Путь к золоту Рюрика

– Так значит, Марине Кузнецовой был очень важен и значим этот свиток? – поинтересовался следователь.

Майя утвердительно кивнула.

– И она была очень зла, что его похитили. Как вы думаете, Майя Александровна, Марина Кузнецова могла ради него убить кого-нибудь?

Майя в ужасе замотала головой:

– Нет, конечно, что вы!

– А если нечаянно, толкнуть, например, и человек сам ударится об стол? – глаза Дмитрия Сергеевича недобро блеснули.

– Тоже нет. Марина Эдуардовна, конечно, злюка и вредина, но я уверена, что она не могла убить Люсю. Точно не могла, – Майя снова энергично замотала головой. – А почему вы говорили толкнуть, ведь Люсю зарезали?

Следователь неопределенно мотнул головой, а потом сказал:

– Хорошо, я вас понял. А расскажите мне о вашем утреннем конфликте с Кузнецовой.

– Конфликте? – недоумевающе переспросила Майя.

– Конфликте. Когда Марина Эдуардовна вас подозревала в краже свитка и почти с кулаками набросилась, как поговаривают свидетели, чуть было не убила вас.

– Да не было никакого конфликта. Я вчера вечером сфотографировала свиток, а утром он пропал. Кузнецова думала, я в этом замешана. Но я ни при чем, я профессору Апраксину уже все объяснила.

– А можно взглянуть на фотографию?

– Да, конечно.

– Прекрасно, просто перешлите мне ее, пожалуйста, на вот этот имейл.

Майя так и сделала.

– Великолепно, а теперь пригласите ко мне вашу подругу Белинскую.

Виноградова топталась несмело у порога.

– Что-нибудь еще? – осведомился следователь.

– Да, извините, можно вопрос?

– Конечно.

– А как ваша фамилия, Дмитрий Сергеевич? – смутившись, спросила девушка.

– Князев Дмитрий Сергеевич, а в чем, собственно говоря, дело? – нахмурился мужчина.

Майя подняла на него глаза, а затем весело расхохоталась.

– Митька Князь? Тот самый? Неужели? – ахнула Майя.

Следователь снова нахмурился, а потом посветлел лицом.

– Мелкая Майка? Сестра Вовки?

– Она самая!

– Вот так встреча!

Страницы старого письма

«О мой милый ненаглядный друг, Елизавета Михайловна. Милая моя, ты не представляешь, как сердце разрывается при мысли, что мы не увидимся еще несколько месяцев.

Твой батюшка категорично против наших отношений, потому только в письмах я могу сообщить тебе о своих подлинных чувствах.

Я уже написал прошение Льву Георгиевичу Никодашину, чтобы тот хоть на несколько дней отпустил меня в город – проведать мою захворавшую матушку Евдокию Николаевну, да и заехать, хоть издали тебя увидеть, мой ангел.

Недавно Лев Георгиевич вызвал меня к себе для приватного разговора. Я поначалу обрадовался, что мое прошение одобрено, но разговор касался выявленных мною ошибок в текстах летописей. Никодашин меня выслушал очень внимательно, задал несколько уточняющих вопросов, посмотрел на найденные мною в тексте летописей ошибки и приписки, а потом просто посоветовал оставить все, как есть. Сказал, чтобы я не прерывал свою работу, он все объяснит позднее. Я пытался объяснить ему всю важность выявленных мною приписок и переписок летописей, но, как видно, мои слова не произвели на него должного впечатления.

Мое прошение о краткосрочном отпуске так и не было подписано, но я не унываю, мой ангел, мы все равно скоро увидимся, я тебе обещаю.

Твой добрый и преданный друг Б. Яновский».

Новгородская область. Батецкий район. Наши дни

Белинская вышла от следователя Князева тоже через десять минут, она была вся красная от пережитого волнения, жадно и бессмысленно терзала жвачку, пытаясь ритмичными движениями челюстей успокоить расшалившиеся нервы.

Майя знала за ней такую вредную привычку и была практически единственной, кто понимал, почему Стефании сейчас так трудно.

Десять лет назад, еще будучи девочкой-восьмиклассницей, маленькая Стеша пришла домой и обнаружила тело убитой матери: к ним залез наркоман в поисках денег и зарезал оставшуюся по причине гриппа дома мать.

Добычей наркомана стали грошовые сережки из бижутерии и что-то еще по мелочи, убийцу тогда так и не нашли, а Стефанию еще долго водили по психологам и психиатрам, пытаясь снять детский стресс.

Но это было раньше, теперь же, после того как она увидела тело Люси, все детские травмы снова вернулись к Белинской.

Стефания яростно жевала жвачку, а взгляд ее был мутный, она погрузилась в собственные воспоминания.

– Эй, подруга, ты чего? – Майя помахала перед ее лицом рукой. – Ку-ку, Стеша, есть тут кто-нибудь? Ау!

– Есть, есть. Не ори. Все нормуль, – откликнулась девушка.

– Долго тебя Князь мучил? – спросила Майя.

– Князь? Почему Князь? Из-за фамилии? – отвлеклась от собственных переживаний Белинская.

– Ты самого главного не знаешь! Дмитрий Сергеевич Князев, наш следователь, – на самом деле Митька Князь. Друг детства моего брата Вовки! Помнишь, я тебе рассказывала, как мы в детстве здесь гостили? Так вот, я его вспомнила! Это он, прикинь! Столько лет прошло! Он тоже меня узнал! – Эмоции переполняли Виноградову, она быстро махала руками, проглатывала многие слоги и слова, пытаясь поделиться новостью с подругой.

– Неужели? Ничего себе! – всплеснула руками Белинская. – Вот так встреча!

– Он тоже так сказал! – захихикала Майя.

– Может, он тебе по старой памяти, как подруге детства, расскажет, как следствие проходит, кого они подозревают?

– А что тут рассказывать, ясное дело, они нашу Мымру Эдуардовну подозревают, тут к гадалке не ходи! – вздохнула Майя.

– Да ладно, а почему?

– Она первой труп нашла, она этот свиток треклятый искала, да мало ли чего…

Так, разговаривая по дороге, студентки подошли к полянке у столовой, где сейчас находились другие практиканты, косящиеся очень неприязненно в их сторону.

Толстая и неопрятная Настя Ладошкина сверлила их злым взглядом.

– Что же еще произошло, пока мы показания давали? – тихо спросила Майю Стеша.

– Понятия не имею, но у Ладошкиной взгляд такой, точно убить нас готова! – так же тихо ответила Майя.

– Что случилось? – Белинская подошла к Насте, та поднялась с травы и встала в угрожающую позу.

– А вот и проклятие майя явились! Вот Майя, а вот и ее проклятие! – съязвил сидевший рядом Никита Котов.

– Что? Что ты сказал? – вдогонку окрысилась Стеша. – Ты кого это проклятием назвал?

– А че это вам неймется с Майкой? Это из-за вас Люську убили! – кинула им в лицо обвинения Настя.

– Из-за нас?! Вы что, очумели? Мы тут при чем?! Скажи еще, что это мы ее убили! – закричала Стефания.

– А может, и вы! Я следователю скажу, что Майка свиток сперла! Я сам видел! – Котов выпятил костлявую грудь.

– Что ты видел? Что я в телефоне копаюсь? Опять снова-здорово! Пойдем, Стеша, объяснять этим дураками я ничего не собираюсь! – Майя потянула Белинскую за руку.

– Дуракам? Это ты кого дураками называешь?! – Настя явно была настроена на драку, вот только девушки не понимали, почему это ее так волнует. С Людмилой они никогда не были близкими друзьями, с Котовым тоже не особо приятельствовали, но почему тогда Ладошкина так завелась в их сторону? Непонятно.

– Из-за вас теперь лагерь свернут, всю экспедицию закроют, – прорычала им в лицо Настя.

– Да мы тут при чем?! Если бы не мы, кто-то другой все равно нашел бы тело Люды! – пыталась достучаться до разума толстухи Майя.

– Люська соседка моя была, мы в одном доме жили. Как же теперь Варвара Игнатьевна будет? – завыла Настя.

– Варвара Игнатьевна? Это кто? – спросила Стеша.

– Это бабушка Люси, она недавно в больницу попала, ей срочная операция нужна, Люся у всех денег занимала на операцию. У меня тоже крупную сумму взяла, а теперь ее убили – кто мне теперь деньги отдаст? – затопала ногами Ладошкина.

– Ах вот в чем дело! Ты не о Люде горюешь, а о денежках, которые теперь тю-тю, а я-то подумала, что ты нормальный человек! – горячо воскликнула Белинская.

– Я нормальная, а ты, дрянь, мне сейчас за все ответишь! – Настя замахнулась.

Весовые категории у них явно были разные, взывать к голосу разума Ладошкиной тоже было бесполезно.

Котов в предвкушении потер руки:

– Женский бокс я обожаю, жаль, что вы не в купальниках, девочки.

Стеша тоже встала в стойку: драться она не любила и не умела, но что поделать.

Но в этот момент к ним подлетел Алексей Авдюшин.

– А ну прекратите! Что вы тут устроили?! Люду еще и похоронить не успели, а вы тут… А ну разошлись! Нельзя так, вы же девочки!

– Девочки, – Ладошкина сплюнула в траву. – Девочки!

– Девочки! Там такое! – К ним бежала запыхавшаяся Лена Окунева. – Там такое – там Мымру арестовали! Ее сейчас увозят!

1868 г. Санкт-Петербург

Когда, распрощавшись, Глафира закрыла дверь кабинета, Данко еще несколько минут посидел задумавшись, а потом громогласным голосом зыкнул:

– Заходи, Проша. Слышу же, ты под дверями возишься. Ну, Золотой мой, заходи.

Немного потоптавшись на пороге, Прохор Лукьянович вошел в комнату.

– Проша, срочно найди мне Мишку Цыгана, да, того самого, с Сенного, и передай ему – пусть поспешит, дело важное у меня к нему есть. Очень важное! Пусть хочет не хочет, но найдет мне дневник, который у толстяка в павильонах сняли, – последнюю фразу Данко произнес уже намного тише.

– Даниил Андреевич, вы собираетесь помочь Глафире? – осведомился старый слуга.

– Не твоего ума дело, Цыгана ко мне приведи, и чтоб бумаги тоже притащил. Сенной рынок – его вотчина, пусть за своих дельцов отвечает, и живо, чтоб к утру был с документами, а то он меня знает. А сейчас мне не мешай, занят я. Да, и что там с самоваром?

Прохор Золотой кивнул седой головой и потащился за горячим самоваром на кухню, на ходу ворча на взбалмошных гостей, которые мешают хозяину работать.

Записи из старого дневника. 12 августа 1866 г.

Сегодня Лев Георгиевич снова вызвал меня к себе. Я было опять заговорил о моем прошении в отпуск – но дело оказалось в другом.

Никодашин еле сдерживал волнение и ярость. Он с гневом рассказывал мне, каким на самом деле дураком я оказался. И мне совсем не место в святых чертогах Академии наук.

Оказывается, многое из того, что я считал ошибками и приписками в текстах летописей, а также искажение истории – все это чистая правда. Конечно же, летописи древние и сложные тексты, и многие документы до сих пор сокрыты в старинных монастырях нашей великой империи, чтобы они не смущали умы любопытствующих. А монахи, их составлявшие и переписывавшие, были всего лишь людьми, пусть и образованными для того времени, и каждый из них мог что-то добавить от себя, выдумать или просто неправильно трактовать. Поэтому многие тексты летописей и копии с них отличаются и между собой, и от привычной, принятой нами исторической науки.

Так объяснил мне Никодашин, причем все эти объяснения были сделаны очень яростным тоном. Мне явно дали понять, что я не должен лезть куда не стоит, должен заниматься только своей работой. А искать ошибки в текстах – для этого есть и поумнее академики.

Объяснения эти вполне разумны, но не со всеми доводами архивариуса я согласен.

Эх, видать, прошение мое точно не подпишут в ближайшее время.

Новгородская область. Батецкий район. Наши дни

Марина Эдуардовна Кузнецова всегда считала себя дамой строгой, аккуратной и опрятной во всех отношениях. Ее строгость и принципиальность были притчей во языцех для всех студентов вуза. Ни один двоечник или сын-племянник-брат-сват «вот такого уважаемого человека» не могли заставить ее поставить незаслуженную оценку.

Она была строга, но справедлива и требовала от других того же, что и от себя. К себе уважаемая Марина Эдуардовна была еще более требовательна. Тщательно отутюженная классическая юбка, боже упаси от брюк, а тем более джинсов, строгая, застегнутая на все пуговицы белоснежная блузка, приталенный пиджачок – так она являлась на лекции. Даже в экспедиции ее наряд был подчеркнуто лаконичен, опрятен и аккуратен.

Ни единого пятнышка на юбке, ни единого пятна на репутации – таким был девиз Кузнецовой. Она всячески пыталась его придерживаться.

Хотя, как поговаривали злые сплетницы, ее репутацию давно уже надо было испортить. Ведь в свои тридцать семь с половиной лет Марина Эдуардовна до сих пор не была замужем, и даже более-менее приличного романа за ней не числилось.

В вузе было множество симпатичных аспирантов, холостых доцентов и даже один привлекательный доктор наук, но Кузнецова от всего этого отмахивалась. Хотя если свои красивые каштановые волосы ей удавалось спрятать в тугую ракушку на голове, а глаза прикрыть очками с толстыми стеклами, то фигурка у нее была что надо. Это признавали многие представители мужского пола в университете. Но вытерпеть прямой и твердый характер Эдуардовны мало кому удавалось.

Она прекрасно знала, каким нелицеприятным прозвищем прозвали ее студенты, но ее это ничуть не заботило. Бывает и хуже.

Она всегда стремилась к безупречности, лидерству, безгрешности, но этот поход с самого начала не заладился.

Сначала кто-то умыкнул драгоценнейший документ – ох, чего стоило пронести его в экспедицию, а потом она его нашла – но вместе с мертвым телом аспирантки Тихомировой, а теперь ее – о, какой позор! – на глазах всего лагеря в наручниках уводят в машину полиции!

Нет, от такого позора ни за что не отмыться, неужели придется увольняться после всего случившегося?!

О том, что она может сесть за решетку всерьез и надолго, Кузнецова не думала, а зря, ведь, как потом рассказал ей следователь Князев, в ее вещах, в ее личной палатке был найден носовой платок (белоснежный, с инициалами МК) весь в крови. Согласно экспертизе, кровь принадлежала убитой Людмиле Тихомировой.

1868 г. Санкт-Петербург

Во второй половине XIX века Санкт-Петербург по праву считался одной из самых криминальных столиц Европы. В городе расцветали крупные хулиганские группировки, такие как песковцы, вознесенцы, владимирцы, рощинцы и гайдовцы. С малолетними беспризорниками, озорничавшими на улицах, никто не хотел связываться. Но и им было далеко до настоящих преступников и воров города, были многие улицы и проулки, куда с наступлением темноты было заходить весьма опасно – Апраксин, Щербаков переулки, где днем и ночью не прекращались драки и поножовщина, убийства и разбой.

Но сейчас, практически темной ночью, Прохор Лукьянович спокойно шел по Щербакову переулку в сторону Сенного рынка – его и его хозяина тут знала каждая собака, и ему не приходилось беспокоиться ни за свою жизнь, ни за свой кошелек.

Хотя старый карманник вполне мог дать фору молодым, это другим нужно было беспокоиться за свои деньги, если рядом орудовал Проша.

Хорошие профессиональные карманники считались элитой среди преступного мира Санкт-Петербурга. А Проша Золотой в свое время возглавлял эту самую элиту. Профессия у него была вполне прибыльная, жил он всегда на широкую ногу, да и специальность была окутана таким романтическим ореолом, что многие обедневшие мещане просто мечтали выдать своих дочерей за Прохора.

Он работал практически на передовой преступного мира, где каждое дельце грозило тюрьмой. И чтобы не попасть за решетку, тогда еще молодой парень оттачивал свое искусство до совершенства.

И это ему отлично удалось, хотя, как говорят в народе, таким нужно было родиться или иметь необычайный талант – кроме железной выдержки и хладнокровия, нужны были необычайная ловкость пальцев, подвижность суставов и, конечно же, резвость ног, чтобы убежать от заметившего кражу городового или разгневанного хозяина кошелька.

Потому Проша многие часы и дни проводил в постоянных тренировках, да и много запретов было у ловкого парнишки – курение табака уменьшало чувствительность пальцев, бессонные ночи с женщинами или за рулеткой мешали бдительности и внимательности, что уж и говорить про рюмки спиртного, которые могли поставить жирный крест на всей карьере мастера карманной тяги.

Но Проша со всем справлялся, ему удавалось уводить вполне приличные деньги, он долгое время трудился марвихером – то есть специализировался на богатых и знатных гражданах города, он трудился на светских раутах, балах, бывал во дворцах венценосных особ, дипломатических посольствах, там, где водились немалые деньги, которыми можно было поживиться. Именно во время одной такой миссии он и познакомился с господином Даниилом Акулиным. Ну, не просто так познакомился – он пытался стащить у того бумажник и был практически пойман за руку, что не помешало им в скором времени близко познакомиться, сдружиться и даже работать вместе.

Еще в молодости главным кошмаром для Проши была рано или поздно наступающая старость, когда кончики пальцев теряют свою чувствительность, когда реакция притупляется в силу возраста, когда сбежать от ищеек становится все труднее. И тогда придется уйти на воровскую пенсию.

Но и тут ему повезло – познакомившись с сильным мира сего Железным Данко и начав на него работать, Проша все же не ушел из профессии – он стал вроде преподавателя в подпольной воровской академии, где в свободное от хлопот время обучал азам и искусству преступного ремесла молодых и талантливых подмастерьев.

Оценки в академии ставила сама жизнь и облапошенные клиенты, или, как называли их воры, кролики. Таких кроликов по городу набиралось за день до пятидесяти голов, и это был далеко не максимум.

А выпускной экзамен был, с одной стороны, прост, с другой – его сдать было нереально, и без везения и таланта пройти его было чрезвычайно трудно. Нужно было вытащить кошелек у «кролика», пересчитать деньги, вложить туда визитку популярной мамзели, скрашивающей темные вечера, – и вернуть кошелек в карман жертве, да так, чтобы облапошенный ничего не почувствовал.

Прохор улыбнулся в пышные усы, вспомнив молодые бурные годы, а было что вспомнить.

Он практически подошел к Сенному рынку, который поздней ночью освещался лишь лучами тусклой луны.

Проша миновал темные павильоны, у третьего с конца магазинчика с неразборчивой вывеской «Вина Удъльного Въдомства», с большой табличкой на двери «Имъются въ продажъ вина товарищества Д. Соколовъ и Ко» старик тихонько постучал по заколоченному окну.

Сначала ничего не происходило, затем раздался глухой раскатистый бас из недр магазина:

– Это кто там шляется по ночам, добрым людям почивать мешает? Вот я сейчас тебе задам!

Прохор громко кашлянул и спросил:

– А портной Депре принимает здесь или на Гороховой?

– Гороховая сто сорок пять, вход со двора, – уже ласковее ответили. – Только по пятницам просил не беспокоить.

– Так я не для себя, а для внучки Дашеньки!

– Дашеньки, конечно же. – Дверь в магазин приоткрылась, но как только Прохор шагнул в темное и сырое помещение, то сразу же увидел нацеленный на него ствол ржавого нагана.

– Заходи, Золотой! Давно ждем, что же твоя Дашенька задумала? – Цыган сплюнул сквозь гнилые зубы и продолжил целиться в старика.

Новгородская область. Батецкий район. Наши дни

«Майка, выходи. Помоги по старой памяти, разговор есть», – Виноградова весьма удивилась странной эсэмэске в двенадцать часов ночи.

Телефон, с которого пришло послание, был незнаком, но, как натура весьма любознательная, Майя, немного позевав и постаравшись тихо переодеться в джинсы, чтобы не разбудить вездесущую Белинскую, выползла из палатки.

И почти сразу налетела на следователя Князева.

– Ой, Дмитрий Сергеевич, это вы мне эсэмэс прислали? А я все гадала! – улыбнулась девушка.

– Можно просто Дима, а лучше Митька. Да, я прислал. Не разбудил?

– Нет, все нормально. А что за ночные рандеву?

– Извини, но днем некогда. Я тут днем как лицо официальное, и по лагерю столько народу шляется, и эти с транспарантами орут, поговорить с тобой мы не успели толком. Пошли? – Дима предложил Майе руку.

– Куда?

– Туда же! – ехидно улыбнулся парень.

– На Шумку, что ли?

– Конечно, пошли.

Лагерь был разбит в поле, совсем недалеко от курганов, и практически за десять минут, при свете одинокой луны, они дошли до загадочной Шум-горы.

– Да уж, какая она ночью красивая! – не удержалась от комплимента Виноградова.

– Да, красота. А ты помнишь, как в первый раз сюда попала? – поинтересовался Князев.

– Еще бы! Меня так это все напугало, те звуки, которые я услышала, что я бежала до бабушкиного дома со всех ног, так, что пятки сверкали, – рассмеялась девушка.

– Я помню. Ты тогда такая смешная была, маленькая, глазки огромные, пугалась всего, ветра дуновения!

– А сейчас не похожа?!

– Не очень, я еле тебя узнал, – уклончиво ответил Дмитрий.

Майя представила, что от той маленькой девочки мало что осталось. Неформалка с синими дредами и проколотым носом мало смахивала на пятилетнюю девчушку со смешными косичками.

Она глубоко вздохнула.

Почувствовав ее настрой, Князев поменял тему:

– А Вовка, брат твой, как? Чем занимается?

– О, Вовка у нас теперь звезда, сейчас на стажировке в Канаде, айтишник хороший, занимается защитой информации, что-то в этом роде. А ты о Вовке хотел поговорить? Вот здесь, при луне? – прямо спросила она.

– И о Вовке тоже. Но, если честно, мне нужна твоя помощь. В расследовании!

– В расследовании? – глупо переспросила Майя. – А что я могу? Я тут при чем?!

– Ну, во-первых, я тебя знаю и просто на сто-двести процентов уверен, что это не ты прирезала Тихомирову…

– А вдруг это все-таки я?! Ты меня не видел пятнадцать лет! Я могла в серийного маньяка, точнее, маньячку вырасти! – перебила его Виноградова.

– Не могла, я навел о тебе справки! – весело ответил Дима.

Майя в ответ только фыркнула.

– Во-вторых, ты тут все о всех знаешь. Вот мне и расскажешь подробнее о Марине Кузнецовой, о Людмиле Тихомировой, о вашей тут шайке-лейке…

Майя снова неопределенно фыркнула.

– А в-третьих, тебе самой тут скучно, я же вижу, копать вам нельзя, пока дело не раскрыто! Так что давай колись!

– Да, гражданин начальник, вы меня спалили. Что именно рассказать? – уже серьезным тоном спросила Майя. – Тем более что вы Марину вчера арестовали, все говорят, что дело скоро закроют. На нее труп повесят и все!

– Во-первых, не арестовали, а задержали, во-вторых, это кто же такой умный говорит, что дело закрыто? – заинтересованно спросил следователь.

Они сидели на примятой траве, Майе от ночной свежести стало даже прохладно, Князев предложил ей свою куртку и достал из кармана большую фляжку, протянул ей.

– Что это? Коньяк? – удивилась девушка.

– Ты что? Я на работе. Чай горячий в мини-термосе, выпей, а то замерзнешь!

Майя отпила обжигающе вкусный напиток и принялась спрашивать дальше:

– А с Кузнецовой что? Не колется наша Мымра?

– Мымра? Занятно! – ухмыльнулся следователь. – Ваша Мымра – твердый орешек, со своими тараканами, конечно, но у кого их нет?! Вроде бы улики против нее – и платок этот, и мотив с украденным свитком, – но все как-то очень гладко. Не выглядит Кузнецова убийцей, – пожал плечами Дмитрий.

– А что, все убийцы убийцами выглядят? – снова выпила глоток чая Майя.

– Я тут столько убийц за свою работу видел, тебе не понять. А эта Мымра ваша еще та штучка, но сдается мне, ее подставили. И продолжают подставлять, судя по всему!

– Из-за платка в ее вещах?

– Платок лежал прямо сверху ее отутюженных кофточек в саквояже. Вот ты мне объясни, такая аккуратистка, как Мымра, могла окровавленную вещь к белым блузкам положить?

Майя отрицательно покачала головой.

– А вдруг она перенервничала, испугалась, вот и сунула платок куда придется? Хотя нет, бред какой-то. На нее совсем не похоже!

– Вот и я так думаю. Сейчас такой цирк в отделении, она ведет себя как английская королева: попросила у охраницы губку и чистящий порошок, чтобы отмыть камеру, якобы ее нервирует пыль. Представь себе!

– Да, такая сначала бы постирала платочек, а потом только в чемодан положила!

– Вот и я так думаю! – согласно кивнул следователь.

– А кому надо ее подставлять? И зачем убили Люсю?

– Вот хорошие вопросы! Расскажи мне, пожалуйста, про Тихомирову, – попросил Князев.

– Люда хорошая была, умница, всегда всем помогала. Жила с бабушкой, где родители ее, я не знаю. Пару месяцев назад что-то у них случилось, Люся бегала, деньги занимала у всех.

– Значит, ей нужны были деньги?

– Деньги всем нужны, а Люсе нужны были срочно – там какая-то астрономическая сумма требовалась, которой у нее, конечно же, не было. Даже наши скидывания мало помогли.

– У нее был парень, близкий человек здесь, в лагере?