Путь к золоту Рюрика
– Эй, девушки, чуток полегче, вы мне футболку порвете! – верещал он.
– Стеша, ты что творишь?! – на ухо ей прошептала Виноградова.
– Не волнуйся, все под контролем, – так же тихо ответила Белинская.
Такой же странной молчаливой группой они подошли к палатке штаба.
Когда до нее оставалось несколько шагов, из палатки раздался приглушенный женский крик.
– Что там еще такое? – Девушки вместе с ошалевшим Сидельниковым подбежали к штабу и у входа нос к носу столкнулись с выбегающей из палатки бледной как полотно Мариной Кузнецовой.
Она была вся всклокоченная, дрожала как лист на ветру, а глаза, уже без строгих очков, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
– Марина Эдуардовна, что случилось? Мы слышали крики! – наперегонки закричали девушки.
Кузнецова беззвучно отшатнулась от студенток и, закрыв рот руками, судорожно показала куда-то вглубь палатки.
Майя заглянула внутрь и тоже чуть было не закричала от ужаса.
На полу лежала аспирантка Людмила Тихомирова, возле ее головы и светлых растрепанных волос расползалось ярко-малиновое пятно, и это было явно не варенье. А возле ног Люды, тоже успев запачкаться ее кровью, лежала утраченная, а теперь обретенная древняя рукопись.
1868 г. Санкт-ПетербургПитерская весна кратковременна и туманна, дождлива и уныла, но все-таки приятная зелень деревьев и восхитительные закаты перевешивают все минусы ненастной погоды.
Вот одним таким весенним вечером, когда до заката оставалось не больше четверти часа, черная дверь меблированных комнат на улице Мойке отворилась. Оттуда, запыхавшись и по дороге чуть не наступив на глупую тощую кошку, орущую в сумерках, выпорхнула женская фигура в накинутой на плечи темной накидке, такой же темной шляпке и в уже набившей оскомину черной вуали.
Девушка быстро сбежала с лестницы, обошла угол дома и вдоль набережной быстро упорхнула в ближайшие темнеющие переулки.
Вдоль Невы уже появились и даже некоторые зажглись первые фонари – чудо инженерной мысли Северной столицы, – но девушка не обращала внимания на приглушенный свет, она спешила все дальше и дальше, к самым задворкам. В те затемненные переулки старого города, куда благородные дамы редко забредали, где можно было потерять не только звонкие монеты в кошельке, но и саму жизнь.
Но дамочку подобные эпичные вопросы не занимали, она спешила все дальше и дальше. Пока в одном захудалом и облезлом дворе ее не окликнул строгий грубый голос:
– Эй, красотка, ты не ошиблась часом? Тут не бульвар для гуляний!
Девушка обернулась, кокетливо поправила шляпку и вуаль на ней и молча разглядывала развязную компанию.
А посмотреть было на что. Три дюжих молодца, похожих друг на друга, как близнецы, отличавшихся только цветом чумазых волос, пристально разглядывали незнакомку.
Первый, рыжий детина с длиннющими и непропорциональными как у гориллы руками, снова повторил:
– Красотка, куда бежишь?
Два других разбойника – черноволосый и пепельный блондин – заржали на два голоса, показывая щербатые и гнилые зубы.
– Она к нам торопится! Ишь как вспотела даже!
– Вот какая краля! Из благородных!
– Поцелуй меня, фря! И я тебя приголублю! – блондин протянул к девушке волосатую чумазую руку.
– Ну наконец-то! – с усмешкой ответила она. – Я вас сейчас всех приголублю!
Девушка спокойно отошла на два шага от блондина, медленно приподняла вуаль, сняла правую перчатку, на которой ярко блеснуло алым цветом золотое кольцо с огромным кроваво-красным рубином.
– Привет, мальчики! – снова усмехнулась Глафира, а ведь это была она. – Привет, как поживаете?
Увидев кольцо с огромным рубином, бандиты чуть челюсти не выронили изо рта, боевая спесь тоже куда-то испарилась.
Они с ужасом взирали на Глашу и ее чудо-кольцо.
– Узнали, значит! Ну хорошо, значит! – весело засмеялась девушка.
Те хмуро кивнули.
– Мне к Данко нужно, причем сейчас же. И вы меня к нему проводите, мало ли лихих людей в городе.
Глафира аккуратно расправила пышные юбки и, высоко задрав голову, скомандовала своим новым друзьям:
– Ну что, так и будете стоять как истуканы? Ведите меня к Даниле Андреевичу, и живо!
Мужики снова понуро кивнули, рыжий детина смачно сплюнул на пол и проворчал:
– А зачем тебе Данко понадобился? Может, мы сгодимся?
– Раз сказала, что Данко надобен – значит, надобен. Ведите меня к нему.
– Фартовая ты, краля! Пойдем! – снова кивнул немытыми вихрами блондин. – С нами тебя не обидят. Пусть кто попробует только.
Так, с таким угрожающим кортежем, Глаша отправилась в святая святых преступного мира Северной столицы.
Санкт-Петербург во второй половине XIX века был едва ли не самым криминальным городом Европы, проигрывая по количеству преступлений разве что лондонским трущобам. Но ослепительная роскошь кварталов соседствовала с множеством нищих районов, а богатые петербуржцы жили в том же городе, что и ищущие легких денег воры, убийцы и мошенники. А возглавлял всю преступную сеть города Даниил Андреевич Акулин, больше известный в воровском мире как Данко. Он принимал клиентов и других страждущих в большом, богато украшенном особняке на задворках Грибоедовского канала. Где на самом деле жил вор в законе девятнадцатого века, никто толком и не знал, а кто знал – тот давно уже кормил рыбок на дне Невы.
Данко был необыкновенно умен, ловок и предприимчив, его боялись все уголовники города, с ним не хотели ссориться ни полицейские чины, ни городская верхушка, ни даже венценосные особы – всем было хорошо известно: Данко сумел бы отомстить и с того света.
Кольцо с алым рубином из рук самого главного человека теневого города попало к Глафире отнюдь не случайно. Ей удалось пару лет назад оказать Данко огромную услугу, и тот в награду преподнес ей сей раритет с предупреждением, что, увидев алый рубин, любая беспризорная шавка и каждый сопливый карманник Петербурга сделает все, что Глаша попросит.
Решив воспользоваться подарком, Глафира даже начала беспокоиться, получится ли, или ее косточки сгниют в воровском притоне где-то на выселках.
Но результат ее порадовал – бандиты явно были впечатлены, искоса поглядывали и на кровавое кольцо, и на его симпатичную хозяйку.
– Барышня, ты нас особо не выдавай Даниле Андреевичу, не говори, что обидеть хотели, мы так, шутки ради, – оправдывался черноволосый по дороге к особняку.
Глафира упрямо молчала, продумывая трудный разговор с сильным мира сего.
Переулки становились все темнее и мрачнее, пару раз девушка заметила разудалую шпану и нескольких угрожающих бандитов по дороге, но взглянув на их веселенькую процессию, никто не решил подойти познакомиться.
У ворот дома на Грибоедовке подпирали стену два бугая, причем они были такие громадные, что разбойничья свита Глаши, состоящая из трех гориллоподобных «ангелочков», выглядела на их фоне просто собранием мальчиков из церковного хора.
Увидев гостей, один из бугаев сердито сдвинул брови, но объяснять ничего не понадобилось – Глаша без предисловий сунула ему под нос кольцо с рубином.
Тот на секунду застыл, если бы прислушаться – наверное, можно было бы услышать, как с тихим шипением и кряхтением крутятся у него в мозгу шестеренки. Но Глафире некогда было заниматься такой чепухой. Кивнув своим личным провожатым – верзилам, она спокойно прошла мимо застывших бугаев и попала в богато обставленную прихожую – всю в золоте и огромных зеркалах в человечий рост.
Из соседней комнаты сразу показался маленький и верткий старичок Прохор Лукьяныч, больше известный как Проша Золотой, правая рука и секретарь Данко.
Увидев девушку, он тряхнул совершенно седой головой и чуть ли не запел от восторга:
– Глафира Кузьминична, какими судьбами! Какая встреча! Ах, душа моя! Вы все так же прелестны! Позвольте ваш плащ! Проходите-проходите! Данила Андреевич вас непременно примет! Одну секундочку, – пока Проша заливался соловьем, его руки искусного карманника, снимая с девушки плащ, обследовали каждую складочку ее одежды – в поисках колюще-режущего оружия.
С любым видом оружия доступ к Данко был запрещен.
Глаше были неприятны эти хоть и легкие, и воздушные, но вместе с тем требовательные прикосновения старого карманника. Но приходилось с этим смириться, она сама пришла в этот дом, в чужой монастырь с чужими преступными правилами.
Так что Глаша терпела и даже мило улыбалась Прохору.
Новгородская область. Батецкий район. Наши дни– Сама Шум-гора представляет собой конструкцию из мощных каменных плит, сверху засыпанную грунтом. Вся эта территория называется Передольским погостом, который занимает земли от деревни Подгорье до деревни Заполье, вдоль реки Луга. Площадь погоста примерно десять гектаров, и здесь можно насчитать семь крупных курганов. Но самый крупный курган, безусловно, Шум-гора. Ее диаметр почти сто метров, а высота чуть более тринадцати. Название она получила за странные звуки, которые слышатся повсюду, – гора «шумит», «поет», потому что на вершине кургана стоят ритуальные камни, которые при сильном ветре издают звук, больше всего похожий на плач. Шум-гора – самый крупный неисследованный погребальный курган в Европе. Ее часто сравнивают с «королевскими» курганами в Упсале (Швеция), курганами конунгов в Усеберге (Норвегия), с мемориальным курганом Харальда Синезубого (Дания), – спокойно и размеренно, как на обычной университетской лекции, рассказывал профессор Апраксин.
– Это все замечательно, но когда я спрашивал, чем конкретно вы здесь занимались, ваша экспедиция, можно было и без подробностей о Шумке. Я сам отсюда родом и больше вашего могу рассказать и о Передольском погосте, и о курганах, – насупился молодой следователь, который снимал показания свидетелей.
– Извините, ради бога. Я немного увлекся. Дмитрий?..
– Дмитрий Сергеевич, – поправил его капитан. – Чем конкретно занималась ваша убитая аспирантка Людмила Тихомирова?
– Людочка у нас была специалистом по георадарным исследованиям, она писала работу как раз по этой теме, потому мы ее и взяли, – поспешно ответил Сергей Юрьевич.
– Вы успели произвести георадарные исследования?
– Да, буквально вчера георадар, точнее Людочка, обнаружила на глубине четырнадцать-пятнадцать метров полость, четко ориентированную с востока на запад. У нас уже возникло предположение, что полость – не что иное, как погребальная камера или саркофаг. Кроме того, в южной части кургана была найдена «линейная аномалия», которая напоминает тоннель, «уходящий в никуда». Представляете, она похожа на тоннели древнеегипетских пирамид. – Глаза у профессора Апраксина загорелись, он принялся ходить по комнате, рассказывая про свое открытие следователю.
– Вы теперь собираетесь копать Шумку? Доставать Рюрика? – Дмитрий Сергеевич опешил от удивления.
– Ну, не все так просто. Такое несчастное происшествие, бедная Людочка, да и разрешение пока нужно достать… – огорченно развел руками профессор.
– Пока ведется следствие, копать здесь нельзя. Это место преступления, и вся исследовательская деятельность ваша должна быть приостановлена, до окончательного выяснения всех обстоятельств дела, – важно заявил следователь.
– Но это невозможно, мы столько готовились к экспедиции, столько денег, сил вложено – мы в двух шагах от открытия века, это даже более сенсационно, чем могила Тутанхамона, а вы тут препятствия чините, – затрясся от гнева профессор.
– Сергей Юрьевич, сядьте и успокойтесь. Пока убийца не будет пойман, копать не позволю.
– Но что нам делать-то? Сидеть и вас ждать?
– Зачем ждать? Добивайтесь разрешения у администрации, договаривайтесь с местными жителями – вон как они недовольны, с транспарантами стоят у лагеря, можете статью написать пока научную, но из лагеря никто чтоб не выезжал, – сурово сказал Дмитрий Сергеевич. – Можете в ближайшую деревню прогуляться, в магазин сходить, по окрестностям пройтись.
Апраксин понуро кивнул.
– Расскажите мне, пожалуйста, про Людмилу Тихомирову. Какой она была человек? С кем общалась? Были ли у нее враги здесь, в лагере? – поднял глаза от протокола Дмитрий Сергеевич.
– Да понимаете, я ее особо близко не знал. Она училась у нас в вузе, потом поступила в аспирантуру. О ее друзьях и врагах я не в курсе. Доходили слухи, что пару месяцев назад у нее в семье что-то случилось. Да, на кафедре говорили – вроде даже собирали какие-то деньги, но для чего конкретно, извините, не помню, – смешался профессор.
– А какие отношения у нее были с Мариной Кузнецовой?
– С Мариночкой? Да какие – обычные. Марина Эдуардовна достаточно сложный человек в общении, многие ее не любят на курсе, но конфликтов с Людмилой я не припомню. Извините, но я в женские дрязги не лезу, – снова сконфузился Апраксин.
– Сергей Юрьевич, а что за история с пропавшим древним документом, который утром пропал, а позднее был найден возле тела убитой Тихомировой?
– Да, у Марины Эдуардовны из палатки пропал важный исторический документ, который был очень нужен в нашей экспедиции. Мы даже всех студентов, всю группу опрашивали…
– И какие итоги опроса? Что-нибудь интересное узнали? Кто его взял? – поинтересовался следователь.
– Нет, не узнали. Только парочка студентов, Виноградова и Котов, что-то темнили, у Виноградовой в телефоне оказалось фото нашего пропавшего документа.
– Как зовут Виноградову?
– Майя, а Котов – Никита.
– Подождите, это не та самая Виноградова, которая как раз нашла тело Тихомировой? – удивился капитан.
– Да, она самая.
– А еще с ней была Марина Кузнецова.
– Ну вроде бы да, – снова кивнул Апраксин.
– Хорошо, я вас понял. Я еще раз поговорю с важными свидетелями. А вы как глава экспедиции сообщите всем, что лагерь покидать никому нельзя, копать тоже пока нельзя. Обо всем подозрительном сразу докладывать лично мне, – серьезно заявил полицейский.
– Подскажите, а как же летопись? Ее можно назад получить? Она еще до конца не изучена, там уникальные сведения.
– Это не просто летопись – это сейчас улика, она приобщена к делу, а забрать вы ее сможете только тогда, когда дело будет закрыто.
– Но это невозможно, вы не понимаете! – профессор Апраксин закрыл лицо руками.
Записи из старого дневника. 31 июля 1866 г.Чем больше я изучаю рукописи фондов, тем больше я недоумеваю и просто не могу поверить в то, что происходит. Явные копии и копии от копии текстов Ипатьевской, Троицкой, Новогородской и Лаврентьевской летописей находятся вместе с оригиналами. Причем в копиях много исправлений, ошибок, неправильных приписок и переписок, полное искажение настоящей исторической науки. Совершенно невозможная путаница. Это уже ни в какие ворота не лезет. Нужно в ближайшее время обратиться к библиотекарю Никодашину. Такие грубые ошибки в сердце Академии наук Северной столицы просто недопустимы.
1868 г. Санкт-Петербург– Вот так встреча! Глафира Кузьминична, какими судьбами?! Польщен, весьма польщен! – Даниил Андреевич даже приподнялся из-за заваленного различными бумагами письменного стола навстречу гостье.
– Надеюсь, я вам не помешала? Вашей… ммм… работе, – мило улыбаясь, поинтересовалась девушка.
– Что вы! Что вы! Отнюдь нет. Прохор, неси самовар. – Акулин тоже попытался улыбнуться обезоруживающей улыбкой, но его глаза были холодны, как темные воды Невы, и так же бездонны. – Как поживает Аристарх Венедиктович? – через пару мгновений спросил Данко.
Он как бы прощупывал Глашу на предмет того, что ей могло тут понадобиться.
– Спасибо, все хорошо. А как Нюра? – безмятежно ответила Глафира.
– Ах, Нюра. Милая моя Нюра, спасибо, теперь все хорошо с ней. – Глаза Данко затуманились, он как будто окунулся в прошлое, вспоминая события двухлетней давности, когда Глаша и получила в подарок чудо-кольцо с рубином.
Единственное живое существо в целом мире, к которому Железный Данко испытывал настоящие преданные чувства и любил до безумия, это была бело-дымчатая кошка Нюра.
Много лет назад он подобрал ее еще слепым котенком в водах Невы, когда ее вместе с братьями и сестрами малолетние хулиганы-рощинцы хотели утопить.
Даниил Андреевич, тогда просто Данька Хромой, смог спасти только одну Нюрку, остальные бедняги погибли.
Тогда же малолетний Данька, подхватив замерзшего и трясущегося котенка, поправив фуражку-московку набекрень, закурил дежурную папироску и сообщил лыбящимся рощинцам, что если кто еще тут животину будет мучить – то мало им не покажется.
В подтверждение своих слов он дал в нос главе рощинских хулиганов Витьке Черному. Из-за этого случая и началась практически война беспризорников – стенка на стенку – рощинских с гайдовцами за влияние на Выборгской стороне.
А сам Данко после того случая сильно поднялся среди беспризорников и местных хулиганов. Его и его шпану стали опасаться даже вознесенские и владимирские пацаны – с Вознесенской и Владимирской улиц. А после битвы за Лиговку, когда смогли собрать стаю чуть ли не пятьдесят голов, авторитет Данко возрос до небес, это было начало его карьеры в преступном сообществе города.
Сам Акулин считал все свои успехи заслугами кошки Нюры, которая стала его живым талисманом, единственной любовью Железного Мальчика.
Так каким огромным потрясением стало для него исчезновение любимицы пару лет назад – чтобы не поднимать шумиху вокруг своего имени и не показывать свои мимолетные слабости, Данко для поисков ненаглядной кошки обратился к лучшему сыщику Петербурга – Аристарху Венедиктовичу Свистунову. Там же он и познакомился с горничной детектива Глашей.
Очень скоро Акулин догадался, что Свистунов способен только есть, много есть, вкусно пить, а еще громко командовать, а на самом деле все дела распутывает именно служанка Глафира, ну а после того как горничной удалось спасти Нюру из лап заклятого врага Данко, у того просто не было слов от восхищения, и, кроме солидного вознаграждения, он подарил Глаше кольцо с кровавым рубином.
Но это совсем другая история, а сейчас Данко поерзал на кресле, прогоняя воспоминания, и спросил у девушки:
– Глафира Кузьминична, вы решили принять мое предложение – пойти ко мне работать? Вы знаете, как я ценю ваш ум, вам не придется здесь щи варить и рубашки гладить!
– Нет, спасибо. Извините, криминал – это не мое. Я по другую сторону баррикад, – усмехнулась Глаша, хотя предложение Данко было более чем приятное – от щей и рубашек она бы с радостью отказалась.
– Так что же вас ко мне привело? – Акулин нахмурился.
– Вчерашнего дня на Сенном рынке у павильонов у Аристарха Венедиктовича обчистили карманы… – начала рассказ девушка, но Данко перебил ее со смехом:
– Вы знаете, Глафира Кузьминична, такую присказку, что у султана мешок риса не просят! Если у вашего разлюбезного Свистунова украли бумажник, так туда ему и дорога, в следующий раз будет внимательнее за вверенным ему имуществом смотреть! – весело улыбнулся Железный Данко.
– Уважаемый Даниил Андреевич, не перебивайте меня, пожалуйста, и дайте досказать! – остановила его властным движением руки Глаша.
Глаза Акулина зажглись стальным светом, он никому не позволял так с собой разговаривать, но, поглядев на перстень на руке девушки и вспомнив любимую кошку, он вздохнул и сказал:
– Пардон, мадмуазель, продолжайте!
– Хорошо, благодарствуйте. Так вот, у Аристарха Венедиктовича обчистили карманы, кто именно – он, конечно, не видел и не знает. Кошелек и часы, ради бога, можете оставить себе, но во внутреннем кармане сюртука были очень важные бумаги – потрепанный дневник и письма некоего Бориса Яновского. Они имеют самое прямое отношение к делу, которым сейчас занимается сыщик. Эти бумаги необходимо найти и достать, пока они не попали в чужие руки. Это необычайно важно, – девушка вздохнула, из-под длинных ресниц взглянула на задумавшегося гения преступного Петербурга и продолжила: – Я знаю, Даниил Андреевич, как вы заняты, не хотела бы отвлекать делового человека, но очень вас прошу помочь в этом щекотливом деле. Вы прекрасно знаете всех… э-э-э… тех, кто на Сенной промышляет… – Глаша потупилась, не зная, как назвать бандитов-грабителей.
Акулин снова рассмеялся звучным смехом.
– Глафира Кузьминична, вы хотели сказать, карманников? Их вы имеете в виду? – потешался Данко.
Глаша закивала как китайский болванчик.
– Да, наверное, их. Я не сильна в преступной терминологии.
– Ой, драгоценная вы наша, Глафира Кузьминична, не наговаривайте на себя. Вы молоды, прекрасно образованны, умны – я так и не понимаю, на кой черт вам сдался этот толстяк Свистунов? – Акулин поправил аккуратные усики.
Глаша рывком поднялась с кресла:
– Если не хотите или не можете помочь, так и скажите! А хозяина моего я не позволю обзывать! – гневно воскликнула она.
– Сядь! – тихо, но угрожающе ответил Акулин.
– Что?
– Садитесь, пожалуйста, Глафира Кузьминична! Я не сказал вам, что не помогу. Вопрос в другом – что я взамен получу.
Девушка снова уселась в кресло и замолчала, испытующе глядя в карие глаза Данко.
– А что вы хотите? – наконец прервав паузу, спросила она.
– Ммм… Надо подумать! – опять с улыбкой ответил Акулин.
Глаша снова замолчала.
Когда тишина стала неприличной, Данко, почесав подбородок, заявил:
– Давайте сделаем так, я попытаюсь вам помочь – а вы… а вы в ответ будете мне должны!
– Что это значит? – нахмурилась Глафира.
– Это значит, что́ именно должны, я пока не решил. Но когда я обращусь к вам или вашему драгоценному Свистунову – вы мне поможете. Обещаю не злоупотреблять этим должком. Ну что, по рукам?! – Данко выжидающе посмотрел на девушку.
Та немного поколебалась, но все-таки согласно кивнула. Она прекрасно понимала, что деваться ей некуда и помочь в этом деле может только Железный Данко.
Новгородская область. Батецкий район. Наши дни– Итак, Виноградова Майя Александровна, расскажите, пожалуйста, как, когда и при каких обстоятельствах вы обнаружили тело Людмилы Тихомировой? – следователь быстро что-то записывал в блокнот, даже не подняв головы, чтобы взглянуть на девушку.
А Майя наморщила лоб, нет, не для того, чтобы вспомнить обстоятельства дела, она прекрасно помнила распластанное посреди палатки тело аспирантки Люды, она силилась вспомнить, почему ей так знаком молодой следователь Дмитрий Сергеевич и где она его видела.
Пауза затянулась.
– Майя Александровна, вы не помните? Что-то случилось? – следователь наконец-то отвлекся от протокола и взглянул на притихшую студентку.
Снова знакомый взгляд.
– Извините, я припоминаю, – что или кого именно припоминает, Майя не сказала. – Мы с моей подругой Стефанией Белинской и Аркадием Сидельниковым, он возглавлял толпу местных жителей с транспарантами, мы подошли к главной палатке.
– Что или кого вы увидели там?
– Мы сначала увидели Марину Эдуардовну, руководителя нашей практики, – продолжила рассказ Майя.
– Марину Кузнецову? Отлично.
Ничего отличного в этом студентка не видела.
– Что Кузнецова делала, когда вы ее заметили? – сурово спросил Дмитрий Сергеевич.
– Она выходила из палатки, точнее она оттуда выскочила, точнее мы сначала услышали громкий женский крик, – запуталась в своих показаниях девушка.
– Крик? А кто кричал, можете сказать?
– Я не знаю, мне кажется, это был голос Марины Эдуардовны, но я могу и ошибаться.
– Замечательно. Что было потом?
– Мы подбежали, увидели Марину Кузнецову, выскакивающую из палатки, она была вся бледная, дрожала. Мы спросили ее, что случилось, она показала внутрь палатки. Я заглянула – на полу лежала Люда, вся голова у нее была в крови, – голос Виноградовой дрогнул.
– Что-нибудь еще подозрительное заметили?
– Я не смотрела особо по сторонам, мы сразу позвали профессора Апраксина, вызвали полицию.
Майя еще помолчала, потом схватилась за голову:
– Ах да, у ног Люды лежал древний свиток, тот самый, что с самого утра Марина Эдуардовна разыскивала. Он утром пропал, а теперь оказался у… у Людмилы, – назвать еще недавно живую Люду «телом», а тем более «трупом» у Майи язык не повернулся.