Повести

Стоявший первым, лейтенант, обвел комнату мутным взглядом, остановился на Астахове, заулыбался во всю физиономию и спросил:

– Это ты что ли Астахов? Уж не Димка ли?

– Да, Дмитрий.

– Я это понял, когда ты завалил меня сейчас. Я думал, что некому меня тут так обидеть, а ты взял и обидел. А ты ведь этим броском у меня на «Вооруженке» выиграл. Вспомни Болгарию.

Наморщив лоб, Астахов что-то вспоминал а, вспомнив, заулыбался и направился к дверям.

– Вовка! Николаев! Да быть не может! Черт побери. Как же я вас с Виталькой не узнал. Вообще-то да, злой я сегодня целый день, непогода, да неопределенность эта дурацкая. Вы тоже хороши! Зачем так напиваться нужно было. Когда я увидал вас в этом немецком кафе, тошно стало. Мелькнуло что-то знакомое в ваших перекошенных лицах, но окончательно я вас все же не узнал. Помню, вы все порывались ко мне подойти, да сил не хватало задницы свои оторвать от стульев. Чтобы не злить вас своим присутствием, я быстро ушел. Так, перекусил чуть-чуть.

– Мы с братом так и не смогли за целый день найти часть, в которую отписаны. Правда, брат?

Брат, которого вероятно и звали Виталий, стал уже немного приходить в себя и вникать в смысл происходящего. Он закивал головой, подтверждая слова, но продолжал держаться за брата.

– Ну что вы в дверях стоите? Заходите, да по кроватям. Где там солдат? Солдат? Где тебя черти носят?

Владимир Николаев, улыбаясь, приложил палец к своим губам и сказал:

– Тс-с! Он в туалете. Я его ненадолго там закрыл.

Находясь ближе всего к двери и, поскольку братья уже сидели на койках и стаскивали друг с друга мокрые сапоги, а Дмитрий лежал, я быстро прошел к туалету и вывел оттуда, чуть живого от страха, солдата.

– Я думал, что он меня убьет. Только за что? Что я плохого сделал? – он дрожал, словно я его из холодильника вынул.

– У тебя что-нибудь болит? – Я внимательно осмотрел его и прощупал кости рук и ног. Мне ведь пришлось увидеть, как взметнулись и исчезли его ноги в дверном проеме, поэтому и боялся за здоровье солдата.

– Да нет, все цело. Только таких сильных людей я еще не встречал. Ведь он меня как щенка в туалете на очко посадил, да еще кулак под нос сунул, чтобы молчал. Ну, я и молчал, – продолжал жаловаться солдат.

– Ну, ладно, ты ведь солдат. Прости, пожалуйста, дяденьку. Просто, у него шутка не получилась.

– Хороша шуточка! Чуть не убил, – продолжал ворчать солдат, но говорил он тихо, чтобы «этот», не дай бог, услышал.

– Солдат, скажи-ка, как тебя зовут? Видишь, тезка мне, Вовка тоже. Давай будем друзьями, – Николаев протянул солдату руку, от которой тот шарахнулся, было, назад, но я легонько подтолкнул рядового к офицеру.

– Ты знаешь, дружище, у нас в борьбе, так бывает. Намнет кто-нибудь тебе бока на соревнованиях, так он потом лучшим другом становится. По крайней мере, уважать его начинаешь.

Я снова разделся, лег в остывающую постель и с интересом стал наблюдать за происходящим в комнате. Раздав белье, солдат ушел спать, братья разделись и теперь аккуратно развешивали мокрую одежду на стульях и спинках кроватей, чертыхаясь и кляня все на свете: и дождливую немецкую погоду, и собачью жизнь, и все, все, все.

Наконец и они легли, оставив включенным один светильник в дальнем углу комнаты. Некоторое время в помещении стояла тишина, но никто не спал. За окном однозвучно шуршал бесконечный дождь, не усиливаясь, и не ослабевая.

– Володя, ты не спишь? – тихо спросил Астахов.

– Нет.

– Как хоть у вас служба, жизнь? Вижу, что поправились оба. Я вас в гастштедте не узнал даже!

– Не поправились, а опухли от постоянных пьянок, – поправил Дмитрия Володя Николаев.

– А что так?

– Да! Жизнь какая-то неправильная. И к чему нужно было лезть в это военное училище. Ну, ладно спорт. Там все честно, справедливо. Накачался, оказался сильнее – набил морду противнику. Ты победитель, ты герой! Подкачал немного, слабее оказался – извини, друг, ты побежден, тебе набили. В училище мы, по сути дела, не учились. Какие мы к черту офицеры, командиры, если с курса на курс без учебы переводили нас за счет силы, за счет побед на соревнованиях. В Армии какими-то затычками служим. Витальку командиром взвода полигонной команды поставили, меня, и того хуже, командовать взводом регулировщиков. Не перспективы, не званий не светит, от силы «старшего» получу и баста. Пройдет еще несколько лет, сил не будет с молодежью драться, спишут, и исчезнешь с арены бесследно и бесславно.

– Ну-ну! Брось-ка ты эти мысли, может, все не так и плохо. Нужны же, мы стали сейчас? Вот для чего мы здесь? Значит, нам предстоит что-то сделать. И сделать это нужно с применением силы. Не случайно, ведь, собирают именно силовиков. Кстати, сегодня днем я в городе встретил целую группу офицеров, таких же, как и мы, молодых совсем, после училища. Но с ними я уже почти со всеми встречался, в том числе и на «Вооруженке». А один из них, Руслан кажется, татарин, помню, чуть башку мне не свернул. Тогда я только начинал еще в «люди», так сказать, выбиваться. Отделал он меня по полной программе. Боюсь я его с тех пор. Слава богу, больше судьба не сводила нас с ним на ковре, уверен, что проиграл бы ему. Воля железная у него и руки, как рычаги, тоже железные.

– То-то, я думаю, как будто мы на сборы на «Вооруженку» здесь собрались. И мы встречались с ребятами. Кто вроде на лицо знаком, а кто и нет. Но ведь сразу видно, кто, на что способен. Одним словом, если только это не соревнования какие-то, то в жизни я вообще ничего не соображаю, – поддержал разговор Николаев.

– Давай подождем до завтрашнего дня. Кстати, завтра мы должны быть в части.

– Нет, есть еще день.

– Значит, завтра еще пьем, – как будто издалека, послышался голос Виталия. Затем он громко икнул, рассмешив всех. Потом наступила тишина, послышалось все усиливающееся сопенье, кто-то всхрапнул, успокоился и, крепкий сон овладел молодыми людьми.

* * *

Утро следующего дня ничуть не прибавило ясности в сложившейся обстановке. Никто больше не появлялся, исчез даже дневальный по гостинице. Ну, его, конечно, можно было понять. Рядовой, вчера вечером, до такой степени был испуган, что не мудрено, если он прячется за одной из запертых дверей. Не век же будут обитать незваные гости, посягнувшие на его неприкосновенность и единоначалие на этой, порученной ему командиром, должности постоянного дневального гостиницы.

Офицеры проснулись от ярких бликов солнца на белых, крашенных мелом, стенах комнаты. Не было слышно и шелеста бесконечных струй дождя.

– Во! Это уже кое-что! – воскликнул Николаев Володя, выведя из депрессии нежащихся в полудреме офицеров. Сам он прикрывал огромной ладонью от слепящего солнца свои глаза, обрамленные длинными черными ресницами. Почти копией его, на соседней подушке, жмурилось лицо Виталия.

Полежав так, еще минут пять, молодые люди повыскакивали из постелей и с удивлением обнаружили на спинках кроватей свежие махровые полотенца, а на тумбочках лежали по куску «земляничного» мыла.

– Чего угодно можно было ждать от нашего бравого «Швейка», но такого…

– Так он же предчувствовал, что ты его, все равно, утром найдешь и вытрясешь все, что тебе нужно, – съязвил Астахов.

Смех коллег не изменил мрачной задумчивости, появившийся на лице у Владимира.

– Побриться бы еще, а то щетина, как проволока. Беда одна с ней. Перед подъемом, часов в шесть, побреюсь, как следует, пару лезвий «Спутник» затрачу – на мою щетину одного не хватает. А на построении, в восемь часов, командир уже замечание мне делает: «Товарищ лейтенант! После развода чтобы побрились и доложили!»

Объясняю ему ситуацию – не верит. Ну, не могу же я через час бриться, так и шкуру испортить можно.

– Не переживай, братец, пойдем лучше опохмелимся. И ничего, что с утра, к вечеру приведем себя в порядок. Завтра ведь, как-никак, на представление к новому командиру.

– Найти его еще нужно, – ответил Владимир.

– Не мы его, так он нас все равно найдет, если уж сильно нужны.

– Ладно. Идем все вместе, найдем, где перекусить. Кстати, в районе железнодорожного вокзала есть что-то, наподобие парикмахерской, да там же, в «Митропе» и пожуем, – предложил Астахов, по очереди заглядывая в глаза своих коллег.

Никто не был против.

Володя постучал в одну из закрытых дверей, где он, интуитивно, почувствовал присутствие солдата:

– Дружище, мы уходим, следи за порядком. Да! Еще прошу, не оставляй в душе обиды на меня. Будь настоящим бойцом.

За дверью послышалось сопенье и возня. Дверь открылась, в проеме стоял солдат – дневальный, одетый по полной уставной форме и, даже, в пилотке. Он отдал честь офицерам, сказав: