– Да, Тима, да! – улыбаюсь, вытирая слезы.
Отложив трубку в сторону, упираюсь взглядом в серую стену. Какая же я все-таки овца! Дала себя запугать, как последняя дура. Дудков, конечно, тот еще гад! Но без Витеньки моего точно не обошлось. На смену панике и бессилию приходит здоровая злость. Попадись мне сейчас Торганов, я бы ему все в глаза высказала!
Ненавижу!
Хотя это слишком сильное чувство. Виктор Петрович его не заслуживает. Слишком много чести.
«Это тебя бог отвел от этого опарыша», – пеняет мне чуйка голосом бабушки.
Но как себя ни уговаривай, душа все равно болит. От несправедливости и предательства человека, которого я всю жизнь считала самым близким. Доверяла. Любила. Мечтала о нем, как дура!
– Надюха, у нас все готово, – весело вваливается в камеру Коля. – Пойдем, поможем человеку…
– Конечно, – решительно поднимаюсь с места. В горле застревает ком. Если меня, свою одноклассницу, Коля запугал до смерти, то чужому человеку наверняка навешает несуществующих грехов. У Дудкова тормозов нет. На все пойдет, лишь бы выслужиться.
«Тима меня спасает, а я другого человека», – думаю, шагая вслед за толстым маленьким полицейским по полутемному коридору.
«А откуда ты знаешь, что он хороший? – усмехается моя чуйка. – Может, действительно, бандюган…»
Но войдя в камеру, я даже сбиваюсь с шага. У стены на узком топчане навзничь лежит самый настоящий богатырь. Широкоплечий мужик в камуфляже и берцах. На руках ни колец, ни татуировок. Отрубился, бедняга. Будто спит. Светлые выгоревшие волосы подстрижены почти под «ноль». Да и сам задержанный больше напоминает военного, а не мошенника.
На автомате касаюсь крепкой накачанной шеи, безошибочно находя бьющуюся жилку пульса. Засекаю время, отсчитывая каждый удар.
Шестьдесят в минуту. Как у космонавта!
Безотчетно провожу ладонью по гладковыбритой, чуть прохладной мужской щеке и шепчу еле слышно:
– Просыпайся, родненький! Не время спать.
Глава 3
Надежда
К спинке кровати, она же лестница на второй этаж, кто-то из полицейских привязывает швабру.
– А флаконы куда? – чешет репу Дудков.
– Сетка нужна или пакет, – отвлекаюсь на секунду от больного. И снова поворачиваюсь к нему. Закатываю рукав тонкой камуфляжной куртки.
Хотя нет! По-хорошему снять надо.
– Помоги, – прошу Колю.
– Мы сами, Надюш, – добродушно ворчит он. Кивает коллегам. – Пацаны, тут одному с этим кабаном не справиться.
Разматываю прозрачные плети системы, достаю иголки из упаковок шприцов, а сама наблюдаю, как двое полицейских с трудом ворочают задержанного. Пыжатся из последних сил.
Украдкой рассматриваю странного афериста. Крепкий сильный мужчина. В меру накачанные бицепсы, мускулистые ноги. С первого взгляда чувствуется мощь специально обученного человека. Такие даже если падают, успевают сгруппироваться.
– Клиент готов, Надежда Владимировна! – радостно возвещает запыхавшийся Дудков. Надо же, и отчество мое вспомнил!
«Оно же в деле записано!» – легонько бьет по темечку здравый смысл.
Подойдя к кровати, снова осматриваю больного.
– Кто же тебя приложил, родненький? – шепчу под нос. Называю мужчину как толстопузиков в отделении. Слово простое. Незамысловатое. А успокаивает. Лечит.
«Если он с Дроздом подрался, то этот гад мог со спины напасть. Подлая натура и душонка мелкая!»
– Потерпи, родненький. Потерпи, – вставляя иголку в вену, шепчу как мантру. И сама верю, что гептрал и гемодез помогут. Обязательно помогут!
– Надь, ты тут сама справишься? – отвлекает меня от молитвы Дудков. – А то у нас дел по горло.
– Иди спасай мир, – повернувшись, роняю едко.
– Вот ты языкатая, Надежда, – устало вздыхает он. Растягивает губы в улыбке, а в глазах уже мелькает злость и… страх.
Наверняка Морозов позвонил и вставил.
В особо крупном!
Но меня это не касается. Пусть теперь сам расхлебывает. Мне бы человека на ноги поставить и домой уйти. Хоть под подписку о невыезде. А если Тимофей пришлет кого-то из своих адвокатов, те быстро докажут мою невиновность.
В суд бы на Торганова подать… да не умею я судиться. И его, дурака, жалко. Хлебнет еще со своей блондой. Где он ее только выдрал?
Человек на койке тяжело стонет.
– Потерпи, родненький, – аккуратно глажу больного по руке, – Потерпи.
И неожиданно залипаю на широченных плечах, едва уместившихся на топчане.
С таким мужиком ничего не страшно!
Думаю и сама пугаюсь собственных мыслей.
Кто же ты? Почему дал себя обдурить? Не верю я, чтобы кто-то из наших мог бы открыто противостоять такому шкафу.
Заглядываю в лицо, будто высеченное из мрамора. Наверняка этот человек военный. Одна выправка чего стоит. И разворот плеч! А еще твердая линия губ и волевой подбородок. Интересно, глаза у него какие? – размышляю я и, набравшись смелости, открываю веко.
Но ничего не вижу, кроме белков.
Плохо дело!
Снова меряю пульс. Убрав, пустой флакон из-под гемодеза, ставлю гептрал.
– Очнись, миленький, – умоляю чуть слышно.
И словно услышав мои молитвы, человек тихо ведет пальцами. Следом инстинктивно приподнимаются веки. Дергается рука.