Спираль Эолла. Часть третья. Возвращение на Гаур. Книга 1. Седьмое включение. Книга 2. Теократия

– Загадочная… сказка! – задумчиво ответил Эур, рассматривая обширное пространство зала, на котором кроме стола в центре стояли три деревянные кровати под покрывалом и три сундука на противоположной стороне от них.

– Да, загадочно! – осматривая голубой зал, ответила Наэла, – если учесть, что мы под озером!

– Под озером? – удивлённо посмотрев на Наэлу, проговорил Эур.

– По изгибу тоннеля, которым мы вошли сюда, можно судить, что так оно и есть. Мы под озером!

– Но кому нужно было создавать это сооружение, тем более под водой! Х-м! Чудеса! Загадочные чудеса! Х-м-м! – почёсывая затылок, хмыкал Эур

– Три кровати и три сундука. Три на три, и ни намёка на жизнь! Хотя… может быть в этом, кроется ответ, – направившись в сторону кроватей с ящиками, проговорила Наэла.

– Всё возможно, хотя я в этом не уверен. Если здесь когда-то и была жизнь, то давно умерла. Нет ни единого намёка на неё! Уверен, сундуки ничего не расскажут о ней.

Сундуки действительно не открыли тайну подводного зала, и не открыли тайну жизни, возможно, когда-то бьющуюся здесь. Они были пусты.

– Эур, здесь жутко! Давай уйдём отсюда, – подойдя к мужу и крепко вцепившись в рукав его куртки, проговорила Наэла и потянула его к выходу из зала. – Вдруг это обитель бога, а мы вошли в неё без его позволения.

– Обитель бога?! Вряд ли! Зачем ему этот пустой зал? Он более похож на склеп, нежели на жилище. Да-а-а, – махнув рукой, – у него вся вселенная! Здесь кроется что-то другое. Но что? Думаю, со временем мы разгадаем тайну этого подводного зала, а сейчас, ты права Наэла, пора возвращаться в наше жилище, факел догорает и если он затухнет, нам придётся идти в темноте.

Глава 2. Ларун

Красные ягоды.

За западным гребнем кратера, – на плато смерти, где Эур и Наэла добыли мамонта, вновь началась непримиримая война двух полюсов. Посылая свои плотные потоки ветра в лобовую атаку, они скручивались в тугие жгуты и устремлялись ввысь, откуда, обессилев, низвергались вниз снежной круговертью, отчего наблюдателям, коими были Эур и Наэла, казалось, что за гребнем гор жизнь борется со смертью. Зимний сезон бурь входил в свой пик, лишь в долину богов, где нашли приют Наэла и Эур, войне полюсов путь был закрыт, но всё же снежная вьюга изредка достигала этого райского уголка и касалась его своим ледяным крылом. Тогда снежная пелена опускалась на долину богов и расползалась жиреющим холодным покрывалом по сонному лесу, замеревшим в ожидании весны полям и коченеющему озеру, по берегам покрывшемуся коркой льда. Вскоре долина богов, полностью укрывшаяся зимним полотном, засияла радужными искрами, отбрасываемыми снежным покрывалом, освещаемым в безоблачные дни холодными, но ослепительно яркими лучами солнца. Лишь водопад на восточной стороне озера в гордом одиночестве противостоял северным ветрам, но и он с каждым новым днём приобретал более звонкую тональность, – это тонны извергающейся с горной вершины воды били по своим, удалённым от основного потока, заледеневшим струям, как по струнам арфы. Но этой мелодии, как и какофонии бури на плато смерти, было суждено биться веками только в своих границах. Ни одному из этих звуков не суждено было вырваться за пределы своих границ, чтобы слиться в едином аккорде и воспеть гимн жизни в борьбе с холодным и пустынным севером, несущим бессмысленную смерть. Хотя… какой смысл есть в смерти? Смерти противоположна жизнь и только в жизни есть смысл. Только жизнь рождает жизнь, только она творец мироздания, а смерть её отрицание, она всего лишь её противоположность, рождённая жизнью для понимания жизни, вечности её.

А на нейтральной полосе, меж какофонией плато и звуков ледяных струн водопада, противопоставляя себя тем далёким аккордам, игриво потрескивал огонь в печи, согревая своим теплом и золотыми игривыми отблесками на стенах, тихо беседующих людей. В уютном жилище, вновь отгороженном от тоннеля-трубы каменной стеной, аппетитно пахло свежеиспечённым хлебом и здоровым ароматом молодых тел.

– Прекрасный подарок преподнесла нам природа, – загадочно поблескивая глазами, говорила Наэла, – в этом году, как никогда раньше пришла очень снежная зима. Через несколько дней прекратится буран и плато, как и наша долина жизни, покроется многометровым снегом, хотя и сейчас его намело уже невиданно много, и это благо для нас, по такому снегу к нам не пробьётся ни один враг, – минута молчания. – Хотя… у Турона есть утрамбовыватели снега… нет, – махнув рукой, – его армия и с ними не дойдёт до нас. Как-никак, а на такой поход потребуются большие средства, да и путь не короток… – Наэла призадумалась, как бы что-то подсчитывая в уме, – да, месяц… не меньше! Нет, не придёт! Не помогут и утрамбовыватели. Весной? Весной… да! Но к этому времени мы что-нибудь придумаем, и не только для обороны, но и для ответного удара!

Слушая Наэлу, Эур усердно полировал четвёртую полосу узкой деревянной планки с загнутыми вверх концами. Наэлу давно интриговало это новое изобретение мужа, она выпытывала у него предназначение досок, но он лишь отшучивался, говорил, что они нужны ему для ловли птиц, при этом хитро щурился и слегка улыбался.

– Не берусь противоречить, милая, ибо не знаю, какие здесь бывают зимы, поэтому остаётся верить тебе на слово, – не отрываясь от работы, ответил Эур.

– Прекрасный у меня муж! Со всем соглашается! Хоть бы поспорил разок, прям какая-то идиллия! – не удовлетворённая столь незначительным ответом, воскликнула Наэла и, секунду помолчав, как бы рассуждая о чём-то, бросила в сторону Эура. – Мы что… с тобой играем в верю-не верю!? Просто райская жизнь! Я с тобой разговариваю, ты мне веришь, а вот если я тебе скажу, что завтра пойдёт дождь, ты что… и в это поверишь?

Оторвавшись от работы, Эур с удивлением воззрился на Наэлу. В его голове кружились разнообразные мысли, одна хуже другой. Он думал, что Наэла устала от него, разлюбила, что стал противен ей, и она живёт с ним лишь из необходимости.

– Стала редко подходить к печи для приготовления пищи, отказывается есть приготовленные мной блюда, и даже отказывается спать со мной в одной постели.

Всё эти мысли налагало на душу Эура тяжёлый отпечаток, он замыкался, отчего Наэла ещё более распалялась и всё чаще становилась реактивной, с частой сменой настроения от высокой активности до упадничества. Эур не мог понять причину её столь резкого охлаждения к себе, всячески старался угодить ей, в чём-то помочь и предупредить вспышки необоснованной обиды и импульсивности, но это ещё более раздражало её. Его молчание и согласие со всем и во всём она компенсировала выговорами в его адрес и неумолчной говорильней, порой носящей энцефалопатический характер.

– Я с ума схожу от скуки, а тебе хоть бы что! Ты даже вмешиваешься в приготовление пищи, – Наэла осеклась и на миг умолкла, осознав, что уже давно не стояла у печи, – и вообще, она стала не вкусная и какая-то противная, а за дверью снежок, – мечтательно, – и он пышный, пусть даже и по колено, но зато нежный, как… как… – окинув жилище взглядом, – как вот этот мех, – найдя сравнение с устланном на своей постели покрывалом, на котором сидела, выговаривалась она и неожиданно требовательно, – я хочу по нему погулять! Хочу простора, хочу глоток морозного воздуха, а там… а здесь… а здесь мне душно. Вот!

– За порогом нашего жилья сегодня очень холодно и ветрено. Слышишь, как воет метель?! – сказал Эур и предложил повременить с выходом наружу. – Уверен, вьюга и снегопад скоро прекратятся и мы обязательно совершим прогулку по нашей долине жизни.

– Порог, метель, снегопад! А мне это нравится, вот! И вообще, если он такой глубокий я вот встану сейчас с кровати, выйду и поползу по нему. Летать хочу, понимаешь, или нет? Я хочу летать, а в лесу вкусные ягоды! Их сейчас прибил мороз и они стали сладкие-сладкие, – прикрыв глаза и покачивая головой, как бы от ощущения вкуса сладости, – нет, я поползу, я окончательно решила, поползу, – твёрдо проговорила Наэла и вдруг неожиданно, даже для самой себя, звонко засмеялась, представив, как ползёт по глубокому пушистому снегу, разгребая его руками. – Эур, милый, а давай поползём вместе. Ты большой, будешь утрамбовывателем снега, а я… ха-ха-ха… а я… А кем же буду я? – призадумавшись, – а не всё ли равно кем, хоть кем, лишь бы ползти к сладким ягодам, – и снова требовательно, – хочу! Хочу сладких ягод! Слышишь, Эур, хочу много красных, сладких ягод! Хочу, хочу, хочу!

Ударяя кулачками по покрывалу своей кровати, Наэла требовала от Эура немедленного выполнения своей прихоти.

Отложив в сторону дощечку, Эур улыбнулся и спокойно проговорил:

– Что ж, требование моей милой жены для меня закон. Готовься к выходу в лес и именно сейчас.

– Сейчас?! – удивилась Наэла. – Но там воет метель, мы не сможем пройти и пяти шагов. Нас смешает со снегом и унесёт неведомо куда, да… мы и утонем в снегу. Ты что, совсем ничего не видишь, посмотри в окно, там сплошная белая стена! И вообще, никуда я с тобой не пойду! Я что… совсем из ума выжила что ли! Ну, уж нет, если хочешь, иди сам, а меня за собой не тяни, мне и здесь хорошо! Здесь тепло и уютно, – сжавшись в комочек, ответила Наэла, и от умиления прикрыла глаза.

– Ты же только что говорила, что хочешь видеть меня утрамбовывателем снега и ползти за мной за какими-то неведомыми ягодами.

– Мало ли что я говорила! Это было давно, вот! А сейчас я уже ничего не хочу, я устала и хочу спать, – зевнув, ответила Наэла и приклонила голову к пушистому тёплому валику, служившему ей подушкой. Вскоре по пространству жилья разнеслись её лёгкие посапывания.

Подбросив в топку печи уголь, Эур взял ранее изготовленные дощечки, – самые длинные и более широкие, нежеле другие две лыжи, уложил их на пол и приторочил к ногам крепкими ремнями. Потоптался на месте и, чмокнув от удовлетворения губами, сделал два шага.

– Прекрасно! Всё очень прекрасно! Теперь мы можем легко передвигаться даже по глубокому снегу, я в этом уверен. Не зря же память показала мне эти предметы. Я даже ходил на них во сне и довольно успешно! А всё, что преподносила и преподносит память полезно и нужно для жизни.

С каждым днём Наэла всё чаще говорила об усталости, стала раздражительной и в течение дня неоднократно ложилась спать. Если в первый раз сон её длился не более десяти минут, то с каждым новым днём он стал нарастать по времени, и в тот день, когда Эур полностью закончил работу над своим последним изобретением, он удлинился уже в десять раз.

Утром следующего дня, открыв глаза, Наэла повела ими по серому пространству жилища, увидела Эура и, улыбнувшись, произнесла:

– Я видела прекрасный сон, в котором только мы, – ты, мой милый, и я. Мы шли по кромке берега, сияющего бриллиантовыми искрами, наши ноги омывала лёгкая тёплая волна, и мы смотрели вдаль, туда, где на глади лагуны стояла прекрасная яхта под голубыми парусами. Ты держал мою руку в своей руке и что-то говорил, но я не могла разобрать твоих слов, ты говорил на каком-то странном, но звучном языке. – И вдруг обидчиво и громко. – Говори, немедленно говори, о чём ты рассказывал мне! Иначе я сильно на тебя обижусь и из того что ты приготовил на завтрак ничего не буду есть. А есть, о-о-о, как хочется есть! Ну, что ты сидишь? Дай же скорее своей бедной, голодной девочке что-нибудь вкусное. Ягодки, хочу, красные, сладкие ягодки!

– Что ж, пусть будет так, как требуешь. Сейчас мы пойдём в лес и будем собирать нужные тебе красные ягоды. Ты говорила, что хочешь ползти. Но ползти мы не будем и утрамбовывателем снега я тоже не буду.

Наэла с интересом слушала Эура, и одновременно недоверчиво покачивала головой.

– Мы пойдём ногами по снегу, и, уверяю, не будем проваливаться.

Наэла замерла и уже изумлённым взглядом широко раскрытых глаз остановилась на лице Эура. Увидев этот взгляд, Эур подошёл к дощечкам, изготовленным прошедшим днём, взял две самые широкие и длинные и, уложив их на пол, приторочил ногам.

– Вот на этих снегоходах мы пойдём в лес, и никакой снег нам не будет страшен.

– Эур, какой ты оказывается умный! – захлопала в ладони Наэла. – Милый, милый, приторочь и к моим ногам эти доски, я пойду в лес и соберу много-много красных, сладких ягод. Ах, как сильно я хочу этих нежных, сладких ягод!

– Какой же ты ещё ребёнок! – усмехнулся Эур. – Нетерпение льёт из тебя бурным водопадом! Смотри, – резко указав на пол, – сколько уже воды!

Сидя на лежанке, Наэла резко вздёрнула ноги и взглянула вниз. Не увидев ни капли воды, поняла шутку мужа, зарделась, затем с интонацией капризного ребёнка произнесла: «В таком случае мы никуда не пойдём, а поплывём!»

Бурный всплеск эмоций, вырвавшись из Наэлы, заставил встать её с лежанки и закружить вокруг Эура. Изображая волну, она плавно водила руками и кружила вокруг мужа, при этом слегка касалась его лица, как бы орошая его лёгкими брызгами, поднятыми бризом с глади воды.

Эур был счастлив и в тоже время недоумевал. Он не мог понять, что в последнее время происходит с его милой девочкой. То она неожиданно впадала в беспричинный гнев, становилась обидчива и раздражительна, а то вдруг весела и безумно счастлива. Так случилось и на этот раз.

Остановив кружение, Наэла резко перешла из состояния веселья к грусти и, потушив озорные искры в глазах, с глубокой усталостью в них посмотрела на Эура, затем медленно опустила взгляд на пляшущие по полу блики печи и медленно пошла к своей лежанке, но, не дойдя до неё двух шагов, остановилась, повернулась к мужу и тихо, с какой-то непонятной ему тревогой, произнесла: «Давай повременим с выходом в лес. Снег очень глубокий, я не смогу долго передвигаться по нему даже на твоих досках, устану, и мы ни с чем возвратимся в наш уютный, тёплый дом. Если хочешь, иди один и, пожалуйста, принеси мне красные ягоды. Я слышу ветер стих, и снег уже не сыпет крупными хлопьями, а мелкие озорные снежинки не помешают тебе найти дерево с красными ягодами. А завтра я обязательно с тобой пойду, но только если ты принесёшь красные ягодки».

– Завтра, но почему не сегодня? День в самом разгаре и ветер, как ты верно заметила, стих, – не особо удивившись резкой перемене настроения Наэлы, спросил её Эур.

– Мне страшно от надвигающейся неизбежной неизвестности, – усевшись на свою лежанку и склонив голову вниз, ответила Наэла и, как глубоко уставший человек, тяжело вздохнула.

– Страшно!? Чего ты страшишься? Снегу столько намело, что к нам сейчас даже сам Турон не доберётся. Прости, Наэла, но твои слова путаны и не понятны. Объясни, что тревожит тебя?

– Вот здесь, – указав на грудь, – какое-то новое щемящее чувство. Надвигается что-то неведомое ранее, тревожное, а предчувствия не обманывают меня, и ты это хорошо знаешь. В этом новом радость и тревога, но более всего страх от чего неизбежного, обязательного, должного произойти! Прости, милый, но сегодня я устала и меня… – зевнув, – тянет в сон.