Мамин Восход

А эту фотографию дедушка привез с фронта – весточки из дома он бережно хранил всю войну.

На память моему милому и дорогому папочке от любящей дочери Нины Рожко. Дорогой папуся, твой похожурик днем и ночью помнит о тебе и ждет той счастливой минуты когда сможет обнять своего милого папочку! Крепко обнимаю и целую. Твоя любящая дочь Нина. Кисловодск 1944 г

В сентябре 1944 года Ниночке исполнилось семнадцать лет. Повестка из военкомата не заставила себя долго ждать – в конце войны даже таких молодых ребят призывали в армию.

Суровый сотрудник комиссариата с жалостью смотрел на хрупкую черноглазую девчушку: «Куда такой в действующую армию? Отправлю-ка этого «воина» на работу в госпиталь».

Санаторий-госпиталь «Крепость» находился рядом с городским парком и знаменитой Нарзанной галереей. Сюда и пришла Нина Рожко. Работы было хоть отбавляй – присматривать за больными, менять бинты, а то и уколы делать. Ниночка, только закончившая школу, медицинского образования не имела, поэтому ее назначили «сопровождающей». Ведь многих бойцов, которых врачи поставили на ноги, надо было провожать – кого до самого дома, кого – до вагона поезда.

Наступил 1945-й год. Война закончилась, но госпиталя продолжали работать. И тут с мамой произошло чудесное событие.

Если подумать, такие чудеса случаются со многими – судьба дает шанс каждому. Но мы не всегда их видим, хватаемся за них.

…Прокуренный вагон гремел на стыках, ветер задувал во все щели, но это не имело никакого значения – боец ехал домой! Парень жил совсем рядом – в Пятигорске. Проводив его до самого дома, Ниночка отправилась в обратный путь.

Соседкой в электричке оказалась приятная женщина довольно интеллигентного вида. По дороге она рассказала девушке о том, что сама из славного города Ленинграда, отдыхает в Пятигорском санатории, а в Кисловодске есть родственники, да как же их найти?

– Как зовут ваших родственников? – спросила Ниночка, и услышала свою фамилию! Думаю, это было одно их первых маминых «чудес».

Ниночка привела гостью домой. Встреча была радостной, женщины долго сидели за столом, и тетушка весь вечер уговаривала бабушку:

– Галина, отпусти девочку со мной в Ленинград, ей надо учиться дальше!

Бабушка не успела ничего ответить, как дочка возразила:

– Не могу я уезжать. Меня с завтрашнего дня переводят в библиотеку. Заведующая сказала: «Такие начитанные работники нужны именно здесь».

Тетушка улыбнулась:

– Ниночка, ты пока не понимаешь, что именно я тебе предлагаю!

Долго думали, и наконец, решили – Ниночка отправится в дорогу, но через месяц – другой.

Вскоре мама оказалась в Ленинграде и поступила в техникум парашютной промышленности.

…Недолго проработала Ниночка в военном санатории Кисловодска, но поклонников заимела – был даже один генерал.

Среди всех она отличала молодого лейтенантика – морского летчика Иван Алефиренко. Красивая черная форма с голубыми погонами и орденами на груди, вечерние прогулки, танцы в санаторном парке – все это было так романтично. Знакомство длилось недолго – Иван отправился в полк под Архангельск, Ниночка уехала в Ленинград. Осталось только писать письма, посылать редкие фотографии.

Крайний север – «чукчи» за выслеживанием белого медведя. Похожи Нина? – снимок правда плохой, но одного «чукчу» Вы должны здесь опознать.

08.10.47г. Нине Р.– миловидной южанке – от жителей NORDA – Ваня.

По невероятному стечению обстоятельств, в конце 47-го года Ивана перевели служить под Ленинград – в полк в селе Лебяжьем. Нина жила и училась рядом – в самом Ленинграде.

Необыкновенную историю их женитьбы слышала от кого-то из родных.

…Любовный роман был в самом разгаре – отец уже сделал предложение руки и сердца – мама соглашаться не спешила. Тогда ему пришлось применить военную хитрость: перегоняя в полк новый самолет, посадил его на военном аэродроме Минеральных Вод, доехал до Кисловодска – всего-то полчаса на электричке – явился к маме и сказал:

– Ниночка, ради тебя я нарушил все инструкции! Если любишь – спасай! Летим со мной, иначе – трибунал.

Лукавил ли? Может быть – вообще был он лихим парнем, склонным к здравому авантюризму – я, кажется, вся в него…

Что тут началось! Охи, ахи! Бабушка в слезы, а дочка собрала вещички и улетела с женишком.

…У женишка были пронзительные зеленые глаза, и он был очень красив – куда там генералам, ухаживавшим за дочкой в санатории! Характерец, конечно, тот еще – но с этим ничего не поделаешь – наследие войны. Попробуйте в двадцать с небольшим отбомбить «транспорт водоизмещением 12000 тонн» с поднебесной высоты Заполярья, а потом спокойно спать – вряд ли у вас это получится.

Регистрация брака происходила в 1947 году в Баумановском загсе Ленинграда. Звучал свадебный марш Мендельсона, оживленные пары стояли у входа. Ниночка, подойдя к двери в большой парадный зал с золочеными колоннами, вдруг развернулась и кинулась вниз по широкой лестнице. Иван – офицер при полном параде, бросился следом, догнал, повел обратно. Но и у стола регистраторши мама все сомневалась в правильности своего решения, видно чувствовала, какой трудный путь выбирает.

Я родилась через четыре года после войны, в селе Лебяжьем, в гарнизоне под Ленинградом, где был расположен военный аэродром морских летчиков. Отец в тот момент был в санатории – летчиков отправляли отдыхать, несмотря ни на какие семейные обстоятельства – даже скорое рождение ребенка. Ждали родители, естественно, мальчика, а родилась девочка. Так как имя было уже придумано, то мама и назвала меня Викторией.

Село Лебяжье, аэродром «Котлы», 1949 год.

Мама разделила с отцом все тяготы военной службы в гарнизонах морских летчиков на самом краю нашей огромной страны. Случалось, жила в общих бараках, отгородив «свой» закуток одной занавеской, знала все о ночных полетах и верных ведомых, горе от потери однополчан тоже было общим. Недостатка в деньгах не было, но это вряд ли компенсировало множество неудобств, присутствующих в нелегкой жизни военных.

Модные туфельки на высоких каблуках лежали в шкафу без дела – ходить в них по деревянным тротуарам гарнизона было невозможно.

Лебяжье. 19 октября 1949 г.

Мама со мной на руках стоит на том самом деревянном тротуаре, а за спиной домишки, в которых квартировались пилоты со своими семьями.

Гарнизон военно-морских летчиков…

Но не было на свете двух более разных людей.

Отец называл мамочку «аристократкой» – точнее придумать было нельзя – произнося эти слова по-разному – иногда ласково, иногда с досадой, но шли они от самого его сердца, это несомненно. И она действительно была аристократкой до мозга костей – печку топила ручками со свежим маникюром и всегда, даже дома, ходила в нарядных платьях – халатов никогда не носила.

Мама любила итальянскую музыку, замирала при звуках «Вернись в Сорренто» или «Санта Лючии», отцу же надо было что-нибудь попроще – «А ну-ка песню нам пропой веселый ветер…» – вот это в самый раз! Одно несомненно: они оба – и мама и отец были очень красивы – мама утонченной интеллигентной красотой и прирожденной грацией движений, отец – зелеными выразительными глазами, замашками «ведущего», и крестьянской основательностью во всем.

Родители ни в коем случае не были рядовыми обывателями, да простит мне читатель такое яркое слово. Отец прошел страшные годы войны в элитном полку морских летчиков, сумев своим мужеством и мастерством сохранить жизнь там, где пилотам было отмерено всего ничего – по две-три недели. Эта пора его жизни, его летная судьба, смею думать, сложилась удачно.

Мама же, в период «развитого строительства социализма» с большим увлечением планировала, возводила, а потом и руководила огромной трикотажной фабрикой – фабрикой «Восход» – но это много позже.

Затем в их жизни был военно-морской аэродром Кагул на прекрасном прибалтийском острове Эзеле. Здесь корабельные сосны упирались в самое небо, казалось, за их верхушки задевали облака. Моё раннее детство, о котором до сих пор что-то помню, прошло на этом уютном эстонском острове. Мама, как и все жены офицеров, не работала – воспитывала нас с сестрой.

Остров Эзель, 1950 г

Помнится, она была большой модницей – имела много красивых платьев и, конечно, шубу – этот обязательный атрибут офицерской жены. До сих пор помню – на ощупь – колючую отцовскую шинель и мягкую шубу мамы.

Именно здесь, на этом острове родители сделали своё первое крупное приобретение – автомобиль «Победу», с которой связана одна, довольно смешная история.

«Победу» – писк автомобильной промышленности нашей страны 50-х годов приобрели сразу, как только эта мысль пришла в голову. Автомобили в те годы разрешали покупать только по особым спискам, но отец, к тому времени уже бравый тридцатитрехлетний красавец – майор, ас-истребитель морской авиации, прошедший войну и имеющий ордена и медали, входил в этот список, а его оклад позволял делать и такие покупки.

И вот новенькая машина, сверкая на солнце, стояла под окнами офицерского общежития. Когда сослуживцы возвращались с полетов, они курили возле неё, проводя «разбор полетов», а заодно любовались и гладили теплые от солнца бока новенького чуда. Однако машина была еще не обкатана и поэтому капризничала – а может, просто водителю, впервые севшему за руль автомобиля, пока не хватало умения? Ведь надо же – с самолетом-истребителем отец управлялся лихо, был с ним, можно сказать, на «ты», а тут случались «непонятки» – Победа как бы слегка «взбрыкивала».

И вот, в один из свободных от полетов дней, они с верным другом и однополчанином Колей Мячиным посадили в машину жен и поехали кататься. Ехать особо было некуда – эстонский остров Эзель был небольшим, однако сам факт поездки на первой «гражданской» машине в военном гарнизоне радовал.

Иван сел за руль, рядом разместился Николай. Сзади восседали – именно так – «восседали» – две молоденькие разодетые девицы. Такие праздничные моменты в скучной аэродромной жизни жен летчиков происходили нечасто, и они собирались, как «вор на ярмарку» – то есть очень тщательно. Прически соответствовали последнему слову моды 50-х: «спереди пулемет, сзади авоська». Головки почему-то получились совершенно одинаковыми – туго завитые кудри торчали впереди устрашающе, сзади же были уложены в незаметную сеточку. Однако других причесок в тогдашней моде не было и ничего странного в этой одинаковости девчата не видели. Ребятам же такие нюансы были непонятны вообще – в модных «причах» они не разбирались.