Натюрморт на асфальте

– Ноги болели ночью, будто волки грызли. Но сейчас всё хорошо, – сказала Наталья, улыбнувшись так, что каждая морщинка у уголков её уставших глаз стала в несколько раз виднее.

Вообще за годы болезни Наталья сильно изменилась: мешки под глазами, над ними стеклянные зелёные глаза, в которых отражалось солнце. Щеки впали, остались острые скулы, предающие овальному лицу женщины серьёзность.

– Меня радует это.

Ежедневный приём таблеток, милые беседы с натянутой улыбкой, какие–то другие процедуры и рассказы женщины о молодости, которую, по её словам, она провела восхитительно. Рассказы о любимом человеке, который был готов пойти на все, только бы его невеста улыбалась. Всё это уже стало обыденностью для Миши и разговорами с больной он коротает время до обеда, когда ненадолго может покинуть палату.

– Куда это Вы идёте? – спрашивает хирург, проходящий по серому коридору мимо парня.

– Хочу проветриться, – он быстро протараторил предложение и направился к выходу, слыша в след что–то вроде «Миша, куртку возьмите»

В этой больнице многие знали его как парня, который никогда не отчаивается, идёт по жизни, смеясь и обнимая незнакомых людей. Конечно, Миша сам признавал свою странность, но ничего с этим не мог поделать, поэтому просто тихо смеялся в ответ на косые взгляды каких–то угрюмых прохожих. Ведь те люди, что действительно дороги Котову любили его со всеми странностями и желанием помогать.

В куртке немного теплее, чем в свитере и медицинском халате, но худые длинные пальцы всё равно мерзнут. Парень трет ладони друг о друга и почти не глядя, идёт к ближайшей скамье на территории больницы, где обычно больные встречаются с близкими людьми. Он садится и оглядывает голые деревья, которые словно дрожат от холода. Так и хочется укрыть их мягким пледом и отгородить от коварных морозов. Деревья кажутся одинокими, ведь сегодня снег не идёт, а небо белое, как чистый холст. Бери и рисуй. Радугу, солнце, облака или тучи. Котов выходит со своего маленького мирка, когда замечает человека на соседней скамейке с какой–то тетрадью в руках. Он вскидывает густую бровь, ведь не понимает, что в такой холод этот мужчина забыл возле больницы.

– Извините, Вы ждёте кого–то? – Миша уже было приготовился говорить, что сегодня гостей не принимают, как узнал знакомый холодный и серый взгляд, который, если честно, его немного пугал.

– Да, вдохновение, – ответил Саша, медленно отрывая взгляд от набросков и бросая его на знакомого.

– Что ты делаешь здесь? – переделал вопрос парень, присаживаясь рядом с брюнетом.

– Я же сказал: ищу вдохновение. Территория больницы, конечно, не блещет красотой, но это хоть что–то.

– Тебе не холодно, художник?

Мужчина отрицательно помотал головой и опустил глаза, задумавшись над чем–то. А вот Котов был крайне заинтересован рисунком Саши. Там вырисовывалось какое–то здание, абсолютно непохожее на больницу, где работал парень. Наверняка архитектор работал над новым проектом, а может быть, просто отвлекался от работы.

– Можно взглянуть? – спросил Миша, слегка наклонив голову.

– Даже не знаю. Не могу назвать свои рисунки шедеврами, – тихо себе под нос проговорил мужчина, взглянув на парня.

– Я могу, – улыбнулся он и осторожно взял скетчбук с теплых рук, тут же перелистывая страницу. Для Котова рисунки – это нечто большее, чем простые линии на бумаге. Каждый вызывает некий спектр эмоций. На этой странице красовался набросок голубя. Где–то было подтерто ластиком, ближе к корочке неразборчивые пометки простым карандашом, а уголок немного помят, – Это ты тоже рисовал на улице?

– Да. Разве это важно?

Было видно, что брюнету не нравилась тема его рисунков. Может быть, он даже стеснялся их. Поэтому Миша решил не терзать друга вопросами, а молча листать. Помимо зданий было много набросков людей. Он любил их. Не рисовать, ведь этого у рыжего никогда не получалось. Он любил наблюдать со стороны.