Путь к золоту Рюрика
– Да нет вроде бы. Мы студенты-первокурсники, она аспирантка. С нами, понятное дело, она свою личную жизнь не обсуждала. Но здесь она со всеми ровные дружеские отношения поддерживала.
– А с Кузнецовой?
– Что странно, и с Кузнецовой тоже, таких острых конфликтов у них точно не было, а то слухи давно бы донесли, – покачала головой Майя.
– Ясно, что ничего не ясно. А теперь самое главное, помнишь, ты прислала мне фотографию свитка, который сфотографировала до его кражи?
– Ну да, помню, – кивнула девушка.
– А теперь смотри, вот фото свитка, найденного у ног Людмилы. А теперь вопрос телезрителям: найдите десять отличий!
Майя наклонилась над телефоном Димы, рассматривая фотографию.
Ошибки быть не могло – это был совсем другой свиток, точнее, вторая часть – продолжение первой части летописи.
Она подняла на следователя изумленные глаза:
– Как это может быть? Это не тот свиток!
– Я тоже так думаю!
Записи из старого дневника. 11 сентября 1866 г.С каждым днем в книгохранилище я натыкаюсь на весьма странные факты по истории Древней Руси, она предстает в совсем новом свете, совсем не так, как у Карамзина и его последователей.
Впрочем, это я не доверю никому, даже своему дневнику.
Мой дорогой друг Р., с которым я разговаривал на эту тему, мне сказал, что я не должен слишком задумываться над тем, что нашел. Ведь я занимаюсь важным научным делом и не должен отвлекаться по пустякам.
Успокоенный, я продолжил работу.
1868 г. Санкт-ПетербургБольшие настенные часы в гостиной, произведение искусства немецкого мастера Рихарда Шленкера, стоившие баснословных денег, пробили ровно восемь утра. То самое время, которое с нетерпением ждал Аристарх Венедиктович Свистунов. Время первого завтрака, а был у него и второй завтрак, и третий, за ним следовал небольшой перекус, время ланча, первый обед и так далее. Но это будет позднее, а сейчас первый завтрак. Конечно, за длинную ночь у лучшего сыщика Санкт-Петербурга во рту и маковой росинки не было с самого ужина, ну не считать же чем-то внушительным несколько конфеток (около дюжины), сочной груши и сдобного пряника, которыми господин сыщик немножко подкрепился глубокой ночью.
Он проснулся от звука открываемой двери, ему послышалось, что это вернулась горничная Глафира. Вот только куда это по ночам она могла бегать? Неужели полюбовничка себе завела?! – испугался Аристарх Венедиктович. От этих мыслей он и проголодался и ночью позволил себе немного перекусить.
Нужно сегодня же уточнить у Глашеньки, куда это она ходила! А может, это был сквозняк? Или просто почудилось?
Но, как бы то ни было, аппетит у сыщика разыгрался не на шутку, и в предвкушении божественных блинчиков со смородиновой наливочкой, которые намедни обещала ему Глафира, Аристарх Венедиктович чуть ли не подпрыгивал за столом, при этом смешно комкая белоснежную салфетку на необъемном животе.
Но часы уже пробили восемь утра, а Глаша завтрак все не несла. И на кухне было так же тихо.
Прошло еще несколько минут.
Господин Свистунов нахмурился, заерзал на стуле и крикнул:
– Глашенька, вы сегодня никак припозднились?
В ответ оглушительная тишина.
– Глафира Кузьминична, завтрак сегодня будет?
В ответ только молчание.
Вставать с теплого нагретого стула не хотелось, но чего не сделаешь ради хозяйского долга.
«Куда же эта гадкая девка подевалась? Вот уж, я ей все выскажу!»
С трудом Аристарх Венедиктович вытащил свои пышные телеса из недр стула и тяжело поковылял в сторону кухни, на которой, о конфуз, никого не оказалось.
От неожиданности и удивления Свистунов даже застыл на пороге, как каменный истукан. Глафира работала у него уже более пяти лет и ни разу, никогда в жизни не пропускала священный момент завтрака, обеда или ужина.
Мало того что ее самой не было, так Аристарх Венедиктович напряг свои детективные способности (кто лучший сыщик Санкт-Петербурга?!) и заметил, что ни блинов, ни каши, ни еще чего съестного на завтрак на кухне тоже не было – что привело его в еще большее замешательство.
Ладно, глупая служанка пропала, но завтрак? Где же завтрак? – затравленно принялся озираться по сторонам господин Свистунов.
Пылая праведным гневом и закусывая найденным в просторах домашнего халата печатным пряником, Аристарх Венедиктович сделал немыслимое – он попытался подняться на второй этаж дома, чтобы поискать там пропавшую служанку.
По лестнице ходить ему давно не доводилось, – его грузная фигура не подходила для подобных гимнастических пируэтов, потому когда он все-таки взобрался на второй этаж, то взмок до нитки. Пот катился с него градом, что еще больше рассердило сыщика.
Он с большим трудом, держась за стеночку, все-таки доковылял до комнаты негодницы и без стука распахнул дверь, чтобы высказать все, что он о ней думает.
Но не успел, перед ним предстала весьма своеобразная картина и люди, которых в гости он не приглашал.
Новгородская область. Батецкий район. Наши дни– Слушай, Майка-Маянка, а ты куда ночью ходила? На свиданку или так просто прогуляться при луне? – Нос рыжей Стеши сморщился, и она чихнула, копаясь в спортивной сумке, чтобы найти более-менее чистую футболку.
– Гуляла, – небрежно отмахнулась от нее Виноградова, не хотелось подруге рассказывать, что ее втянули в расследование.
– Колись, Майка. Я тебя хорошо знаю, колись, где и с кем гуляла? Я же ночью слышала, как ты смылась! – не отставала подруга.
Она наконец-то из недр сумки достала фисташковую футболку с открытыми плечами, внимательно ее рассмотрела, но все же решила примерить.
– Да неважно это. Ты как думаешь, это Эдуардовна Люсю прирезала? – решила сменить тему Майя.
– Конечно, кто же еще?! Я всегда знала, что она настоящая маньячка! – злорадно ухмыльнулась Белинская.
Майя удрученно вздохнула. Нашла кого спрашивать! Всему курсу была знакома пламенная «любовь», а точнее «нелюбовь», даже ненависть Стефании Белинской к Марине Кузнецовой. Отношения у них не заладились с самого начала, Стеша сдавала зачет по предмету аж шесть раз, и только вмешательство профессора Апраксина помогло ей попасть на практику.
– Ты видела ее вечно накрахмаленные белоснежные воротнички, такой помешанный на чистоте параноик – точно маньяк. Помяни мое слово, это Мымра Люсю зарезала! – безапелляционно заявила Стеша.
Взглянув на лежащие на полу футболки, джинсы вперемешку с грязными кедами, Майя подумала, что подруга могла бы что-нибудь полезное в плане аккуратности перенять у Кузнецовой, но вслух этого, конечно, не сказала, а то еще обидится.
– А ты слышала, что Люся успела георадарные исследования доделать! Может, ее из-за работы убили?! – задумалась вслух Майя.
– А чего это у тебя такой интерес проснулся? Криминальный, – поинтересовалась Белинская, напялив на себя футболку и пытаясь руками пригладить взъерошенные, как у мартовского кота, рыжие лохмы. Лохмы все никак не хотели приглаживаться и причесываться, и Стешу это дико бесило – она, ворча себе под нос проклятия, пыталась придать своей прическе более-менее приличный вид.
– Да нормальный у меня интерес. Люсю жалко, молодая такая, умница была, вот раз – и все! – печально ответила Майя.
– Жалко, конечно, но, как говорят французы, се ля ви! Мементо мори! И все в таком духе! – принялась хвастаться своими лингвистическими способностями Стеша. – Ну, ты мне про свиданку так и не ответила?!
– Да не было никакой свиданки! Со старым другом посидели, поболтали!
– Старый друг – наш следователь?! Как там его? Князев? – удивилась Стеша.
– Он самый, – вздохнула Майя. Иногда настырность и бесцеремонность подруги ее раздражали.
– И что он хотел от тебя? – допытывалась Белинская.
– Тебе нужно было в НКВД работать! До всего докопаешься!
– Да, я такая! Колись давай. А то я еще пытки применю!
Белинская улыбнулась и шутливо принялась щекотать Майю.
– Все, сдаюсь, сдаюсь. Митя рассказал про расследование. Он, кстати, не верит в виновность Мымры, – развела руками девушка.
– Не верит? – удивилась Стеша. – А почему? Я слышала, там улики против нее стопроцентные.
– Да, полицейские нашли платок с кровью Люси в вещах Кузнецовой.
– Ну вот же, вот же, платок – железобетонная улика! – закивала Стеша.
– А ты не думаешь, что это Мымру подставляет кто-то? Чтоб все на нее подумали!
– Ой, нашу Мымру ненавидит весь город, но это не означает, что она не могла Тихомирову убить! – фыркнула Белинская.
– Ты к ней несправедлива, не весь город – а только наш универ ее ненавидит! – захихикала Майя.
– Ну вот, больше некому. Я, по крайней мере, больше маньяков таких явных не знаю! – продолжила Стеша, ногтем пытаясь отколупать ржавое пятно с джинсов. – Прикинь, футболок много взяла с собой, а штаны одни – вот где-то заляпала. А постирать негде! – сокрушалась подруга.
– Да, действительно, непорядок.
– А что там по поводу георадара? Пончик вчера рассказывал, когда ты уже в палатку отправилась, что исследования внутри Шум-горы показали полость, где вполне может поместиться погребальный саркофаг. Круто, да? Но это еще не все – там по кругу от главной камеры двенадцать полостей, ориентированных как стрелки часов! Прикинь! – глаза Стеши загорелись азартом.
– Сколько? Двенадцать? – опешила Виноградова.
– Двенадцать-двенадцать! Тебе это ни о чем не говорит?
– «…Была битва поздней осенью. Похоронили с конем и позолоченным седлом. Вместе с ним похоронили этих двенадцать человек головами по кругу…» – процитировала кусок летописи Майя. – Ты понимаешь, что это значит?
– Конечно, мы почти нашли Рюрика! – довольно ухмыльнулась Белинская.
О том, что есть вторая часть летописи, Майя благополучно промолчала.
Записи из старого дневника. 23 сентября 1866 г.Я не могу в это поверить, это просто немыслимо – все мое научное мировоззрение рухнуло, ибо в летописях, вверенных мне, я вновь обнаружил многие документы, говорящие о том, что история нашего древнего государства в официальных работах Карамзина и его последователей выдумана от начала до конца, а начинается все с легендарного Рюрика.
Лев Георгиевич Никодашин, к которому я обратился с вопросом, объяснил мне, что здесь скрыта главная тайна нашей отечественной истории. Наш народ пока еще не готов к настоящей реальной истории Древней Руси, что сейчас обнародовать эти факты никак нельзя, потому что ситуация в стране шаткая – разные мелкие политические партии и ячейки социалистов только ждут повода, чтобы развалить нашу империю, потому все эти сведения должны остаться в фондах Академии.
Все это вполне логично и правильно, но я пребываю в сомнениях. Неужто основы нашего государства настолько шатки и непрочны, что мы не можем узнать настоящую правду о себе и о своем великом прошлом?
1868 г. Санкт-ПетербургГлафира, как обычно, встала рано утром, умылась и только хотела приступить к приготовлению обильного завтрака для нескоро просыпающегося лучшего сыщика Санкт-Петербурга, как во входную дверь кто-то тихо поскребся.
Она думала, что почудилось, но шум снова повторился.
Глафира открыла входную дверь и чуть было не вскрикнула от изумления: на пороге стоял Прохор Лукьянович, держа под локоток грязного оборванного мальчишку лет семи, у которого наглые глазки воровато поглядывали по сторонам.
Вид у старика Золотого тоже был весьма потрепанный, а под правым глазом наливался сочный синяк.
Глаша тихонько ахнула – не хотелось раньше времени будить господина Свистунова, рано ему было рассказывать о своей детективной миссии.
– Прохор Лукьянович, что это с вами? – всплеснула руками девушка.
– Ничего страшного, Глафира Кузьминична. Утро доброе, мы можем с вами поговорить? Желательно без свидетелей, – старик покосился на соседские окна.
– Да-да, конечно, проходите. Вот сюда, поднимайтесь ко мне в комнату на второй этаж, – зачастила горничная, показывая дорогу.
– Только попробуй отсюда что-нибудь умыкнуть, уши откручу, – тихо, но зловеще прошептал пацану на ухо Прохор. Он увидел, как ярко блеснули наглые глазки, завидев роскошь меблированных комнат.
– Проходите-проходите, – повторила Глафира.
– Глафира Кузьминична, а мы вас… не скомпрометируем своим присутствием? – тихо спросил Золотой. – Утро раннее, а мы у вас в комнате. Может, на заднем дворе поговорим?
Глаша рассмеялась.
– Было бы перед кем компрометировать! – весело улыбнулась она. – Старый, малый – а Аристарх Венедиктович точно ревновать не будет!
Они прошли в ее скромно обставленную комнатку, и, прикрыв дверь, Глаша сказала:
– Итак, я вас внимательно слушаю. Хотя позвольте, Прохор Лукьянович, обработать ваш ушиб. У меня и мазь хорошая на травах имеется, как раз на такие случаи.
– А, пустяки это все, заживет! – Прохор выразительно покосился на мальчишку, и Глаша поняла, что украшение под глазом Золотой получил именно от пацана.
Мальчишка был чрезвычайно худ, даже тощ, грязная тряпка, которая должна была изображать что-то наподобие рубашки, болталась на нем как флаг на мачте, немытые, скомканные волосы падали на лицо, почти полностью его закрывая, только озорные умные глаза были живыми и яркими и освещались внутренним светом.
– Привет, тебя как зовут? – спросила Глафира у оборванца.
– Никак, – буркнул тот.
Лукьянович сзади стукнул его чуть пониже спины своей тростью с ажурным набалдашником.
– Как мы с тобой договаривались, голубчик, барышне нужно всю правду рассказать. У меня уже нет ни сил, ни времени тебя отлавливать по всему Сенному рынку.
– Ванька Пичуга кличут, – шмыгнул беспризорник сопливым носом.
Глаша подала ему платок, чтобы тот хоть немного обтерся, но платок тут же исчез в недрах его оборванной рубахи.
Пичуга подмигнул барышне карим глазом и даже изобразил подобие улыбки.
– Ну, ты рассказывать будешь или снова к Цыгану идти? – грозно спросил Прохор.
– Не, к Цыгану не надо. Расскажу я. Короче, второго дня на Сеньке у толстяка вытащили я и Митька Беспалый лопатник полный, котлы золотые и бумажки какие-то тухлые. Но мы себе ниче не оставили, вот те крест, тетя. Понесли все к Чалому, тот отнес вещички в ломбард.
– Какой ломбард? – спросила Глаша.
– Тут недалеко, на Лиговке, там еще еврей такой черный заправляет.
– Бумаги где?
– Все Чалому отдали, все до копеечки.
– Чалый – это кто? – обратилась горничная с вопросом к Прохору.
– Чалый – это что-то типа бригадира над шпаной. Я с ним говорил, все отнес в ломбард.
– А этого зачем сюда притащил? Сказал бы мне, в ломбард пришли, – удивилась Глаша.
– Так это не все. Цапка наш еще информацией владеет.
– Кто?
– Цапка – это Пичуга цапкой работает. На рынке что плохо лежит, они с товарищами цапают, берут и быстро убегают. Или вот из карманов тырят, моя школа. Так вот, цапка наш не все рассказал. Ну?.. – он снова ткнул мальчика тростью.
Тот заерзал, но принялся рассказывать:
– В лопатнике денег было немерено, мы с Митькой думали, что Чалый нам отвалит хоть руб. А тот всего две полушки дал, – жалобно заголосил Ванька.
– Дальше что? – сурово постучал тростью по полу, но встретив настороженный взгляд Глафиры, Прохор пожал плечами.
– Мы с Митькой шли и обсуждали, как Чалый нас кинул, купили за полушку булку хлеба, поели… – Пацан снова шмыгнул носом.
– Ну?
– Ну, пошли мы вдоль набережной, тут мужик нас догоняет.
– Какой мужик? – спросила Глаша.
– Да такой мужик, обычный, одет прилично, темный плащ у него такой, с пуговицами сверкает.
– Лицо какое?
– Лица не видели, вечер поздний был, а у того шляпа на глаза была надвинута, и плащ этот темный сверху накинут.
– И что мужик? – встрял в разговор Золотой.
– Мужик спрашивает, хотим ли мы заработать. А кто не хочет-то? Правда, я ему сказал: смотря что делать надо. На всякие непотребства мы не подписываемся. Мужик сказал, что ничего такого делать не надо, что он нам даст по пять рубликов каждому. Представляете, по пять рубликов, если мы покажем ему, куда бумаги от того толстяка Чалый сдал. Пять рубликов, это ж какие деньжищи!
– А откуда мужик этот знал, что это вы бумаги у толстяка подрезали? – в задумчивости проговорила Глафира.
– А я откуда знаю? Знал – точно знал.
– И что было дальше?
– Ну, я воробей стреляный, я знаю, что со мной Чалый сделает, если я людей выведу на ломбард, куда он рыжье краденое сдает. Да и ссориться мне с Чалым неохота. Лучше полушка, но своя. Я отказал мужику этому. А вот Митька – дурак, жрать вечно хочет, он согласился мужика проводить до ломбарда. Еще хвастал мне, что пять рублей заработает, а мне ни копейки не даст.
– А вы не думали, что тот мужик – филер или шпик под прикрытием? – спросила Глаша.
– Не, на шпика он совсем не похож, хоть одежа и благородная, но видно, что мужик тоже полицаев недолюбливает, – тряхнул немытой головой Ванька.
– И что, Митька отвел его? – поинтересовалась девушка.
– А вот тут самое интересное, – подал голос Прохор. – Я узнал по своим каналам, что сегодня утром в ломбарде на Лиговке был найден труп Самсона Рабиновича, хозяина ломбарда, и мальчика-беспризорника Дмитрия. Оба задушены.
Глафира вскрикнула и онемевшими губами спросила:
– А бумаги?
– А потрепанный дневник и письма в нем снова исчезли…
Записи из старого дневника. 21 ноября 1866 г.Лев Георгиевич слег после жуткого похмелья – подобная «болезнь духа» встречается у него периодически, и работники Фондов Академии вполне к этому привыкли, да и мне на руку его вынужденное отсутствие.
Я наконец-то смог проникнуть в другие потайные книжные хранилища: хочу посмотреть, какие еще тайны скрывает научная библиотека.
Надо написать Лизоньке – моему ангелу – о тех чудесах, что я здесь увидел.
Я увидел много комнат, наполненных самыми разными книгами на неизвестных мне языках по различным предметам и наукам. Есть среди них и такие, которые выглядят очень странно. Каменные плиты, глиняные таблицы, разноцветные нити, сплетенные в причудливые узлы, видел я и китайские иероглифы, и арабскую вязь. Сотни и тысячи книг.
Новгородская область. Батецкий район. Наши дни– Опять гречка? Девочки, ну у вас совесть есть? – Аспирант Авдюшин с тоской взглянул на полную тарелку каши перед собой.
– Совесть есть! А вот разносолов и мидий с моллюсками у нас нету! Ешь, что дают, – хлопнула ложкой по тарелке Стефания.
Апраксин неодобрительно поцокал языком, но ничего не сказал.
Завтрак вышел печальный и немногословный, только Котов все время ерзал на месте, но все-таки решил задать важный вопрос главе экспедиции:
– Сергей Юрьич, а долго мы тут просто так сидеть будем? Копать нам не дают! Выходить за территорию лагеря без разрешения тоже нельзя! Как пленники третий день сидим! Или нас до осени тут оставят?! – с вызовом спросил он.
Другие студенты тоже подняли головы от порядком надоевшей всем гречневой каши.
– Я вас прекрасно понимаю, мои дорогие. Но ничего поделать не могу! Это приказ сверху – пока расследование не закончится, мы должны оставаться здесь. Мне такая ситуация, поверьте, тоже очень не нравится, но я ничего не могу сделать! – покачал головой профессор.
– Так убийцу же поймали? Мымра… ой, Марина Эдуардовна же арестована! – заметила Белинская.
– А вы все уверены, что это она убила Людочку? – спросил Апраксин.
Он снял очки, протер их клетчатым платком, снова запихнул его в карман и устало ответил:
– Я не думаю, что Марина Эдуардовна виновата, и если это так – тогда убийца на свободе, и он может быть одним из нас.
Послышались нервные смешки.
Настя возразила:
– Скажете тоже, одним из нас! Вот еще!
– А скажите, почему эти бабки с транспарантами до сих пор не убрались? Мы же не копаем сейчас? – поинтересовался Никита.
– Сейчас-то не копаем, но лагерь на месте, у подножия Шумки, бесим мы их, – резонно ответила Стеша.
– Да, тут, скорее всего, я с вами согласен, госпожа Белинская, – устало ответил профессор.
– А что нам тут делать теперь? – не отставала с расспросами Настя.
– Погуляйте по окрестностям, можно в соседнюю деревню сходить за продуктами, это нам разрешено. Авдюшин Алексей Павлович, возьмите с собой человек пять – сходите в Заполье, хоть развеетесь. На этом завтрак считаю закрытым.
– Сергей Юрьевич, – подошла незаметно после завтрака к профессору Майя. – Мне нужно с вами серьезно поговорить. У меня есть важная информация.
Профессор поднял на нее красные от недосыпания глаза:
– Да, Майя, конечно, пройдемте ко мне.
Белинская пыталась увязаться за ними, но Майя сделала страшные глаза и прошептала, что потом все расскажет, та обиженно фыркнула и удалилась.
Они подошли к личной палатке профессора, девушка взглянула на него серьезно и сказала:
– У меня есть информация о свитке летописи, да, том самом, – быстро затараторила она. – Точнее, не том самом.
– О свитке? – удивился Сергей Юрьевич. – Что вы о нем знаете? Его забрали на экспертизу как улику, он весь в крови… Людочки…
– Это не тот свиток! – на одном дыхании выпалила Майя.
– Как это не тот? Что значит не тот? Объясните, пожалуйста, – нахмурился профессор.
– Да, вот смотрите сюда. Это фотография в моем телефоне свитка, что был на столе в главной палатке, который, судя по словам Марины Эдуардовны, был украден. А это фотография свитка, что был найден у тела Люды, – Майя показала Апраксину фотографии.
– Ну-ка, ну-ка! Откуда они у вас? – удивился Апраксин, его очки спустились на кончик носа.
– Откуда – неважно, но я хотела вам их показать! Это другой фрагмент летописи. Это вторая часть летописи – это продолжение, посмотрите!
– Не может быть! А хотя… вы правы… Госпожа Виноградова, вы правы! Но это невозможно, откуда он здесь оказался?! Каким образом! Про эту летопись никто не знает! Ну-ка, ну-ка! Майя, вы можете скинуть мне эти фотографии, я должен их хорошенько посмотреть – перевести тексты! Здесь запись нечеткая, не все буквы видны – но я хотел бы разобраться!
– Я пыталась перевести тексты – но там получается чепуха какая-то, что-то вроде шифра…
Он поднял на Майю изумленный взгляд.
– Спасибо, что обратились с этим ко мне. Это же сенсационная находка!
– Это поможет найти Рюрика?
– Я думаю, это поможет найти убийцу! – уверенно заявил Апраксин.
1868 г. Санкт-Петербург– …праздношатайство днем и ночью с пением нецензурных песен и сквернословием, бросанием камней в окна, причинение домашним животным напрасных мучений, оказание неуважения родительской власти, администрации, духовенству; приставание к женщинам, мазание ворот дегтем; избиение прохожих на улице, требование у них денег на водку с угрозами избить, истребление имущества, даже с поджогом, вырывание с корнем деревьев, цветов и овощей без использования их, мелкое воровство, растаскивание по бревнам срубов, приуготовленных для постройки, – и это еще не все, моя дорогая. Нет, это просто исключено. Это немыслимо. Я вам, милая моя, зачитал еще не весь перечень преступлений, совершаемых так называемыми беспризорниками, дворняжками, enfant vagabond, в нашей Российской империи. И вы, о боги, собираетесь взять одного из них в наш приличный гостеприимный дом? Нет, это исключено. – Все три подбородка Аристарха Венедиктовича подпрыгнули в такт его грозным словам. – Да ни один уважаемый клиент не придет в наш дом! Как вам такая дикость вообще в голову могла прийти? И где вы вообще выискали такое чучело? – Свистунов презрительно посмотрел в сторону притихшего Пичуги.
– Аристарх Венедиктович, вы же сами говорили, что нам нужен еще один помощник по хозяйству. Мне одной сложно за всем усмотреть, да и мужская сила нужна, – горячо оправдывалась Глаша.
– Мужская сила? У кого? У этого тощего цыпленка? Не смешите меня, моя милая. И я вам уже сказал, что нет – значит, нет. Это мое самое последнее слово. – Сыщик смешно надулся, распустил усы и стал похож на иллюстрацию репки из детской книжки.
Ваня Пичуга даже хрюкнул от смеха, но сразу прикрыл рот, напоровшись на суровый взгляд Прохора Лукьяныча.