Правду славим

– Кошелева Россия Ивановна, – ответила девушка.

– Что ещё за Россия? У нас до семнадцатого года Россия была, а сейчас – республика. Кто разрешил такое имя?

Ответила, что начальник района, уполномоченный и примолк, а выяснив, что девушка знает грамоту, записал учетчицей. Дал карандаш, тетрадку и распорядился, чтобы у всех в поселке живность на подворье переписала. В помощники своего сына приставил, дал на это два дня, а сам в район уехал.

Решили мужики часть скотины угнать на лето в тайгу, не понаслышке знали, что такое животину на учет ставить; ни молока, ни мяса на прокорм семье не останется.

Уполномоченному за малый рост и тявкающий голос сразу дали кличку Моська, а сына за большие уши прозвали Лопухом, тот пьяницей оказался. Отец его за околицу, а он к России и со звериным оскалом:

– Давай пива! Пива давай! Пива найди, и живо!

Принесла ему Россия целый лагун браги, тот два дня и пьянствовал. К возращению Моськи большую часть коров и овечек перегнали на дальнюю пасеку, скрытую от районных властей.

На следующее утро уполномоченный как в армии построил всех михайловских мужчин с их сыновьями старше семи лет и провёл перекличку. Удивились люди такой невиданной его дурости, но промолчали, не роптали и не выказали неподчинение. Потом узнали про его «армейские» замашки. Оказалось, что Моська ни за красных, ни за белых не воевал, а, якобы, по болезни желудка вел в военкомате учет призывников. Брал за отсрочку от армии с кого деньгами, с кого продуктами, пока не попался. Судить не стали, как-никак партийный – опять же дал взятку, кому надо. Вот так и попал этот злыдень в Михайловку. Своему сыну он тоже белый билет справил. В хозяйстве Моська ничего не смыслил, а в выполнении районных указаний усердствовал жестко. На едока в семействе оставлял по литру молока, остальное – на сдачу. Сам спозаранку по дворам бегал, даже привез из Старой Барды ведро с меркой.

Вскоре мужики узнали о причине ретивости Моськи. Приехал в его отсутствие из районной заготконторы проверяющий. Россия ему бумаги показала, в которых было помечено, кто и сколько чего сдал. Тот оказался дотошным, заставил учётчицу на каждом листочке расписаться, с тем и уехал. Моська, когда об этом узнал, рассвирепел не на шутку, видно, большая недостача и разница была в отчетах, живо нагрузил без всяких бумаг воз солонины и в район. Вернулся ещё злее. Когда тот очередную партию продуктов повез, мужики возьми да проследи за ним. Возы он почему-то все ближе к вечеру снаряжал. Оказалось, что не в заготконтору, а прямиком с возом к свояченице, где и сгружал половину, а уж та неучтенными продуктами в Бийске торговала. Селяне решили никому не жаловаться. Поговорили с Моськой:

– Сколько тебе самому надо, бери, но и нас не обижай.

Затаился уполномоченный, а его сын Лопух, хоть и пил почти каждый день, стал приставать к России. К тому времени она уже была сосватана за Николая Сибирцева. Любила своего суженого, а уж как Коля был счастлив, только сам он знал, хотя, и она, естественно, тоже! Летом ни одного дня не было, чтобы Николай цветы не принес своей любушке. На покосе она или на пасеке, за десять верст или более, а прибежит, найдет, и слов ему никаких не надо, лишь бы рядом была его милая, тепло и уютно им вместе. В мае следующего 1928 года забрали Николая в армию и отправили служить на Дальний Восток. Не думала она тогда, что придется встретиться с ним в том малообжитом суровом краю.

К осени сын Моськи вообще осмелел, стал подглядывать за девушкой и как только она в сарай зайдёт или на покос отправится, тут как тут рядом объявлялся и со своими паскудными требованиями к ней приставать начинал, бывало и руками норовил под подол залезть. В последнее время даже силу применять стал. Видя такое дело, отец девушки в один из вечеров при пьяном Лопухе послал её на дальнюю пасеку, тот, конечно, за ней подался. Словили его мужики за поселком, содрали штаны да в муравьиную кочку посадили, связав прежде руки и ноги. Утром Моська, отправив Россию на пасеку улья пересчитать, заявился к Ивану и без всяких подходов приказным тоном заявил:

– Арон жениться хочет на вашей дочке, я не против, побыстрее насчет свадьбы.

Иван ответил:

– Просватана уже, жениха из армии ждет.

Неделю-две спокойно было, да видно, от кого-то узнал уполномоченный о скотине, спрятанной в тайге. Решил найти ту тайную пасеку. Сказал сыну, чтобы тот проследил за девушкой. Когда пошла она в ночь на скрытную заимку дежурить и коров доить, как вор стал красться за ней, и хотя ночь была тёмная, запомнил, поганец, дорогу. С рассветом девушка из тайги к поскотине вышла, тут и Моська с милиционером из-за амбара прямо к ней вышел, а позади Лопух с карабином. Так под конвоем и привели Россию к избе. Оставив милиционера на улице, завел её Моська в дом, и с порога:

– Ну что, Иван, договоримся без властей? Либо через неделю свадьба, либо тебя с остальными под суд. России твоей за подделку документов и укрывательство, как вредителю, на полную катушку – десять лет с конфискацией.

Дал время на раздумье до следующего утра, а сам с участковым в село Тайна гулять уехал. Собрались тогда почти все михайловские у церкви на сход. Долго обсуждали, уже ближе к обеду позвали девушку.

– Ну, девонька, как скажешь, так и будет. Пойдешь за Арона или нет? – спросили.

Слезы давят девушку, но сказала, что надумала:

– Не быть этому, всю вину на себя возьму. Тятя, деда, дорогие мои, будь что будет. Но не заставляйте меня через совесть свою переступить.

На том и решили. Чтобы мужиков всех не пересадили, всю вину на себя семейство Кошелевых взяло. Понадеялись, что строго девушку не осудят, а членов её семьи откупят. Для этого приготовили две бадьи кедрового масла, собрали копченостей и меда со всех дворов. Отдали всё это Моське, только он никого из судей не стал одаривать, всё себе захапал. Семейство Кошелевское кулаками признали. Отца с дедом на рудники в Казахстан отправили, Россию на Дальний Восток на пять лет на исправительные работы. Дом их со всем хозяйством отошел Моське. До этапа девушке удалось с родными свидеться. Дедуля наказ дал:

– Что такое вера человека? Она сродни той капельки влаги, что внутри земли находится и хочет эта водица воли. А для этого она стремится покинуть тьму земли, чтобы увидеть свет. И вот это стремление выводит капельку через лабиринт ходов тёмных к заветной трещинке в тверди, к свету земному. Вот так и человек стремится к истине. Запомни, внучка, зло несут люди, слабые духом. Нет в них искры божьей, что к любви ведет. На добро способен только сильный человек, и сила эта в доверии к нашему Творцу. Как бы трудно тебе ни было, не уподобляйся слабым, на жизнь не клевещи и не сетуй. И ещё – не твори даже в мыслях возмездие к тем, кто сделает тебе больно. Добро и зло – это чувство людское, земное, а возмездие – удел Всевышнего. Живи по совести.

Стало это напутствие для России, как молитва, дало ей силы на выживание среди тех, кто унижал, ломал и коверкал её судьбу.

Долгий путь на Восток шёл в зловонном, тёмном, душном, тесном, пропитанном невольничьим духом узилище под названием вагон. Почти ежедневно кто-то умирал, сходил с ума, резал вены, пытаясь покончить с собой. Остальные с нетерпением ожидали одного, когда же этому ужасному путешествию придет конец. Дождались. Ранним утром больше обычного суетились конвойные, и вдруг настежь открылись ворота тюрьмы на колесах. Затем громкое:

– Выходить всем!

Боже, какой радостью была эта команда для узников. Воровки, убийцы, враги народа прямо-таки вывалились на свет божий. Падали друг на друга визжа, крича, плача, обнимаясь, забыв о склоках, ссорах. Под ногами не скользкие от блевотины, мочи и слёз доски, а зеленая, мягкая трава. В высоте слепящее глаза и обволакивающее ласковым теплом огромное небесное светило, осияющее золотыми лучами гладь озера, манящее влекущее заскорузлые тела женщин в свою гладь, отливающую небесной синью. А за ним не горы, а хоровод сопок с выступами рыжего грунта, украшенного малахитом деревьев и разнотравья. И всё это вольная жизнь дикой природы.

– О! Как хочется вспорхнуть и воспарить над всем этим естеством, резать его ломтями и глотать, не разжёвывая, насыщаться и бороться за дальнейшую жизнь, жизнь неведомую, но желанную даже в таких невыносимых условиях, – думал каждый выживший в передвижном аду, но последовала команда строиться и между тем видимым, но недосягаемым миром и этим реальным, где конвойные, тотчас выросла стена из колючей проволоки.

После построения и переклички, прежняя охрана в ожидании лагерного конвоя, подобрев и желая напоследок полюбоваться женской натурой, разрешило всем женщинам искупаться в озере, помыться и постираться. Водная нива теплая, прозрачная согрела всех узниц, отпарила, словно соком снежницы досыта напоила, сняла тяжесть грязи с тела, сгладила обиду на рабскую жизнь, усилила желание жизни. Не верилось, что в этом райском уголке есть место, огороженное венками из железных колючек. Зачем среди внешнего благолепия очаровательной мирной природы человек для себя же подобного выкопал яму, котлован смерти? Это символ новой власти, трубящей на весь мир, что лучше социализма ничего нет? Или это символ сатаны, разделивший народы одной страны стеной из колючей проволоки, по разные стороны которой только узники ада.

***

В лагере перекличка.

– Что это за Россия? Ну-ка, ко мне её! – приказал начальник лагеря.

Любопытно посмотреть на человека с именем державы.

После смотрин, увидев красу девичью, начальник попытался девичество её испоганить. Но Россия обладала каким-то таинственным, проникающим в самую суть человека взглядом, который без слов отбил у него желание близости.

Два полюса.

Каждый зверь, находясь в зоопарке, ограничен в свободе и зависим от своих содержателей, но защищен от соседей оградой. В этом состоянии он знает, что никто не перегрызёт ему горло, не отберёт у него положенную ему пищу. Человек не зверь, но если его лишили свободы, дали имя Зэк и заперли за колючей проволокой, то он становится зависим от всех, кто его окружает – от охраны и от такого же, как сам зэка. За колючкой сотни зэков в одной клетке, и в каждом от природы заложен инстинкт зверя. В этом пригодном только для скота загоне в постоянном контакте находится масса молодых, зрелых и пожилых людей, есть среди них и совсем немощные старики, но все они обладают разумом, оттого колючка давит на каждого из них более, чем на зверей решётка клетки. За колючкой люди разных национальностей, разной степени образованности, разного вероисповедания, у каждого свои семейные и национальные традиции, свой характер, но одинаковые для всех жесткие, скученные в два-три, а где и четыре этажа нары. Здесь страна Россия с её бескрайними просторами скукожилась для каждого арестанта до одного квадратного метра. Здесь холод, голод и узаконенное разными декретами и постановлениями унижение, бесправие и насилие. Здесь разум человека создал более жестокие, нежели звериные, законы, – здесь действуют неписаные, но поощряемые лагерным начальством законы преступного мира. Есть полюс Северный, суровый, холодный, только полюс лютости племени зэков пострашнее будет.

И в этом жестоком мире начался новый этап жизни восемнадцатилетней девушки с именем Россия.

***

(Поколению, знающему о насилии государства над своим же народом лишь понаслышке, да и то в искаженном, выхолощенном в угоду власти виде, трудно понять, почему люди, оказавшись по разные стороны колючего забора, мгновенно становились непримиримыми врагами. Как жить, как выжить в этом хаосе бесправия? Чтобы понять это нужно самому пройти ГУЛАГ или послушать рассказ о жизни в лагерях от людей, переживших тот кошмар. Возблагодарим господа, что недовёл нас до тех лагерей и обратимся с волнующим нас вопросом к девяностотрёхлетней женщине:

– Россия Ивановна, почему такая злая ненависть сквозила меж зэками и лагерной охраной, и кого из невольников наиболее жестко травили в лагере?

– Всё просто. Начальники и охранники лагерей, – обиженные на всех и вся проштрафившиеся на большой земле неудачники по службе, жаждали перевестись из зоны в города, поэтому выслуживались и вымещали свою обиду и злость на беззащитных заключённых. Но более всего они издевались над священнослужителями – православными священниками, лютеранскими пасторами, ксендзами, еврейскими раввинами, – над всеми без разбора. Все они привлекались к самой унизительной работе, использовались в качестве ассенизаторов, при чистке параш и отхожих мест. Если среди таковых оказывался священник-старообрядец, то это, вообще, изгой в лагере. Людей старой веры сначала унижали уборкой нечистот, а потом отправляли в удаленные точки от лагеря, в штольни и шахты по добыче левой и неучтенной породы, содержащей драгоценные металлы. И эти узники уже никогда назад не возвращались, погибали там, где работали.

Теперь представьте, как несёт от человека, если он в нужнике работал. В барак его ещё пускали, а на нары путь был заказан. Кто же сможет в духотище барака ещё и смрад терпеть? Но мы, верующие, не оставляли тех святых людей в беде, помогали выживать в тех адских условиях.

И ещё спросим Россию Ивановну:

– Почему именно служителей церковного алтаря подвергали такому дикому унижению?

Россия Ивановна пояснила довольно-таки кратко, точно и понятно.

– Зависть и ревность снедала их истязателей, – гонителей Бога, но для духовенства и верующих Божье наказание страшнее любой земной несправедливости, поэтому земное наказание они принимали спокойно. Не дано было понять цепным псам главной тайны верующего человека. Верующие люди, принимая унижения, верили в Бога и знали, что каждая капля крови и слез мученика превращается в семя для церкви. Так что, бесовский порок, что завистью да гневом называется, присущ людям слабым духом.

Услышав ответ на свой вопрос, мы, естественно, задумаемся о жизни и вере, и с восхищением посмотрим на эту мудрую женщину).

***

В таком жестоком мире начался новый этап жизни восемнадцатилетней девушки с именем Россия, начался новый круг лагерной жизни с множеством неразрешимых вопросов и проблем. Освоиться с лагерными порядками трудно. Нужно было научиться ходить строем, питаться не за столом, а где придется, а главное всегда быть начеку. Кто враг, кто друг – попробуй, разберись. Через желудок всё чистое, человеческое, что ещё было в заключенных, будто кислотой вытравливалось.

А что же местное население, что жило в сёлах близ лагерей? Может быть, те люди сочувствовали заключённым и подкармливали их? Этого не было. Сказать, что все в деревнях были дремучи, верили в то, что за колючкой действительно преступники и враги народа, не сказать ничего. Не делили они заключённых на преступников и безвинных. Для них новое пополнение лагеря – благость, ибо новенькие часто бежали, не выдержав жестокость жизни, а за поимку беглеца давали пуд зерна. Зная это, местные жители делали ловушки вокруг лагеря и дежурили возле них, ожидая очередного беглеца, значит материального поощрения.