Солнышко лесное. Викторианские истории (сборник)

Подруги не могли узнать Марину, с такой кипучей энергией она бросилась в водоворот событий, в учебу, общественные дела и чуть ли не в разгул. Бегала на дискотеки то с одним ухажером, то с другим, меняла их, как перчатки, держа, правда, на цветочно-шоколадном расстоянии… Марина изо всех сил старалась не думать о «предательстве» отца.

И снова каникулы! Сердце защемило, когда в иллюминаторе появились голубоватые горы и словно в их бережной горсти – родной белый город.

Отец предупредил о том, что не сможет встретить: как раз сегодня отправился получать машину по целевому чеку. Туда и обратно далеко ехать. Вернется, наверное, только дня через три…

Ура, своя машина! К осени, когда папка будет в отпуске, возьмут палатку и поедут втроем рыбачить и собирать грибы-ягоды туда, куда никто еще не добирался!

Марина открыла дверь своим ключом, и на шею кинулся Алешка:

– Я ждал-ждал, заигрался и вдруг забыл! А ты – вот!

Братишка подрос, со скул почти сошла детская припухлость, этакий маленький мужичок. Как всегда, Марина уткнулась ему в висок:

– Мой мальчик!

Оставив Алешку распаковывать подарки, она колдовала на кухне – хотелось приготовить что-нибудь домашнее, подзабытое, умопомрачительно вкусное. С удивлением подбежала к двери, услышав трель звонка, гадая над вариантами: телеграмма от папы? Так быстро? Подруга, вызнавшая об ее приезде? Алешкины друзья?

На пороге с тяжелой сумкой стояла чужая тетка. Марина придержала дверь и почувствовала злорадство, увидев смятение на лице женщины, напрасно дернувшей ручку.

– Здравствуй, Марина, – тетка тяжело опустила сумку, отерла пот со лба. – Я вам тут… Алешеньке продукты немного собрала. Огурчики, пирожки… Он их любит…

– Спасибо, – пробормотала Марина, через порог принимая полную сумку, разом оттянувшую руку. Снова притворила дверь, оставив узкую щель.

– Что-то еще?

– Нет, нет…

Дверь захлопнулась. Сухо щелкнул язычок замка, сверху накинулась цепочка. Марина бессильно привалилась к двери. Сердце царапнул коготок жалости: тетка ехала издалека с тяжелой сумкой, а я даже отдохнуть не пригласила…

– Это была тетя Зоя? Почему ты ее не пустила?

Марина не могла смотреть братишке в глаза. И вдруг разозлилась:

– Она тебе кто – мама? Запомни: она нам не нужна! Это чужая тетка!

– Тетя Зоя хорошая, – еле слышно возразил Алешка.

Через несколько минут зазвонил телефон. Теряя на бегу тапки, Марина бросилась к телефону: отец, конечно, отец! – но после первых же слов, сказанных осторожным мужским голосом, почувствовала, как качаются и уходят из-под ног половицы…

Сколько она сидела в оцепенении – минуту, полчаса, час? Напротив мельтешило побледневшее от страха лицо Алешки, и, собравшись, Марина протянула руки, привлекая к себе братишку:

– Папка… умер.

Алешка прильнул всем тельцем, закричал, забился под руками… Только тут Марина поняла: они одни. Совсем одни. Хотелось забраться с Алешкой в шкаф и сидеть там долго-долго, забыв обо всем, пока их кто-нибудь не найдет. Если найдет…

Марина встряхнулась. О чем это она? Надо очнуться. Не давать воли слезам, действовать, действовать… Привезти отца, организовать похороны…

…Как? К кому идти за помощью? Рядом ни одного родного человека. Все придется делать самой.

– Хочу к тете Зое, – всхлипнул братишка.

Кажется, чужая тетка живет где-то на окраине города…

– Мы у нее были часто. С папой, – Алешка тихо заплакал. – Я помню дом.

…Она тяжело опустилась на стул – утомилась. Сердце отчего-то болело с утра. Не довелось увидеться сегодня с Алешенькой. Марина ее прогнала. Для этой большой девочки она – чужая.

Зоя Александровна устало покачала головой, нисколько не осуждая Марину, слишком хорошо помнившую покойную мать. В голове снова и снова крутился сон, мучивший всю ночь: зимний вечер, туман, и она, одинокая, стоит под фонарем, понимая, что земля умерла, что дальше кружка, отмеченного неверным желтоватым светом, простирается мерзлая, страшная пустыня.

На дороге взвизгнули тормоза. Кто это к ней? Такси привезло кого-то. Зоя Александровна подошла к распахнутой двери, и сердце в ней закричало, переворачиваясь, взмывая вверх, колотясь в горле раненой птицей-вещуньей…

Они шли по тропинке съежившиеся, испуганные – маленький мальчик и большая девочка.

– Андрей? – сдавленным голосом назвала чужая тетка папино имя. Марина кивнула без слов и увидела, как отливает краска от лица женщины. Она не заплакала, просто казалось, что горе разом придавило ее и состарило.

Дни бежали будто захлестнутые полупрозрачным дымным маревом: горькие хлопоты, обитый красным плюшем гроб; люди, речи, последнее прощание; горстка риса с изюмом – кутья, пригубленное за помин красное вино. Марина никак не могла заставить себя уснуть, потом не могла и не хотела просыпаться, умывать лицо, есть, разговаривать – жить, жить, и лишь изредка виновато чувствовала мимолетную радость – они не одни. На теплом плече тети Зои можно было вдоволь поплакать, слыша произнесенное ласковым шепотом:

– Большая девочка.

Зоя Александровна осталась с Алешкой. Марина удивлялась тому, как чутко чужая тетка откликается сквозь расстояния на ее неприятности.

– С тобой все хорошо? – спрашивала она.

– Хорошо, – каждый раз отвечала Марина в телефонную трубку.

– Может, мне приехать? Дня на два, а?

Потом выяснялось, что тетя Зоя уже взяла билеты туда и обратно, договорившись с соседкой о присмотре за Алешкой. Приезжала с неизменными пирожками, солеными огурчиками; разговаривала с кем-то в деканате и словно руками разводила все Маринкины беды, на поверку оказывавшиеся глупыми и ничтожными.

Марине становилось стыдно.

– Не надо было, тетя Зоя. Я бы сама…

– Большая девочка, – улыбалась Зоя Александровна. – Конечно, сама! Я же просто повидать тебя приезжала. Хотела немножко рядом с тобой побыть.

Тетя Зоя была рядом на Марининой свадьбе. Она вместе с Марининым мужем Витькой маялась под окнами роддома, когда Марина рожала дочку. Она взяла отпуск на работе, чтобы помочь молодой мамочке. Робко просила:

– Давай-ка я попробую, – если беспокойная малышка долго не засыпала в очередную бессонную ночь, и благодарная Марина сваливалась без сил. А когда пробуждалась, по квартире плыл чудный запах пирожков, мягких и одновременно хрустящих. Опущенные ресницы щекотал солнечный зайчик, и казалось, что вернулось детство: воскресенье, в школу идти не надо, можно спать долго-долго… Мама жарит пирожки… Какое счастье!

Марина снова проваливалась в сон, улавливая краешком ускользающего сознания легкий шепот:

– Ты спи, спи, я Оленьку смесями покормила…

Подросла дочка. Уже и у Алешки была своя семья. Постаревшая тетя Зоя жила с Мариной и каждый день ходила к Алексею присматривать за детьми. Все не могли в садик устроить.

Тревожась за нее, Марина звонила брату:

– Совесть у тебя есть? Ты почему мамушку допоздна задерживаешь?