Венец для королевы проклятых
– А разноцветное желе будет? – задумчиво спросил малыш Гердвин.
– Будет непременно, – пообещала Гвендилена. Повар Глан хоть и состарился за эти годы, но мастерства не утратил.
Шурша шелковым платьем, в сопровождении детей и придворных, она вошла в большой пиршественный зал. Слуги постарались на славу, украшая его разноцветными лентами, снопами колосьев и гирляндами из последних осенних цветов. Повсюду были разложены большие подносы с румяными яблоками, истекающими соком грушами, персиками, спелым виноградом и прочими дарами доброй и щедрой земли.
В честь праздника сегодня здесь собралось множество приглашенных из числа членов Королевского совета, городской знати и окрестных землевладельцев. Гости чинно переговаривались, расхаживая по залу, но при ее появлении стихли разговоры, все присутствующие мужчины стали кланяться в знак приветствия, дамы приседали в реверансах… Идя к столу, Гвендилена милостиво кивала и улыбалась. Она заняла место во главе и пригласила всех присутствующих отдать должное еде и напиткам.
– Благословенна жатва! Прошу вас, мои друзья и ближние…
Обед был длинный, с переменой двенадцати блюд. Звучали длинные и цветистые тосты, присутствующих развлекали музыканты, певцы и жонглеры, но Гвендилена почему-то не смогла съесть ни кусочка – к горлу подступила тошнота, перед глазами мелькали темные мушки. Больше всего ей хотелось бежать отсюда без оглядки, а главное – увести прочь малыша Гердвина. Но нельзя, нельзя… Зал полон гостей, многие из них – богатые и влиятельные люди, опора ее власти, а потому надо соблюдать приличия.
Наконец слуги убрали со стола тарелки, оставив только вино и фрукты. Впереди было еще представление! Заиграла музыка, раздвинулись занавеси, и перед присутствующими появились боги, герои, волшебные существа на фоне нарисованных декораций… Они пели, танцевали, изъяснялись стихами, и все, происходящее на сцене, казалось волшебством, словно хитроумному Перегрину удалось каким-то чудом воссоздать древние легенды из небытия.
Богиня Алиена наставляла свою дочь быть осторожной и не приближаться к пещере, откуда открывается путь в подземное царство. Как это всегда бывает, девушка отнеслась к ее предостережению легкомысленно и отправилась собирать цветы на лужайке. «Видимо, у богов и людей дела обстоят примерно одинаково! – со вздохом подумала Гвендилена, покосившись на Амаласунту. – Никто не хочет слушать матерей…»
В этот момент она почувствовала, как кто-то слегка потянул ее за рукав. Обернувшись, она увидела, как малыш Гердвин пытается достать большое красное яблоко из вазы с фруктами и не может дотянуться до него.
– Мама, дай, – тихо попросил он.
– На, возьми, милый! – Гвендилена взяла яблоко и протянула малышу. Гердвин схватил его и счастливо улыбнулся, показывая чуть косой передний зубик.
Музыка грянула громче. Наступил самый волнующий момент – злобный Хаттаг схватил юную Мерву и, перекинув через плечо, скрылся в пещере, нарисованной на холсте. Богиня-мать, заломив руки, произнесла длинный монолог в стихах и, разорвав свои роскошные одежды, накинула черное покрывало и отправилась скитаться в поисках дочери.
Зрители следили за происходящим, затаив дыхание. Но Гвендилена вдруг услышала рядом какой-то странный звук… И помертвела от ужаса. Малыш Гердвин как-то странно запрокинул голову и судорожно хватал воздух широко раскрытым ртом. Едва надкусанное яблоко выпало у него из рук, и Гвендилена вмиг поняла, что произошло – ребенок подавился и не может дышать.
– Гилу! Позовите сюда Гилу, немедленно! – крикнула она. – Мой сын умирает! Уйдите все, прошу… Позовите Гилу!
Действо на сцене остановилось. Перепуганные актеры разбежались кто куда. Гости поднимались из-за стола и спешно покидали пиршественный зал, словно там начался пожар. Кто-то из слуг ринулся к двери – надо думать, затем, чтобы позвать целительницу.
А малыш Гердвин хрипел и задыхался. Смертельная бледность разлилась по его личику, потом он начал синеть… Напрасно Гвендилена трясла его и колотила по спине – ничего не помогало, проклятый кусок яблока застрял в горле крепко. Сжимая ребенка в объятиях, она чувствовала, как гаснет дыхание и жизнь постепенно покидает маленькое тельце…
Гила вошла быстрым шагом, как всегда, собранная и деловая. Оценив ситуацию, она повернула малыша Гендвина спиной к себе, положила на колено, сцепив пальцы, нажала на грудь ребенка… Кусок яблока выпал на пол. Гвендилена вздохнула было с облегчением, но, как оказалось, радоваться было рано – мальчик уже не дышал. Напрасно Гила, расстегнув рубашку ребенка, нажимала ему на грудь, напрасно она снова и снова приникала губами ко рту, словно пытаясь вдохнуть в него жизнь… Наконец, оставив бесплодные попытки, она обернулась к Гвендилене.
– Ничего не поделаешь. Мне очень жаль. Он умер.
– Нет! Этого не может быть! – крикнула она, кинулась к ребенку, прижала к себе… И тут же убедилась, что целительница права. Голова малыша Гердвина бессильно моталась на шее, тело стало странно податливым, словно восковая кукла, глаза были широко раскрыты, но свет в них уже погас.
Она положила тело ребенка на стол – осторожно, словно боялась причинить ему боль. Потом обвела опустевший зал невидящим, остекленевшим взглядом и тихо вымолвила:
– Он взял это яблоко из моих рук.
– О чем это ты? – Гила озабоченно посмотрела на нее, подошла ближе, заглянула в глаза, коснулась ладонью лба, но Гвендилена досадливо отбросила ее руку.
– Я сама дала ему это яблоко! – закричала она. – Тогда, год назад… Эта монахиня… Она сказала, что мой сын примет смерть из моих рук! И теперь это сбылось!
– Прекрати, – строго сказала Гила, – успокойся и веди себя как подобает. Или ты хочешь прослыть безумной?
– Мне все равно! – огрызнулась Гвендилена. – Мои сыновья мертвы! Оба! Она сделала это нарочно, я уверена… Столько лет ждала своего часа, чтобы отомстить, и дождалась! Будь она проклята вместе со своей богиней! Камня на камне не останется от ее монастыря, а всех сестер, этих лицемерных шлюх, возомнивших себя святыми, я велю продать в публичный дом в Терегисте!
– Перестань, – Гила старалась говорить спокойно, но голос ее дрогнул – пожалуй, впервые за долгие годы, – если ты поступишь так, то очень пожалеешь!
Но Гвендилену уже было не остановить.
– Кто ты такая, чтобы указывать мне? Я сравняю с землей это гадючье гнездо! Сегодня же пошлю туда отрядшеди-аваль… И никто не помешает мне сделать это! Слышишь ты, никто!
Гила повернулась и молча вышла.
Оставшись в одиночестве, Гвендилена схватила серебряный колокольчик и отчаянно затрясла им. Яспер явился на зов, как всегда, хотя вид у него был испуганный и подавленный. Таким он не был даже после смерти Хильдегарда… Туда, где лежало тело малыша Гердвина, он старался не смотреть.
– Иди и позови сюда Олева, командирашеди-аваль! – распорядилась Гвендилена. – У меня есть срочное поручение для него.
Глава 6
Наутро Гвендилена проснулась рано. Солнечный луч щекотал ресницы, и его прикосновение было таким нежным и теплым…
Она открыла глаза и улыбнулась, такое красивое и ясное выдалось утро. Легкий ветерок чуть трепал тонкую полупрозрачную белую занавеску, море вдалеке сверкало и переливалось на солнце всеми оттенками бирюзы. «Хороший день сегодня… – подумала Гвендилена, потягиваясь и протирая глаза, – наверное, малыш Гердвин захочет погулять в парке!»
Она еще улыбалась, пока не проснулась окончательно. Воспоминание о случившемся вчера обрушилось на нее, словно каменная глыба. Только сейчас, осознав, что Гердвина больше нет и никогда не будет, Гвендилена поняла с отчетливой и жестокой ясностью, что теперь ни этот день, ни любой другой не будет для нее по-настоящему хорошим.
Мир словно подернулся серой пеленой. Море уже не казалось таким ярким и красивым, солнце стало тусклым, и все вокруг стало ненужным, лишним, раздражающим…
Гвендилена с некоторой досадой вспомнила о том, что вчера отправила отрядшеди-аваль в обитель Анрабены. Они могут срыть до основания этот монастырь, замучить монахинь, но ей не станет легче! И малыша Гердвина это уже не вернет.
Голову пронзила острая боль. «Надо позвать Гилу, – решила Гвендилена, – у нее наверняка найдется какое-нибудь снадобье на такой случай!»
Она потянулась за колокольчиком. На звонок явилась служанка – совсем юная, рыжая и веснушчатая. Раньше Гвендилена не видела ее… Девушка напомнила ей веселую хохотушку Летту – и это тоже почему-то раздражало.
– Позови ко мне Гилу! Да поскорее, – приказала она.
Перепуганная девушка опустила голову, уставившись на свои башмаки.
– Ну, что ты стоишь? Иди! – прикрикнула на нее Гвендилена.
Она отвернулась к стене. Смотреть на мир, видеть солнце, море, а особенно людей было просто невыносимо! Как они смеют жить, если малыша Гердвина больше нет?
Девушка явилась совсем скоро, но почему-то одна.
– Где Гила? – резко спросила Гвендилена.
– Простите, госпожа, она не может прийти, – пролепетала служанка.
– Не может? Это почему же? – Гвендилена чувствовала, как все внутри закипает от еле сдерживаемой ярости. – У нее есть более важные дела?
– Нет… Просто она умерла! – выпалила девушка.
– Как умерла? Этого не может быть!
Гвендилена вскочила с постели, забыв про головную боль. То, что Гила могла умереть, оставив ее одну в такой момент, просто в голове не укладывалось! Этого не могло быть, если только…
– Подай мне платье, – приказала она, – да не то, черное.
И дрогнувшим голосом добавила:
– Мой сын вчера умер.
* * *Войдя в комнату Гилы, Гвендилена замерла на пороге. В нос ударил тяжелый пряный запах, уже знакомый ей. Так пахло от маленького пузырька с темной жидкостью, которой когда-то Гила поила ее, чтобы заглушить боль от ожогов. «Значит, она сделала это сама, – поняла Гвендилена, – значит, больше не захотела жить!»
Целительница лежала на ложе, застеленном белым покрывалом, в платье с вышитыми цветами и звездами. Это платье Гвендилена уже видела на ней – давно, еще в Кастель-Маре, когда умер Людрих… Лицо Гилы было очень бледным и спокойным, руки сложены на груди, а пальцы крепко сжимали небольшой свиток пергамента, скрепленный алой сургучной печатью, похожей на кровавое пятно.
– Она оставила для вас послание, госпожа, – голос служанки доносился откуда-то издалека.
– Да, я вижу, – собственный голос показался ей далеким и глухим, – уйдите все, уйдите прочь…
Она долго смотрела на мертвое лицо женщины, которая была рядом с ней столько лет. Не то чтобы Гвендилена так уж любила Гилу – порой та была просто невыносима! – но привыкла ощущать ее рядом, доверять ей и знать, что она никогда ее не предаст и не покинет.
Зато теперь покинула навсегда.
– Зачем ты это сделала, Гила? – тихо спросила Гвендилена. – Зачем ты оставила меня одну? Да еще в такой момент…
Гвендилена осторожно наклонилась и прикоснулась губами к холодному лбу мертвой целительницы. Она осторожно разжала мертвые пальцы и взяла письмо.
– Похороните ее как подобает! – коротко сказала она слугам, выходя из комнаты.
Лишь уединившись в своих покоях, Гвендилена решилась распечатать послание. Буквы прыгали перед глазами, строчки извивались, словно змеи под корягой… Лишь усилием воли взяв себя в руки, Гвендилена сумела сосредоточиться.
«Когда ты прочтешь это послание, меня уже не будет в живых. Знай – я, Гиллиам ап Кеаллах, ухожу, потому что сама так решила, и сожалею лишь о том, что не сделала этого раньше. Много лет я жила ради того, чтобы отомстить за тех, кого любила, но только теперь поняла, что месть – это путь в никуда, в пустоту. Со мной случилось худшее из того, что может произойти, – я позволила злу завладеть моей душой. Ради своей мести я помогала тебе и позволила сотворить много дурных дел. Я глубоко раскаиваюсь в этом, но не в силах исправить то зло, что ты причинила с моей помощью, а потому не хочу и не могу больше жить.
Мне жаль тебя. Прощай».
Слуги во дворце потом долго со страхом шептались о том, как из покоев королевы раздался то ли крик, то ли вой – не человеческий, скорее звериный. Потом стало тихо…
Никто не осмеливался войти туда, пока тихонько не звякнул серебряный колокольчик, которым Гвендилена обыкновенно вызывала слуг. Перепуганная горничная застала свою госпожу ничком лежащей на ложе. Не поднимая головы, она тихо вымолвила:
– Позови Яспера.
Яспер, по обыкновению, явился на зов немедленно и скромно встал у порога. Чуть приподняв голову от подушки, Гвендилена произнесла каким-то тусклым, неживым, словно задушенным голосом:
– Пошли гонца за отрядомшеди-аваль. Я приказываю им возвращаться.
Глава 7
Дни становились короче, а ночи – длиннее, с деревьев облетела листва, и теплые ясные дни перешли в то сырое, слякотное время, что в Терегисте называлипредзимьем.После похорон малыша Гердвина дворец, по настоянию Гвендилены, погрузился в глубокий траур, и сама она жила в каком-то странном оцепенении, в полусне.
Казалось, незримая стена отделяет ее от других людей – совсем как когда-то давно, еще в юности, после смерти сестры Айи. Порой Гвендилена замечала, что слуги и придворные сторонятся ее – не смотрят в глаза, стараются не коснуться случайно, замолкают, стоит ей войти в комнату… Не то чтобы Гвендилену это как-то особенно волновало, но она понимала, что ее положение после смерти наследника стало шатким и ненадежным, и, если она хочет сохранить свою власть и положение, необходимо что-то предпринять.
Однако стоило ей стряхнуть оцепенение хоть ненадолго – например, попытаться задуматься о будущем и строить какие-то планы, – душу начинала терзать такая боль, что выдержать ее было просто невозможно. К тому же рядом больше не было Гилы с ее снадобьями… Без нее Гвендилена чувствовала себя особенно одинокой!
В конце концов она решила просто дать себе время, чтобы хоть немного успокоиться и прийти в себя. «Пусть сначала пройдет срок траура, а потом я подумаю о насущных делах, – решила она, – ведь все еще может измениться!»
Впрочем, она сама в это не верила.
Теперь Гвендилена проводила целые дни, занимаясь рукоделием, которое прежде не любила, или просто бесцельно глядя в окно. Порой она забывала вовремя поесть или засыпала, сидя в кресле… Пожалуй, это было лучшее из всего, что происходило с ней в эти дни. Там, во сне, все было хорошо, и порой Гвендилена задумывалась о том, что хорошо было бы и вовсе не просыпаться, чтобы ничего не делать, ни о чем не думать, ни о чем не вспоминать…
Но все же пришлось – и гораздо раньше, чем она рассчитывала. Когда в воздухе закружились первые снежинки, во дворец явился гонец из Орны. Толстый невысокий человечек с большими пышными усами вел себя очень уверенно, если не сказать – высокомерно. Явившись в покои Гвендилены, он коротко поклонился и произнес:
– Мой господин, король Сигриберт, приносит вам свои соболезнования по случаю кончины вашего сына Гердвина и желает посетить вас, чтобы обсудить государственные дела!
Меньше всего на свете Гвендилена хотела бы принимать гостей, но отказать Сигриберту было невозможно, это она понимала.
– Да, разумеется, я буду рада видеть у себя короля Сигриберта и ценю его участие, – произнесла она тихим, лишенным выражения голосом.
Посол еще раз поклонился и вышел.
Сигриберт приехал в Терегист незадолго до праздника Йома. «Видно, очень спешил! – отметила про себя Гвендилена. – Значит, хочет поговорить о чем-то действительно важном…»
Она решила встретить высокого гостя не в тронном зале, а в кабинете Хильдегарда, и таким образом принять его не как короля и правителя сопредельной державы, а как члена семьи, можно сказать, даже родственника. Обычно в кабинете покойного мужа Гвендилена бывать избегала – эта небольшая, но богато отделанная комната с резными панелями из темного дуба на стенах казалась ей какой-то мрачной и к тому же навевала неприятные воспоминания, но сейчас решила сделать исключение.
«По крайней мере, обстановка соответствует духу траура», – думала она, сидя перед зеркалом и придирчиво оглядывая свое отражение. Конечно, скорбящей женщине не пристало украшать себя, но она все же приказала служанкам подвести ей глаза и напудрить лицо – совсем немного, чуть-чуть. Результатом Гвендилена осталась довольна. Лицо выглядело бледным, страдальческим, но прекрасным и одухотворенным, как изображение святой Раванны – покровительницы всех матерей, горюющих об умерших детях, – в главном храме Терегиста.
Впрочем, ее старания были напрасны, это она поняла сразу. Сигриберт даже не взглянул на нее.
– Госпожа королева, я хотел бы поговорить с вами наедине, – произнес он.
Гвендилена сделала знак слугам удалиться. Сигриберт молчал какое-то время, собираясь с мыслями. Лицо его было мрачным и сосредоточенным, и Гвендилена сразу поняла, что вряд ли то, что он собирается сказать, обрадует ее.
– Госпожа королева, я знаю о постигшем вас горе, – наконец начал он, – и приношу вам свои глубочайшие соболезнования.
«Но не за этим ты приехал, – думала Гвендилена, пристально глядя ему в лицо, – в прошлом году, когда умер Ригор, любящий дядюшка ограничился лишь официальным письмом… А сейчас – совсем другое дело, тебе что-то нужно от меня!»
– Однако я хотел бы поговорить о делах, – продолжал Сигриберт. Видно было, что этот разговор ему крайне неприятен, но отступать он не намерен. – Я уважаю волю моего отца, который много лет назад пожелал разделить страну между мной и братом. За эти годы я ни разу не посягал на его владения и не нарушал договор мира и родства, заключенный между нами… Но теперь, после смерти принца Гердвина, род моего брата по мужской линии пресекся, трон остался без наследника, и Терегист ожидает смута – сейчас или через некоторое время.
Гвендилена молчала, стараясь ничем не выдать своих мыслей. Ей казалось невероятно важным не упустить ничего из того, что скажет Сигриберт, но еще важнее – понять, что на самом деле скрывается за его словами.
«Ты хочешь сказать – когда я умру? Или раньше, если городская знать и местные землевладельцы откажутся подчиняться женщине не королевской крови, а проще говоря – простолюдинке?»
– Чтобы этого избежать, я хочу снова объединить королевство, а потому предлагаю вам добровольно сложить с себя королевский титул, отречься от престола в мою пользу и вместе с дочерью удалиться в одно из поместий, принадлежащих вам.
«Так вот что тебе было нужно на самом деле! Что ж, этого следовало ожидать… И время ты выбрал подходящее, когда Терегист может упасть в руки сам, словно спелое яблоко. То самое яблоко, что погубило моего сына, будь оно проклято!»
– Вам будет выделено щедрое содержание в размере двадцати тысяч золотых ежегодно, и, кроме того, я обещаю вам защиту и покровительство. Со временем, когда срок траура закончится, я найду для вашей дочери достойного мужа и обеспечу ее приданым.
«Достойного – значит, верного тебе? Чтобы мои внуки точно не смогли стать королями и стояли у твоего трона? Что ж, ты неплохо все рассчитал… Но радоваться рано! Я еще жива, а значит – все может измениться».
Сигриберт закончил говорить. В воздухе повисла неловкая пауза, но Гвендилена не спешила нарушить молчание. Наконец она веско, с достоинством произнесла:
– Дорогой Сигриберт… полагаю, как вдова вашего брата, я имею право так вас называть? Я благодарна вам за искреннее сочувствие по поводу смерти моего сына и вашего племянника, а также за то, что вы так озабочены спокойствием и процветанием Терегиста. Однако, прежде чем принять ваше благородное и щедрое предложение, я должна подумать, а главное – обсудить его с Королевским советом.
И, чуть помолчав, добавила:
– О своем решении я извещу вас незамедлительно!
Глава 8
Заседание Королевского совета Гвендилена назначила уже на следующий день. Каждый миг промедления казался ей опасным… Нужно было придумать что-то прямо сейчас, немедленно!
Всю ночь она проворочалась без сна, придумывая подходящие слова, чтобы достучаться до умов и сердец членов Королевского совета. Сейчас она готова была на что угодно: снизить налоги, вернуть Терегисту древнее право вольного города, отозвать Людриха из орденаарверанов, отдать Амаласунту в жены любому, кто займет королевский престол и будет бороться за него…
Однако, войдя в зал совета и окинув взглядом лица присутствующих, Гвендилена сразу поняла, что проиграла. Эти люди словно не видели ее!
Или не хотели видеть.
Председатель совета Аризантий – высокий, худощавый, с морщинистым лицом и седыми волосами – поднялся ей навстречу. За ним встали и остальные, но Гвендилена успела заметить эту маленькую заминку. Прежде такого не случалось!
– Госпожа королева, – произнес Аризантий, – мы рады видеть вас в добром здравии. Относясь с уважением к вашему горю, мы приняли решение не созывать совет в дни траура, однако сейчас мы должны обсудить создавшееся положение дел.
Гвендилена хотела было вставить хоть слово, но почему-то не смогла этого сделать. Во рту пересохло, горло сжалось, и она чувствовала себя такой беспомощной и жалкой!
А председатель все говорил, и его голос креп, звенел металлом, наливался силой с каждым произнесенным словом:
– После смерти малолетнего принца Гердвина, наследника трона Терегиста, ваше регентство прекратилось естественным путем. Мы чтим вашего покойного супруга, короля Хильдегарда, и вас, разделяем ваше горе и скорбим вместе с вами, однако страна не может оставаться без законной власти.
Он сделал короткую паузу, набрал побольше воздуха в грудь и продолжал:
– Поэтому мы готовы согласиться на предложение короля Сигриберта о воссоединении Северного и Южного королевств, Терегиста и Орны, под его властью и просим вас подписать отречение от престола в его пользу. Мы уже подготовили документ, в котором подробно оговариваются условия…
«Значит, Сигриберт уже успел склонить их на свою сторону, – подумала Гвендилена. – Интересно, как ему это удалось – да еще так быстро? Посулы, угрозы, что-то еще… Да, впрочем, какая разница? Важно другое – они уже приняли решение».
Аризантий замолчал. Гвендилена еще раз обвела взглядом всех присутствующих.
– Что ж, господа, – медленно вымолвила она, – если Королевский совет считает, что для процветания Терегиста он должен снова стать провинцией Орнвайской империи и утратить самостоятельность, я вынуждена подчиниться вашему решению. Я не хочу становиться причиной раздора и потому предпочту удалиться из города, где мой муж, король Хильдегард, правил достойно и справедливо много лет и где, я надеюсь, о нем навсегда сохранится добрая память.
Она вздохнула и, поднеся к сухим глазам кружевной платочек, добавила:
– Остается только радоваться, что он не видит того, что происходит сегодня.
Эта короткая речь была ее последней надеждой. Однако на лицах собравшихся не отразилось ничего – может быть, кроме некоторого облегчения от того, что неприятный разговор подошел к концу. Председательствующий Аризантий развернул перед Гвендиленой пергаментный свиток и протянул ей перо.
– Подпишите вот здесь, госпожа королева.
Пальцы противно дрожали, но Гвендилена все же сумела справиться с собой и подписать свое имя.
– Теперь я больше не ваша королева! – ответила она. – Прощайте, господа.
Глава 9
Гвендилена вышла из зала совета с гордо поднятой головой, однако, едва она переступила порог, силы покинули ее. Ноги стали будто ватные, в глазах потемнело, и к горлу подступила тошнота… Она прислонилась к стене, чтобы не упасть.
Прикрыв глаза, Гвендилена старалась дышать ровно и глубоко, как когда-то давно ее учила Гила, чтобы побороть дурноту и не потерять сознание. Мысль о том, что слуги и придворные найдут ее лежащей на полу, жалкой и беспомощной, была невыносима и потому придавала сил.
– Матушка, – услышала она совсем рядом знакомый голос, – матушка, что с тобой?
Открыв глаза, Гвендилена узнала Амаласунту – и на душе сразу потеплело. «Моя девочка… Она ждала меня, беспокоилась, – с нежностью думала она, – только она и осталась у меня теперь… Ничего, мы еще поборемся! Все может измениться, разве не так?»
– Ну что? Как все прошло? – быстро спросила Амаласута.
Гвендилена лишь развела руками.
– Прости, дочь, – тихо сказал она, – я ничего не могла сделать. Мне пришлось подписать отречение в пользу Сигриберта. Королевский совет был против меня…
Лицо Амаласунты стало чужим и холодным.
– Подписать отречение? Как ты могла! Ты подумала, что теперь будет с нами… Со мной!
Она почти кричала, и Гвендилена физически ощущала волну ненависти и презрения, исходящую от нее. «А ведь когда-то моя дочь была такой милой девочкой! – рассеянно подумала она. – Даже странно, как такое могло случиться?»