– Хочу и пялюсь, – в тон ей грубовато ответил Илья, принимая высокий стакан дымчатого стекла. – Это цикута?
– Пока только лимонад. Мария готовит мне его по вечерам, потому что утром я страшно хочу пить.
Илья сделал большой глоток, сморщился и поискал глазами, куда бы пристроить эту гадость.
– Жуткая кислятина!
Соня опорожнила залпом свой стакан, отобрала у него недопитый лимонад и поставила на бортик.
– Если мучает жажда, то лучше всего пить кислое.
– Ты еще будешь учить меня пить! – повысив голос, Илья обхватил ее за талию и привлек к себе.
– Почему бы и нет? У меня тоже есть чему поучиться!
Она рассмеялась, заиграла золотистыми переливами голоса и стремительно поцеловала, и на этот раз вкус лайма вовсе не показался ему отвратительным.
– На чем мы остановились? – с придыханием спросила она и облизнула губы.
– На том, что я великолепен…
В его голосе послышалась неприкрытая ирония, и Соня неодобрительно покачала головой, отгоняя его желчные мысли.
– Ты не просто великолепен… И я готова доказать тебе это прямо сейчас.
Она тряхнула выбившимися черными прядями и в ее глазах заплясали коварные чертики. А он подумал, что если таблетка уже подействовала, то стоит только потянуть ее на себя… Но при мысли, что можно взять ее прямо здесь, как Венеру в пенном прибое, сердце предательски засбоило, и он вытолкнул ее руку на поверхность и строго покачал головой, отказавшись от своего желания.
– Я не хочу, Соня.
Она вопросительно приподняла бровь, подозревая, что он лжет, но объяснений не последовало.
– Со мной что-то не так?
– С тобой всегда все так. Просто не сейчас и не здесь.
– Как скажешь.
Соня на удивление легко смирилась и принялась рассматривать свою руку с обручальным кольцом, покачивающуюся на поверхности воды. Минуты шли одна за другой, и он, наконец, позволил себе расслабиться и даже попытался задремать, пока она снова не нарушила тишину.
– О чем ты думаешь, милый?
– Ни о чем конкретном, – процедил он сквозь зубы, еще надеясь, что можно не открывать глаза и плыть по невидимому течению, не выдергивая из потока времени мысли и ощущения.
Она вздохнула, обиженная отговоркой и не желающая понять, что он почти не погрешил против истины, наслаждаясь водой, спокойствием и ее присутствием. Но даже с закрытыми глазами Илья почти физически ощущал, что она неотступно следит за ним и вот-вот заговорит.
– Если бы ты родился два-три тысячелетия назад, когда не было заводов и банков, что бы ты делал?
– Ну ты даешь! – Он распахнул глаза и увидел застывший вопрос меж ее приподнятых бровей. – Что тебе в голову лезет?
– Хотел бы ты родиться в Древней Греции, например? – не сдавалась упрямица.
– Если бы пришел архангел и спросил: а что, уважаемый, не хотите ли прогуляться по Древней Греции?
– Илья!
– Хорошо, я отвечу. А ты отстанешь от меня со своим психоанализом? – Она кивнула, но он не поверил в такую покладистость. – Нет, я бы не хотел родиться в Греции, в Африке или хрен его знает где еще. Но если бы пришлось, то ушел бы на войну. Они же там воевали вроде?
– О, ты бы выиграл любую войну!
– Или пал в бою смертью храбрых.
Она, вскинув глаза к раскрытому за его спиной окну, пропустила издевку мимо ушей.
– И покрыл бы себя неувядаемой славой!
– Врагам я бы легко не дался, это точно, – со знанием дела подтвердил он. – Ну, теперь твоя душенька довольна?
Она задержала на нем полный обожания взгляд и ничего не ответила, увлеченная выдуманным воином, облаченным в короткую тунику или латы, со щитом, на коне или в колеснице. Черт ее знает, какой образ втемяшился в ее прекрасную, полную фантазиями и всякой книжной ересью голову. Злиться на нее было нелепо, как и желать тишины и покоя, когда она находилась рядом со своими выдумками о неведомых мирах и иных измерениях.
– Теперь ясно, почему ты все время был в окружении этих…
– Кого? – на этот раз не сдержал улыбку он, без труда догадавшись, куда она клонит.
– Этих женщин, ты знаешь… – Она окончательно вернулась из античности, из толпы боевых подруг, радостными возгласами встречающих героев сражений и войн, капризно сморщилась и поджала губы. – Ты всю жизнь в окружении баб, сколько я тебя помню.
– Когда это ты видела? Ну, может, пару раз.
– Я много чего повидала, о многом слышала и еще о большем догадывалась.
– Да ты ревнуешь, дурочка? – Ему было лестна обида в ее голосе, и он потянулся обнять женщину, но Соня в раздражении дернула плечом, словно отгоняла навязчивую муху. – Сейчас-то какой в этом смысл? Из бабского сословия здесь только твоя итальянка, которая ни на каком языке не разумеет, кроме своего тарабарского.
– Как будто это тебе когда-то мешало. Только попробуй посмотреть в ее сторону!
– Раньше не мешало, – согласился Илья, и лукавые морщинки разбежались к вискам. – И что ты сделаешь, если посмотрю?
– Я столкну ее со скалы, а тебя прикую к кровати!
– Точно ты меня, а не я тебя? Ты ничего не перепутала, Сонька?
– Или ты меня… – Она внезапно растаяла, и ее зрачки заволокло опасным туманом. – Теперь никаких женщин, кроме меня! Ни женщин, ни детей!
– А дети-то мои тебе чем помешали?
Он нежился в обманчивом океане любви и ревности и смеялся в голос, погружая пальцы в ее волосы и почти убедив себя, что готов остаться с ней одной.
– Я больше не потерплю никаких конкурентов. Ты теперь только мой!
– С каких пор ты стала такой собственницей?