Страстная Лилит

Она слушала вполуха, не глядя на него, кивками приветствуя знакомых посетителей ресторана или отвечая на их приветствия.

– Я буду приходить снова и снова, – заявил он. – Я уговорю тебя.

Тут она поднялась и перешла к другому столику, но он все еще был уверен, что все будет так, как он хочет. Фрит понимал, что она не могла сидеть с ним дольше, боясь поддаться на его уговоры.

Когда Лилит вернулась в свою уборную, чтобы переодеть красное платье с розами и блестками, Сэм был там.

– Все еще здесь? – спросила она.

– Но я видел, как ты говорила с ним.

– Что в этом плохого? Он купил бутылку шампанского.

– Ты не собираешься опять учудить одну из своих штучек, а? – задал вопрос Сэм.

– Зависит от того, что ты подразумеваешь под штучками, Сэм Марпит.

– Никаких уходов больше.

Она молчала, а он, потеряв вдруг самообладание от страха потерять ее – именно ее, а не ее способность «заманивать их», подошел к ней, взял ее за плечи и тряхнул.

Роза выпала из ее волос, а она сказала:

– Ты слишком груб, Сэм Марпит. Неудивительно, что я не хочу идти за тебя замуж.

Он поднял розу.

– Я? – удивился он. – Я грубый? – Тут он начал от возбуждения смеяться и хлопать себя по бедру – на этот раз просто от робости, а не от удовольствия. – Ты же понимаешь, – продолжал он говорить громче обычного, – ты же понимаешь, что я не был бы груб. Я был бы, как надо... я полагаю.

– Ну что ж, – ответила она, – в этом случае, возможно, я бы могла согласиться.

Тут он обнял ее и поцеловал. Она не шевельнулась – мягкая и спокойная, подумал он. А он любил ее, Лилит, просто любил, и просто ее саму.

Аманда одевалась к обеду. Она выбрала платье из черного бархата, самое подходящее для вдовы, как сказал Фрит, одолживший ей деньги на покупку этого платья.

– Ты можешь вернуть их мне, если ты так щепетильна, когда начнешь зарабатывать, а это будет скоро. Сегодняшний вечер очень важен. Это твое первое деловое свидание.

Он вел себя загадочно.

– Я не хочу, чтобы ты вышла к обеду, как юная девушка – хотя, как ты знаешь, на вдову ты не похожа, – юная девушка, старавшаяся понравиться своему будущему работодателю. Вспомни скучную мисс Робинсон! Всегда пытавшуюся угодить! Чтo может быть неприятнее человека, чрезмерно старающегося понравиться? Нет. Я хочу, чтобы ты встретила моих гостей... и если кто-нибудь из них решит предложить тебе какую-нибудь работу, ты можешь милостиво согласиться.

В последнее время Фрит вел себя странно – бывал задумчив, даже меланхоличен, что было для него непривычно; а то вдруг безудержно веселился, как тот юноша, каким она его помнила.

Сама она, раздумывая о своем будущем, чувствовала себя неуверенно, все больше вспоминая бедную мисс Робинсон; беспокоила ее и Лилит. Однажды утром она побывала в ресторанчике – будучи леди, она не могла бы пойти туда вечером, – и Лилит приняла ее в большой комнате со сдвинутыми столами и перевернутыми стульями, где пол был усыпан опилками, как в день первого посещения Лилит. Они тепло обнялись; это был один из тех редких случаев, когда Аманда видела Лилит по-настоящему растроганной.

– Ты должна познакомиться с Сэмом, – сказала Лилит. – Знаешь, мы женимся. Я бы хотела, чтобы ты была на свадьбе. Это будет настоящая свадьба. Сэм на этом настаивает, потому что это должно способствовать бизнесу. Придет много посетителей, но тебе нечего волноваться. Я за тобой пригляжу.

– Лилит... это хорошо, как ты думаешь?

– О чем ты?

– О твоем замужестве с Сэмом.

– Я лучше других знаю, что для меня хорошо, Аманда, и ты ведь не думаешь, что я бы согласилась на плохое, верно?

– Не думаю.

– А ты все-таки не выходишь замуж?

– Нет.

– Аманда, что ты собираешься делать? Вот что меня заботит. Наполеон устроен. Я... я буду миссис Сэм Марпит. А ты?

– Я думаю, что найду какую-нибудь работу. Фрит собирается мне помочь. Пойду в гувернантки, компаньонки или что-то в этом духе. Это все, что я могу делать, кроме шитья сорочек, в действительности меня поддерживала ты. Я это понимаю. Я не такая способная, как ты, Лилит. Ты сильная. Без тебя я бы не выжила.

Лилит кивнула.

– Считаю, что ты права. Ну, у меня все складывается хорошо. Сэм – человек не бедный, и я позабочусь, чтобы он стал еще богаче.

– У тебя всегда все будет хорошо, Лилит. Что-то есть в такое, что позволяет мне так говорить.

– У тебя тоже все наладится. Я об этом позабочусь. Помнишь, как я приносила тебе наверх из кухни еду, когда они запирали тебя в твоей комнате? Я тогда приглядывала за тобой и теперь буду это делать. Если в гувернантках будет невыносимо, приходи ко мне. Ты можешь жить здесь.

– О, Лилит, какая ты хорошая... очень хорошая.

– Ну-ну, не плачь. Слезы еще никому не помогли. А вот и Сэм пришел познакомиться с тобой. Сэм, это моя кузина и оца же невестка. Пришло время познакомиться тебе с моей семьей.

– Очень приятно. Очень.

– Мне тоже, – сказала ему Аманда. – Рада наконец встретиться с вами. Лилит так много говорила о вас.

Он хлопнул себя по бедру.

– Говорила, правда?

Он обнял Лилит, но она вывернулась из его объятий.

Что станется с нами со всеми, размышляла Аманда; с ней самой, готовящейся к новой жизни, которая превратит ее в лучшем случае еще в одну мисс Робинсон; с Лилит, любящей Фрита, но выходящей замуж за Сэма Марпита?

На неофициальном обеде, устроенном Фритом, присутствовали только два гостя: некая мисс Гиллингем, говорливая вдова средних лет, и доктор Стокланд, мужчина лет тридцати, сдержанный, высокий и худой, с печальными глазами, производивший впечатление меланхолика.

На протяжении всего обеда миссис Гиллингем говорила о своем загородном доме, о доме в центре города и о своих собаках. Фрита миссис Гиллингем забавляла. Он был с ней сверхлюбезен, и Аманда, узнавшая Фрита основательнее, догадалась, что он считает, что миссис Гиллингем может быть когда-нибудь полезна. Он ее поддразнивал, Добродушно подшучивал над ней, флиртовал с ней, и ей это, казалось, нравилось.

По сути, думала Аманда, этого доктора Стокланда и меня здесь как бы и нет.

Она посмотрела на доктора, и он ей улыбнулся; ей показалось, что он разделяет ее мысли.

Когда они пили кофе в гостиной, Фрит продолжал уделять внимание миссис Гиллингем, предоставив Аманде и доктору Стокланду возможность поговорить друг с другом. Он наклонился в ее сторону и заговорил тихим голосом:

– Фрит сказал мне, что вы после смерти мужа остались в стесненных обстоятельствах.

Она про себя усмехнулась тому, как деликатно Фрит описал обстоятельства. Не могла же она выдать его, рассказав правду доктору Стокланду? И она кивнула. Он продолжал:

– Он сказал мне, что вы ищете какую-нибудь работу... что-то подходящее для молодой дамы в вашем положении.

– Да, это так, – согласилась она.

– Говорил ли он вам что-нибудь о моих обстоятельствах?

– Ни слова.

– Полагаю, он посчитал, что будет лучше, если я расскажу. Я живу на этой же улице. Моя специальность – болезни сердца.

– Понимаю.

– Моя жена страдает от болезни сердца и поэтому не в состоянии вести активный образ жизни. Она нуждается в компаньонке, в такой молодой, как вы. В ком-нибудь привлекательном, кто бы мог ей читать, разговаривать и просто быть с ней. Я думаю, вы вполне поладили бы. Видите ли, когда-то она была очень жизнерадостной, очень живой. Нынешнее ее состоящее является для нее чудовищным испытанием. Не согласитесь ли прийти и увидеться с ней?

– Вы предлагаете мне работу?

– Да, если вы и моя жена решите, что вы друг другу понравились и вам будет хорошо вместе. Так вы придете увидеться с ней?

– Как любезно со стороны Фрита так хлопотать ради меня. – У нее навернулись слезы, он это заметил и быстро отвел взгляд.

Глядя на очень красивое и современное резное украшение над камином, он сказал:

– Я знаю, что вы отнесетесь к ней с сочувствием. А это, понимаете ли, не так-то легко. Я уверен, что моя жена будет рада подружиться с вами. На самом деле, как только я увидел вас, я сразу же понял, что, если бы вас удалось убедить принять предложение, это было бы для нас – для жены и меня – большой удачей.

– Мне бы хотелось надеяться, что я понравлюсь вашей жене. Я очень нуждаюсь в работе. Я так вам признательна...

– Могу я ей сказать, что вы придете навестить ее завтра? – спросил он. – Приходите к чаю. Вы бы могли тогда все решить между собой.

– Спасибо. Я с удовольствием приду.

Она улыбнулась, так как Фрит в это время смотрел на нее и, отвечая на ее улыбку, забавно поднял бровь.

На следующий день Аманда навестила миссис Стокланд. Дом Стокландов был гораздо больше дома Фрита. Пока она поднималась на крыльцо и звонила в дверь, сердце ее учащенно билось. Дверь открыл слуга.

– Я миссис Треморни, – сказала она. – Я надеюсь, миссис Стокланд ждет меня.

– Пожалуйста, пройдите сюда, мадам.

Ее проводили в гостиную на втором этаже. Слуга постучал, и Аманда услышала голос – высокий, почти девичий, ответивший «Войдите».

В первые же секунды Аманда заметила роскошное убранство комнаты: дорогие ковры покрывали полгостиной, заставленной тяжелой современной мебелью. Она тут же заметила изысканную чайную посуду на столе, этажерку с безделушками, украшения из бронзы, нефрита и слоновой кости в разных местах комнаты. Зеркало в позолоченной раме, висевшее над камином, отражало гостиную, а на каминной полке стояли позолоченные часы.

– Простите, миссис Треморни, что я не встаю. Сегодня один из моих плохих дней.

Голос раздавался из кресла, в нем она увидела жену доктора. Это была крупная женщина тридцати с лишним лет, склонная к полноте и к излишествам в нарядах, спереди ее волосы были подстрижены и лежали челкой, а остальные были зачесаны наверх в высокую прическу; в ушах висели серьги, а блуза была вся сплошь в кружевных рюшах и розовых атласных бантиках; на пальцах сияли кольца, на запястьях – браслеты, а на шее поблескивала подвеска из аквамарина.

– Здравствуйте, – сказала Аманда, беря ее протянутую руку.

– Садитесь, пожалуйста. Вы совсем юная.

– Мне двадцать лет.

– Выглядите вы моложе. Я слышала, вы вдова.

– Да.

– Ваш муж умер, стало быть, молодым. Это печально. Вы должны рассказать мне об этом подробнее. Я люблю слушать рассказы о людских бедах. Конечно, я сама очень больна. Надеюсь, Хескет сказал вам об этом. У меня, знаете ли, больное сердце. Благодаря этому мы и встретились. Его отца пригласили лечить меня. Он был специалистом по сердечным недугам. Это было так давно... Мое недомогание тогда едва давало о себе знать. Я просто слегка задыхалась, думали, что это из-за туго затянутого корсета. Конечно, тогда я вовсе не была больна. Это началось после замужества.

– Как это печально.

– Пожалуйста, позвоните. Надеюсь, Стокланд сказал им, чтобы сюда принесли чай. Я велела принести его сюда, как только вы придете... да ведь, – ее лицо вдруг стало почти сердитым, они не всегда обращают внимание на то, что я говорю. Пожалуйста, позвоните. Спасибо. Садитесь. Итак, вы хотите быть моей компаньонкой? А также и сиделкой, по словам Хескета. Вы ухаживали за своим мужем, как он сказал. Изредка я нуждаюсь в сиделке. Я, знаете ли, очень больна. В это нельзя поверить, верно? С сердечниками всегда так. То вы на ногах, то сваливаетесь через минуту. И больной по-настоящему не выглядите. Это у меня наследственное. Мой отец от этого умер. Ox...

В комнату вошла служанка.

– Вы звонили, мадам?

– Чай... чай! – ответила, выражая нетерпение, миссис Стокланд. – Я приказывала принести его, как только придет миссис Треморни.

– Его вот-вот подадут, мадам.

Миссис Стокланд вскинула голову; серьги бились об ее шею, на висках вздулись вены.

– Хорошо, Сара. Но не заставляйте меня больше ждать. Я этого не потерплю.

Сара вышла, а жена доктора повернулась к Аманде.

– Вы должны мне все рассказать о себе. Можете себе представить, как мне грустно, как тяжело... быть не в состоянии вести светскую жизнь, как я привыкла. Когда я была несколько моложе... до замужества... я столько времени проводила на балах и самых веселых приемах. Я всегда оказывалась в центре событий. Только представьте себе, каково сейчас... быть оторванной... так редко выходить. Да и то лишь проехаться вокруг парка. О, вот и чай.

Она мрачно смотрела, как его вносили.

– Можешь быть свободна, Сара. Миссис Треморни разольет, верно, миссис Треморни? И мы можем поговорить. Я жажду услышать о вас все. Боюсь, что я покажусь вам излишне любопытной. Мне нравится узнавать подробности о жизни людей. Что мне еще остается... живя уединенно?

– Вам чай с сахаром? Со сливками?

– С сахаром, пожалуйста... и побольше сливок. О, они принесли только индийский чай. А ведь знают, что иногда я люблю китайский. Миссис Треморни, мне кажется, это делается, чтобы мучить меня. Я вам скажу... Но неважно. А то вы подумаете, что у нас странный дом, и откажетесь жить у нас... Я очень хочу, чтобы вы остались. Хескет говорит, что вы будете мне читать. Это будет так приятно. И сможете быть компаньонкой-сиделкой. Бывает так одиноко. Люди перестают навещать вас, когда узнают, что вы больны. Люди чудовищно эгоистичны... все... все! О, пожалуйста, передайте мне одну из тех лепешек. Они без изюма! Да, ладно. Надеюсь, вы не против лепешек без изюма.

– Они очень вкусные. Миссис Стокланд, будьте любезны сказать мне, каковы будут мои обязанности, если вы решите принять меня на работу.

– Обязанности? О, заботиться обо мне, бедненькой. Мы будем вместе. В конце концов, в доме только прислуга. Хескет постоянно занят... так он говорит. Никогда нет времени побыть со мной. – Аманда снова заметила мелькнувшее на лице сердитое выражение. – Понимаете ли, пациенты. Он говорит, что они требовательны. А потом он постоянно читает... изучает. Сердечные болезни. Думаю, он надеется вылечить меня. – Она покачала головой, и серьги снова шевельнулись и засверкали. – Но это неизлечимо. Я видела, что случилось с моим отцом. – Ее лицо потемнело от подавленного настроения.

– Вы любите читать?

– Я думаю, что могла бы заинтересоваться книгами, если бы мне их читали. Я так устаю читать сама... Мои глаза... Ах, я вижу, что вы смотрите на мой портрет.

Аманда смотрела только на свою предполагаемую работодательницу, но теперь она уже достаточно узнала ее, чтобы понять, что ее внимание пытаются привлечь к картине. На ней была изображена красивая молодая девушка, и можно было лишь догадываться, что женщина, сидящая в кресле, была моделью для этого портрета. Как она может на него смотреть, удивлялась Аманда, если она явно придает такое большое значение своему внешнему виду! Лицо на портрете было округлым – возможно, слегка полноватым, с намеком на будущую полноту; рыжеватые волосы были разделены прямым пробором и, гладко зачесанные, обрамляли лицо, на затылке они были собраны в узел. Красивые покатые плечи были обнажены, а сине-зеленый цвет вечернего платья гармонировал с рыжеватыми волосами.

– Он восхитителен.

– Вы меня узнали? Значит, я не очень изменилась.

– Я сразу же увидела, кто это.

Аманда поняла, что она сказала то, что нужно, и что, если она начнет работать в этом доме, самой трудной задачей для нее станет выбор слов.

Неожиданно миссис Стокланд изменилась и стала очень походить на юную девушку на портрете.

– Я помню, как позировала для этого портрета. Художник был малоизвестным в то время. Известность пришла позднее. Я убеждена, что мой портрет немного этому поспособствовал. Он висел в академии. Помню, как им любовались. Он, конечно, был в меня влюблен. Я помню, как толпились у этой картины люди. Это была картина года.

– Я охотно этому верю. Он не может не привлечь внимания.

– Привлекать внимание! Очаровательные слова! Я вижу, что с вами будет приятно. Хескет сказал мне, что вы жили в деревне. О Боже, вот, должно быть, тоска, не думаете? Я не могла бы жить в деревне. А вы приятельница Фрита Дейнсборо. Забавный человек! Вы должны мне рассказать все о своей жизни в деревне, хотя я предполагаю, что она была довольно скучной. Почти такая же скучная, как здесь... Да, пожалуйста, еще чашку. Чай слабо заварен. Они знают, что я люблю покрепче. Я думаю, они специально это делают. Возможно, пожив здесь какое-то время, вы найдете на них управу. Слуги – такие прохвосты, я считаю. Особенно когда они видят возможность хитрить... и никто их не приструнивает.

– Не стоит ли нам обсудить условия и все прочее? – предложила Аманда.

– Да, конечно. Вы будете, конечно, жить здесь; я бы хотела, чтобы ваша комната была рядом с моей. Ведь вы будете моей компаньонкой, верно? И есть вы будете с нами... и будете как бы членом нашей семьи, я полагаю.

– Я бы не хотела навязывать свое общество. Я бы могла иногда есть у себя... если это более удобно. Вы бы не хотели, чтобы я была с вами постоянно...

– Смею вас заверить, все решит прислуга. Они вершат всем в этом доме. Передайте-ка мне мой веер, миссис Треморни.

Ее лицо очень раскраснелось, и она начала обмахиваться разрисованным японским веером, переданным ей Амандой. Глядя на нее, Аманда почувствовала неожиданное желание бежать из этой тесной комнаты, от этой женщины с отталкивающим лицом; она уже догадалась, что жизнь в качестве компаньонки-сиделки этой женщины будет полна трудностей.

Миссис Стокланд, откинувшись в кресле, обмахивала себя веером и говорила о жалованье и привилегиях, предлагая весьма, после жизни в мансарде миссис Мерфи, комфортабельное существование; тем не менее Аманда не чувствовала радости от полученного предложения и начинала сомневаться в том, что поступит правильно, приняв его.

– Теперь лучше, – сказала миссис Стокланд. – Меня иногда бросает в жар. Я постоянно боюсь, что у меня будет один из тяжелых приступов. Мне нельзя возбуждаться. В этом все дело. Я должна сохранять спокойствие. Люди не помнят об этом, понимаете ли. Они меня огорчают, не думая, какой от этого может быть вред.

Тут Аманда совсем приуныла. Эта женщина ее встревожила, но что ей оставалось делать? Фрит для нее это устроил, и она должна быть благодарна. Она должна принять предложение. По крайней мере, должна попытаться. Миссис Стокланд – инвалид, без сомнения, капризный. Почему ей вдруг захотелось убежать из-за духоты в комнате? Из-за портрета? Из-за странного блеска в глазах этой женщины, ее жалости к самой себе, постоянных упреков в адрес отсутствующих людей, которые не могут за себя постоять? Она представила себе кроткого инвалида и теперь никак не могла привести мысли в порядок.

Миссис Стокланд уронила веер и беспомощно смотрела на него, поэтому Аманда его подняла; когда она протянула его миссис Стокланд, их лица на мгновение сблизились. Аманда взглянула на пылающие щеки и блестящие глаза и тут же ощутила запах алкоголя; она поняла, что ее предполагаемая хозяйка должна была изрядно выпить, чтобы это ощущалось даже после чая; она догадалась, что определенная степень опьянения является причиной ее странного поведения.

Опьянение! Аманда представила себе людей, которых она видела сидящими на тротуарах у пивных, их странные, потерянные или порочные лица, некоторые красные от возбуждения, другие бледные от тоски. Почему она не разглядела этого сразу у этой женщины?

«Я не могу здесь остаться, – подумала она. – Это было бы невозможно. Я никогда не могла бы жить с ней».

В это время в комнату вошел доктор Стокланд. Теперь она поняла причину его усталости, его грустного вида. Он стал таким из-за этой женщины.

– А, миссис Треморни, – сказал он. – Я полагал, что застану вас здесь. – Он взял ее руку и задержал в своей. Взгляд его был тревожным. Он совсем не походил на того человека, которого она встретила в доме Фрита накануне вечером. Он нервничал.

– Миссис Треморни рассказывала мне все о себе, – сказала его жена. – Как она ухаживала за своим бедным больным мужем, и жила в деревне, и как тяготилась жизнью там. Она собирается с большим удовольствием быть со мной. Я уверена, что для меня все станет немного приятнее. Я в этом нуждаюсь. – Теперь она держалась недоброжелательно, и эта недоброжелательность относилась к нему.

«Я не смогу жить в этом доме, – подумала Аманда. – Ведь видно, что это было бы невозможно. Я не смогу ей угодить, ей никто не смог бы угодить. И она ненавидит своего мужа».

– Не осталось ли немного чаю? – спросил он, улыбнувшись Аманде. – Я рад, что вы хорошо провели вместе время.

Аманда передала ему чашку чая и заметила, что его рука слегка дрожала.

– Миссис Треморни собирается жить в комнате рядом с моей, – сказала миссис Стокланд. – Мы все это уже решили.

– Я очень рад.

– Ну... – начала Аманда.

Он тревожно взглянул на нее, и она была тронута больше, чем следовало бы.

– Мы сделаем все возможное, чтобы вам было удобно, – сказал он. – Моей жене, как вы, без сомнения, поняли, необходимо дружеское общение. Ей необходимо дружеское общение с интеллигентным человеком, миссис Треморни. Я весьма рад, что вы будете жить у нас. Вы уже приняли решение, не так ли?

Это был подходящий момент ответить, что она еще не решила, что ей нужно немного времени, чтобы подумать. Она посмотрела на них обоих; обе пары глаз настаивали, чтобы она согласилась, широко открытые и затуманенные глаза женщины и печальные, тоскливые глаза мужчины. Она отдавала себе отчет в своей слабости, над которой смеялись Фрит и Лилит.

– Мы надеемся, что вы согласитесь, – продолжил он. – Это будет так важно для нас обоих.

Он выглядел таким серьезным, таким усталым и надеющимся, как будто говорил: «Помогите мне. Позабавьте ее. Освободите меня от нее хоть ненадолго. Дайте мне возможность не думать о ней».

Неуверенным голосом она ответила:

– Пожалуй, да... конечно, я согласна.