.

Мрачно лежал Ирод, прирождённый царь Иудейский. Он ненавидел наместника Рима Понтия Пилата и всех этих римских воинов, которые жили в Палестине, следили за ним и были на деле настоящими правителями Иудеи, которым он принужден был повиноваться.

Но он боялся римского императора и поэтому заискивал перед его слугами. И в тоже время он презирал и ненавидел свой собственный народ, ждавший какого-то Мессию, какого-то «настоящего» Царя Иудейского и он боялся свои подданных, этих восторженных, шумливых людей, всегда готовых кричать и спорить по вопросам веры.

Сам Ирод не был верующим человеком, отравленный близостью с презиравшими всё на свете римлянами, он был горд, честолюбив и глубоко страдал от владычества Рима, не имея в то же время возможности опереться на свою подавленную разорённую страну.

Ирод лежал на ложе, усыпанном, по римскому обычаю, душистыми лепестками роз.

Красавица рабыня стояла около него с большим опахалом, которым она навевала прохладу на своего владыку, а он мрачно смотрел на золотую чашу, блестевшую в его руке.

– Что с тобой, великий Ирод? – спросил его Понтий Пилат. – На тебе лица нет. Ты устал или какие-нибудь дела расстраивают тебя?

Ирод посмотрел на красивого римлянина. Он не знал, что ответить, потому что он был груб, не образован и ум его совершенно не знавал той изысканности, гибкости, которой были одарены его гости.

– Сегодня срок, – вдруг сказал он и разом выпил чашу.

– Какой срок? – сдерживая улыбку, спросил Корнелий, один из самых блестящих офицеров римского войска. Он попал сюда случайно со своим полком и не чаял вернуться в Рим.

– Срок моего царствования, – вдруг поднял глаза Ирод и сам испугался своих слов.

Но было поздно.

Пилат поставил чашу на стол и приготовился слушать.

– Или вы не слыхали, что болтают в народе. Сегодня должен родиться Царь Иудейский, который будет истинным царём.

– Слышал, – засмеялся Пилат.

– Не всё ли равно, что говорит народ, – презрительно процедил один из молодых знатных иудеев, увешанный драгоценностями, как женщина.

– Но ведь его царство будет не наше, не здешнее, а какое-то особенное. Надоели мне эти басни. И охота тебе их слушать, – сказал Пилат.

– Римские войска охраняют тебя, и наш император не признаёт другого царя в Иудее, будь покоен, – снисходительно заметил Корнелий, – лучше прикажи этой рабыне, что сидит там, в углу с арфой – спеть нам. Говорят, здешние песни красивы. Я их почти не знаю.

Рабыня стала. Окинув чёрными, горящими, как уголь, глазами, всех гостей, она запела.

Её голос звучал сначала тихо, потом она запела громче и громче.

Все замерли.

Казалось, древняя пророчица восстала и заговорила её устами.

– Придёт звезда с востока, – говорила она. – В городе Виелееме родится Он, и поклонятся Ему народы. И великий Рим склонит перед Ним главу свою. И на кресте примет Он смерть и поклонятся ему народы. И воскреснет он из гроба, и царству Его не будет конца. Горе вам, не знающим Его, горе вам не возлюбившим Его.

Рабыня в изнеможении упала на роскошный ковёр.

Весь бледный поднялся Ирод со своего ложа.

– Какая-то безумная, – сказал Пилат. – И как это пустили её сюда. Вот неприятный здесь народ. Который раз слышу я эту песню. Один раз какой-то нищий вздумал её петь под моим окном. Я его приказал повесить.

– Удивительное нахальство. Вы послушайте: «Рим поклонится Ему», – вскричал Корнелий.

– Душно мне, – прохрипел Ирод.

Рабы открыли двери.

Прямо против неё на безоблачном чёрно-синем небе горела необычная звезда.

Она сияла и переливалась всеми цветами радуги, она горела на небе, как огромный алмаз, и луч от неё яркий и белый падал прямо в сторону Виелеема.

– Звезда, – закричал Ирод. – Он родился! Видите. Я прикажу перебить всех младенцев, которые родились в эту ночь в этом Виелееме. Всех, слышите ли, всех, – хрипел он.

– Ну и отлично. Мы поможем тебе. Я не позволю, чтобы эти господа грозили самому Риму. Хочешь, я сам пойду и распоряжусь, – сказал Корнелий, которому невероятно надоела вся эта история и хотелось под благовидным предлогом уехать из дворца.

Он позвал своих воинов, вскочил на коня, и они помчались по широкой и гладкой дороге, которые всегда проводили римляне по завоёванным странам.

Звезда горела ещё ярче, когда они приехали в Виелеем.