Опиум. Вечность после

За дни душевных мук, терзаний и попыток принять наше «родство» я так и не смогла увидеть в нём брата. Дамиен остался для меня желанным мужчиной, о котором теперь я знала, что в наших венах течёт почти одинаковая кровь.

За три дня до этого матери потребовалась уборка в его комнате.

Robyn Sherwell – Landslide

Корзина с бельём Дамиена, приготовленная для стирки, вызвала очередной приступ истеричного, но беззвучного рыдания. В тот же день, в тот самый раз, из той самой ненавистной корзины я украла его футболку: обычную белую из плотного трикотажа – именно такие мать покупала для своего родного сына в Костко. Мне всё равно, где её приобрели, и сколько она стоила, какого качества ткань и насколько моден крой, главное, чего искала моя истерзанная душа – утешения. И в этом клочке однажды ношенной мужчиной ткани сохранился его запах. Но не только: Дамиен серьёзно порезался накануне приезда родителей, мы обрабатывали и перевязывали рану, но кровотечение было настолько сильным, что он испачкал футболку. Именно её я и выбрала из кучи нестиранного белья, хорошо помня о том, что именно Дамиен оставил на ней. Как будто специально для меня.

Вначале я только смотрю на пятно, давно ставшее коричневым, осознавая, что это не просто его кровь, а такая же точно, как моя. И только неделю спустя решаюсь коротко прикоснуться мизинцем. Настанет день, когда мои губы впервые поцелуют его, медленно и нежно, и будут дни, когда я повторю это снова. Мне придётся прятать эту футболку много лет: вначале от матери, после – от себя и, в конце концов, от собственного законного мужа. В минуты невыносимой тоски и отчаяния она неизменно станет спасать мою слабую волю и истерзанную душу от дурных мыслей. Я буду спать в ней в пору одиночества, нюхать и обниматься тайком от осуждающих глаз людей, являющихся близкими, но, по сути, всегда остававшимися чужими.

И я всегда буду помнить о нём. О наших днях, ночах, закатах и рассветах, прочтённых вместе книгах, взаимных ласках и эротических забегах, о сотнях выпитых вместе чашек кофе, съеденных за одним столом обедах, ужинах и завтраках. Я буду годы напролёт засыпать, закрыв глаза и слишком хорошо представляя улыбающееся лицо на соседней подушке, взгляд с прищуром, обещающий жаркую ночь или захватывающую идею о том, как вместе провести уикэнд. Я тысячи раз переберу в голове все наши планы, нарисованные картины общего дома, его обустройства и придуманного вместе дизайна комнат и душевых, заднего двора с детской площадкой, большой, потому что детей мы хотели много…

Лишившись Дамиена, я потеряла гораздо больше, чем парня, друга, любовника, мужчину. Нет, всё оказалось гораздо хуже: я утратила единственный ориентир.

У меня никогда не было целей, я ни о чём не мечтала, проживая каждый новый день своей жизни ради самого этого дня. Я шла в школу для того, чтобы встретить друзей, послушать длинные увлекательные истории мисс Брукфилд о неспокойных днях её далёкой молодости, упущенных возможностях и встреченных людях, преимущественно мужского пола, узнать немного полезной информации по географии Австралии, о физической природе метеорита и способе вскармливания детёнышей кита. Мне и в голову не приходило учиться для того, чтобы стать образованной, добиться признания и уважения в обществе или получить более широкие возможности в выборе профессии.

Я никогда не знала, кем хочу стать, какому делу себя посвятить, и даже более того, подобные вопросы не имели обыкновения появляться в моей голове.

Каждый новый день начинался с чашки травяного чая, сдобной булки, испечённой Агатой накануне, короткой, но тёплой утренней беседы с ней же и долгого, но такого любимого мною пути вдоль тёплого океана в школу, когда тебе не нужно нестись сломя голову, чтобы успеть на пришедший раньше графика автобус, или, дрожа от страха и потея не только ладонями, но и теми местами, которыми в принципе невозможно потеть, вести личное авто до платной школьной парковки.

Я просыпалась, чтобы прожить свой день. О дне завтрашнем думать обычно случалось не раньше, чем завтрашним же утром.

Hozier – Work Song

А вот неугомонный Дамиен всегда был одержим идеями и мечтами, которые все до единой перевоплощались в чёткие и вполне достижимые цели. Он хотел чёрный, как ворон, Мустанг – получил его. Задумал стать лучшим гонщиком – стал. А идея ресторана с простым, но эффектным названием «For you only», переросла в популярное и, что самое главное, финансово успешное заведение, и девятнадцать неопытных юных лет не стали в этом помехой.

Если бы жизнь не отняла Дамиена, у меня была бы семья, и обязательно родились бы красивые и умные дети. Если бы он был рядом, я бы окончила колледж и стала адвокатом. Если бы Дамиен оставался моим на протяжении всей последующей жизни, я прожила бы её личностью с целями, мечтами и достижениями.

Я прожила бы её.

Если бы…

Спустя месяц не выдерживаю и пишу ему первой:

«Дамиен, привет. Надеюсь, у тебя всё хорошо? Я думаю, нам нужно поговорить».

Ответ получаю только спустя сутки:

«Прости меня. Я не могу. Мне нужно время».

Сутки ушли у него на то, чтобы написать мне 8 слов. Сутки, в которых 24 часа, то есть это по слову даже не в час, а каждые три. Всё это время он думал, что мне ответить.

Он борется с собой, ему больно, ему тяжело, он страдает в одиночку, вдали от всех. Или же его настолько тошнит от мысли, что мы не просто совершили инцест, а жили как муж и жена, будучи самыми родными на свете людьми? Роднее не бывает. Может поэтому он и не может видеть меня? По этой причине сбежал? Из отвращения? Омерзения? Стыда и сожалений?

Ещё через месяц я получаю от него сообщение:

«В нашем кафе? В аэропорту?»

Мне не нужны сутки, даже час не нужен: я отвечаю сразу.

«Хорошо, я приеду. Когда?»

«Завтра в час?»

«В семь».

«Хорошо».

Его взгляд прикован к одной точке – прозрачному стакану с содовой, в который он, по своему обыкновению, конечно же, добавил лимон. Он ждёт, но не оглядывается по сторонам, будто боится увидеть меня, столкнуться взглядом и лишить себя последнего шанса остановить ЭТО.

Я смотрю на его согбенную широкую спину, плечи, склонённую над стаканом воды голову и вижу моего Дамиена. Вон там, над правым ухом, на три сантиметра выше, у него есть кривой шрам – моя отметина. А на лопатке его скорпионье «Д» окутано моим атласным алым «Е», олицетворяющим мою нежную любовь к нему. И на груди его, так близко к сердцу – наш «опиум», оставленный там в знак силы его чувств ко мне. Он весь в моих отметинах, целиком мой. И не мой. Никогда уже не будет моим.

В тот день я так и не смогла к нему подойти, совершив свою самую первую, но ещё не фатальную ошибку.

Глава 2. Любовь

James Bay – Let It Go

Мать нарезает овощи для салата, ловко орудуя специальным ножом из набора, подаренного Дамиеном. Он же научил её, как правильно работать с инструментами на кухне.

– Я была в прошлом месяце в Сиэтле по делам… ладно, не по делам, – улыбается, – а по делу: сына навестить. И застала в квартире девушку, красивую. Очень.

В сердце вонзаются шипы.

– Я было обрадовалась, пора уже ему пару себе найти, женщину. Давно пора… Ох! – вздыхает. – Он заплатил ей прямо при мне, не постеснялся.

Странное чувство – боль и облегчение. Хочется плакать и хочется смеяться. Нахожу на ладони точку и с силой вдавливаю большой палец, чтобы не рыдать. Чтобы сдержаться.

– Проститутка? – выдыхаю.

– Да. Но, видно, из дорогих. Он работает, хорошо зарабатывает. Открыл второй ресторан в этом году. Квартира большая, просторная, с модными сейчас прозрачными стенами. Знаешь, такими, через которые видно весь город, как на ладони, – восхищается.

– Панорамные…

– Да-да! Точно! Панорамные. Замечательный вид открывается на Сиэтл…

Её голос внезапно обрывается на моменте, где обычно следует нечто вроде «тебе обязательно стоит взглянуть»! Материнская рука нежно поглаживает моё плечо:

– Всё образуется, Ева, вот увидишь. Всё наладится и встанет на свои места.

Я усиленно делаю вид, что давно уже пережила эту трагедию: всё в прошлом, всё позади.

– Вы общаетесь? – спрашиваю, хотя знаю, что да.

– Да. Часто. Он матерью меня назвал, Ева. Не так давно это случилось – полгода назад примерно. И дважды повторил! – расплывается в улыбке.

– Простил?

– Скорее, провёл переоценку ценностей и воспоминаний. Я ведь рядом всегда была. Почти всегда. Как и положено матери, – вздыхает.