Изумруды к свадьбе

– На меня? А я думал, на вас.

– На нас обоих.

– Женевьева опять ведет себя очень плохо.

– Боюсь, что так. Это потому, что ей запретили ходить к Бастидам.

– А вы брали ее с собой, когда ходили в их дом?

– Да.

– Вы считаете это разумным?

– Одно время я считала это очень разумным. Ей не хватает общения со своими сверстниками. Девочка ее возраста должна иметь друзей. Но у нее их нет, и именно поэтому она такая непредсказуемая… с этими ее внезапными вспышками и бесконечными шуточками.

– Понятно. И вам пришла в голову идея познакомить ее с Бастидами?

– Да. И у Бастидов она всегда чувствовала себя очень счастливой.

– И вы тоже?

– Да, мне очень нравится общаться с ними.

– Жан-Пьер имеет репутацию человека очень… галантного.

– Ну и что? Галантность так же обычна в этой части страны, как виноград. – Разговор с графом придал мне силы и храбрости. Я чувствовала, что должна непременно выяснить, как он ко мне относится… и что представляют собой его чувства ко мне по сравнению с теми, которые он питает к Клод. – Но, может быть, действительно было бы лучше, если бы я уехала отсюда, – сказала я, – скажем… через две недели. К этому времени я закончу те картины, с которыми начала работать. Это очень обрадовало бы мадам де ла Таль, а поскольку Женевьева вряд ли сможет одна часто наведываться к Бастидам, проблема разрешится сама собой.

– Такая четкость в суждениях бывает не очень нужна в определенных жизненных ситуациях, мадемуазель Лоусон.

Я рассмеялась, а вслед за мной засмеялся и он:

– Ну а теперь, пожалуйста, не говорите больше об отъезде.

– Но мадам де ла Таль…

– Я сам улажу с ней эту проблему.

Он посмотрел на меня, и одно чудесное мгновение мне казалось, что с его лица наконец соскользнула маска. Оно как будто говорило, что мысль потерять меня столь же невыносима для него, как и для меня мысль о том, чтобы покинуть замок.

Когда в следующий раз мы встретились с Женевьевой, она выглядела очень угрюмой. Она заявила мне, что ненавидит весь мир. В основном же это относилось к женщине, которая называет себя тетя Клод.

– Она опять запретила мне ходить к Бастидам, мадемуазель. И на этот раз папа был заодно с ней. Он сказал, что я не должна туда ходить без его разрешения. А это значит, что я туда больше никогда не попаду… потому что он никогда не разрешит мне.

– Он разрешит. Если…

– Нет. Папа сделает то, что она ему велит. Так странно думать, что он может слушаться кого-то, – но это факт…

– Я думаю, вы ошибаетесь.

– Вы не знаете, мадемуазель. Иногда мне кажется, что вы не знаете ничего другого, кроме как говорить по-английски и быть воспитательницей.

– Воспитательницы должны сами знать массу вещей прежде, чем начнут кого-то учить.

– Не увиливайте от разговора, мадемуазель. Я сказала, что ненавижу всех в этом доме. В один прекрасный день я просто убегу отсюда.

Несколько дней спустя я встретила Жан-Пьера. Я была на прогулке одна, так как после нашего бурного разговора Женевьева избегала меня.

Увидев меня, он пустил лошадь галопом. Его лицо светилось явным удовольствием, которое он всегда проявлял при встрече со мной.

– Вы только посмотрите на виноград! – закричал он. – Видели ли вы такой еще когда-нибудь? В этом году у нас будет вино, достойное того, чтобы носить название этого замка. Если, конечно, все пойдет так, как надо, – торопливо добавил он, как бы умиротворяя Бога на тот случай, если он его вдруг услышит и решит наказать за самонадеянность. – Насколько я помню, был только еще один такой удачный сезон. – Выражение его лица внезапно изменилось. – Но я могу уже не увидеть этого урожая.

– Что?!

– Пока это только предположение. Граф подыскивает достойного управляющего на виноградники в Мермозе, и, как говорят, достойным являюсь я.

– Уехать из Гайяра? Но как вы его покинете?

– Просто переехав в Мермоз.

– Это невозможно!

– Благодаря Богу и графу все возможно, – сказал он вдруг неожиданно злым голосом. – Разве вы не понимаете, Даллас, что мы не имеем никакого значения для графа, мы простые пешки, которые он может двигать куда хочет, играя в свои игры. Он просто не хочет, чтобы я жил здесь, скажем так… И для этого меня двигают через всю доску совсем в другое место. Пока я здесь, я представляю опасность для господина графа.

– Опасность? Но какую?

– Как может королю угрожать простая пешка? Поставить мат! Таково искусство игры. Раз уж ты можешь потревожить покой великих мира сего, тебя немедленно удаляют. Понимаете?

– Он был очень добр к Габриэль. Устроил ее с Жаком жить и работать в Сен-Вайяне.

– О да, он был очень добр, – пробормотал Жан-Пьер.

– А почему он хочет избавиться от вас?

– Может быть, потому, что вы с Женевьевой бываете у нас.

– О да, мадам де ла Таль даже хотела меня уволить за это. Даже обращалась к графу.

– И он ее не послушал?

– Господин граф хочет, чтобы его картины были отреставрированы.

– И вы думаете, это все? Даллас, будьте осторожны. Он опасный человек.

– Что вы имеете в виду?

– Мне говорили, что многих женщин привлекает опасность. Его жена, бедняжка, была чудовищно несчастна. Она чувствовала себя лишней… и умерла.

– На что вы намекаете, Жан-Пьер?