Неправильная ведьмочка, или Некромант на задании

– Всё сходится – затараторила я, как только дверь закрылась. – Помнишь, мы предположили, что она плод связи брата и сестры.

– Вася, она мертва – устало вздохнул Никита, садясь на кровать.

– Нет, я не про неё, я про её брата, как там его зовут?

– Никола.

– Да о нём, мы предполагали, что он мог быть сыном Светланы, дочери. Это сходится со всем.

– Не притягивай факты под версии, а строй версии из фактов – повторил он мой же слова, когда-то сказанные ему же.

– Месть, Марфа говорила про месть, что, если он мстил Кротову, Захару, Шальцову за смерть сестры или матери. Венго – это месть с эсперанто.

– Ты знаешь эсперанто?

– Было дело ещё в универе, но сейчас не об этом. Сейчас ему должно быть около восемнадцати, самый уязвимый возраст. Он и пропал несколько лет назад, они с отцом покинули деревню, и о них нет данных. Мы ничего о нём не знаем.

– Не знаю, Вася, твоя версия звучит правдоподобно, но у нас нет никаких улик, доказывающих это. По описанию Данисова, ему больше двадцати. Да и художники портретисты тоже предполагают, что ему за двадцать, судя по фотороботу.

– Внешность может быть обманчивой – упёрлась я.

– Я не говорю, что ты не права, я лишь пытаюсь донести, что у нас нет улик, нет связи, чтобы связаться с ребятами и проверить все данные и сопоставить факты. Я временно приостановил работу по делу Солдатовых, у нас просто нет дополнительной информации – Никита устало вздохнул, завалившись на кровать прямо в одежде.

– Прости меня – прошептала я, присаживаясь рядом с ним и беря его за руку.

– Ты не в чём не виновата, наоборот ты раскрыла узор, догадалась о том, чего мы в упор не видели.

– Но я дала вам надежду.

– Ты дала нам лишь то, что мы сами хотели получить. Сейчас уже ничего не исправить, через день мы вернёмся и узнаем, что и как, а сейчас ложись спать.

-24-

Следующий день мы посвятили исключительно передаче силе. На этот раз Марфа раскрылась полностью, не скрывая больше ничего. У меня были двойственные чувства, меня разрывало между решимостью идти дальше и брезгливостью к тому, к чему она меня готовила. Её болезненное удовольствие от предвкушения смерти Гриши меня откровенно пугало, я лишь сейчас осознала, сколько в ней было ненависти и затаённой злобы. Она ненавидела свою мать, ненавидела весь род Гришаевых, ненавидела свою связь с этим убийцей и ненавидела саму себя за слабость. Она смотрела на меня требовательно, видя во мне лишь орудие своей собственной мести, своей ненависти. Я же пребывала в полном смятении, я осознавала, что Гришаева и загадочного убийцу нужно остановить, на кону стояло слишком многое, но в тоже время во мне не было ненависти к нему. Работая в полиции, я давно разучилась что-либо чувствовать к преступникам, они были такими, какими были, я же стояла на страже порядка и закона, это просто было моей работой. Максимум, что я испытывала к преступникам, это брезгливость и сочувствие. Но в этом деле сложно было сохранять равнодушие, я осознавала, что уже давным-давно испытываю желание остановить его любой ценой, и эта решимость меня пугала. Пока я не знала, что буду делать, не знала, как поступлю и выйду ли я на прямую конфронтацию с ним, я просто принимала силу и впитывала знания, решив, что буду разбираться по мере возникновения проблем.

Надо отдать Марфе должное, она не настаивала, она не скрывала своих желаний и своих мыслей, но и от меня ничего не требовала, предоставив мне возможность решать самой. Тренировки по Видению шли сложно, я с трудом могла проникать сквозь завесы и видеть глубже привычных ощущений. Но я старалась, старалась изо всех сил, понимая, что второго шанса перенять её умения у меня не будет. Весь день мы провели в лесу у озера, экспериментируя с видением и силами природы. Вечером, когда уже сумерки опустились на землю, Марфа дала мне последний урок, научив, как управлять погодой. Это могла каждая ведьма, ведь мы часть природы и сонастроены с ней изначально с самого рождения. Но Марфа смогла достичь огромных умений в управлении стихией. Грозы, молнии, ураганы, бураны, даже тайфуны и торнадо, всё это было ей под силу. Она могла не только черпать силу из природы, но и управлять ею.

Вокруг нас взвился ветер, закручивая прошлогоднюю листву вокруг нас, лёгкий водоворот пронзил озёрную гладь, а с неба начал накрапывать лёгкий дождь.

– Ты должна уловить основу, а дальше просто увеличиваешь силу – наговаривала Марфа, стоя у меня за спиной положив руку мне на плечо и направляя.

– …Колесо плетёт узор, силу ветра заплетает, на четыре света силушка моя играет. Капли в небе, сила ветра и огонь среди зеркал, силой заклинаю, абы слово моё на четыре света пропоёт… – я шептала наговор, заклиная ветер, воду, облака.

Строки, знакомые с девичества легко ложились, напитанные силой, растворяясь в пространстве. С ведьмиными наговорами было всё просто и в тоже время сложнее, чем казалось, слова были лишь облицовкой истинной силы, в сущности было всё равно, что шептать, главное верить в каждый слог и вплетать силу, но для ума было легче шептать именно то, что хотелось сделать, и я шептала слова, сплетая энергию по-новому, как только что показала Марфа, призывая грозу. Ветер взвился, растрепав волосы, воздух вокруг трещал от силы, а я всё продолжала вливать силу в наговор, устанавливая своё господство над силами природы.

Я не почувствовала, когда Марфа убрала руку, оставив меня в одиночестве сражаться со стихией. Ветер уже поднялся настолько сильный, что придавливал кроны деревьев, сгибал кустарники и взбушевал озеро настолько, что в его центре образовался чёрный провал водоворота, и в центре всего этого была я, та, которая контролировала его и направляла. Там на противоположном берегу чистое небо уже начало покрываться первыми звёздами, а тут вокруг меня бушевал ураган.

– Довольно – прошептала Марфа, мягко касаясь меня – ты готова – вынесла он свой вердикт, наблюдая, как ветер постепенно стихает.

Я снова была вымотана до предела, и согнувшись на коленях, тяжело дышала, но на этот раз Марфа не стала питать меня силой и лечить. Повернувшись к ней, я на миг ужаснулась. За сегодня она постарела ещё лет на двадцать, волосы потускнели и свалявшимися колтунами свисали вокруг сухого, полного глубоких морщин лица. Она осунулась и казалось, скинула за раз килограмм двадцать, старенькое полотняное платье висело на ней, словно на вешалке.

– Пошли – худой рукой она потянула меня обратно к дому, в её хватке не было той силы, что день назад, сейчас казалось, что меня касается что-то невообразимо хрупкое. Тонкие, словно хворостиночки, пальцы держали цепко за руку, но я боялась сделать лишнее движение, чтобы не сломать их.

Никита сидел за столом, скрупулёзно изучая записи Марфы. Он подскочил, увидев, как мы входим, он нахмурился, увидев, как сильно изменилась Марфа за сегодня, но ничего не сказал. Шаркающей походкой она прошла и рухнула на диван, тяжело ложась.

– Времени совсем не осталось – пролепетала она – вы уйдёте сегодня.

– Но Митька приедет только утром. – возмутился Никита.

– Вы уйдёте сегодня – более твёрдо повторила она.

– Ночь на дворе, вокруг непроглядный лес, до деревни несколько километров – попробовала переубедить я её.

– Духи леса помогут, если сможешь призвать – требовательно отрезала она, посмотрев мне в глаза.

И от этого пристального взгляда практически слепых глаз я поёжилась, и всё поняла без слов. Чернильное пятно на её груди расползлось практически по всему телу, укутав её в непроглядный тёмный кокон, оставив лишь эти глаза. Она умирает, осталось совсем немного и до утра она просто не протянет. А умирать, когда в доме посторонние, она не хотела.

– Мы уходим. – заключила я, направившись в комнату, чтобы упаковать вещи и книги.

Собрались мы быстро, также быстро доели вчерашний ужин, даже не разогрев и прихватив собой съестного, необходимого мне для призыва духов, горячо попрощались с ведьмой, и оставив её в покое наедине с самой собой, покинули дом.

Идти в темноте было сложно, и фонарик в руках Никиты мало помогал. Мы то и дело попеременно спотыкались о корни и кусты, несколько раз наступив в лужу, которая до сих пор не просохла после грозы. Мы шли как можно дальше от дома ведьмы, я подгоняла его, стремясь уйти как можно глубже в лес. Когда ведьма умирает, всё, к чему была привязана её сила, погибает вместе с ней, а энергетическая отдача такая сильная, что может ненароком зацепить. А я ещё и не доверяла Марфе. Она с лёгкостью могла включить и меня в своё предсмертное проклятие. В том, что оно будет произнесено, я не сомневалась ни на секунду.

Момент перехода мы почувствовали одновременно. Стальная игла боли и сожаления пронзила сердце, извещая об уходе ведьмы. Я согнулась от жгучей боли, слёзы печали непроизвольно скатились по щекам. За эти три дня мы так сильно погрузились друг в друга, что я привязалась к ней. И хоть я с самого начала понимала неизбежность её смерти, всё же было больно. Никита был рядом, обнимая и гладя по волосам, дав возможность наплакаться вдоволь и смыть боль потери слезами.

Как только я более или менее успокоилась, мы продолжили путь, пока не вышли к небольшой поляне, усыпанной молодыми побегами черники. Перекрёсток путей я ощутила сразу, и не став медлить, тут же расстелила прямо на земле небольшое полотенце, выложила крынки со сметаной и молоком, поставила мисочку с ломотью хлеба и козьим сыром. Нехитрое съестное, которое я нашла у Марфы на кухне, я надеялась, что должно хватить.

Мы отошли от разложенного полотенца, присев на валявшуюся тут корягу и молча стали ждать. Никита несколько раз порывался заговорить, но я его остановила некультурно, заткнув грозным шиканьём. Закрыв глаза, я воззвала к лесу, стараясь распространить мой призыв как можно дальше. Я всего раз общалась с лесным духом, и то на Урале, призывала его правда другая ведьма, но теорию я запомнила. Ответ пришёл быстрее, чем я ожидала, чужое сознание я ощутила совсем рядом с нами, оно кружило вокруг нас, рассматривая, не решаясь выйти. Но я продолжала сидеть тихо и взывать к нему. Буквально через несколько минут, скорее всего решив, что мы достойны его внимания, кусты зашевелились и на поляне появился леший. Удивлённый порыв Никиты я остановила резким движением, и некромант притих рядом, согласно поверьям, стараясь не смотреть на духа леса.

Невысокий мужичок, в старинных лаптях, джинсах и потёртой кожаной куртке, с аккуратной бородой и длинными, зачёсанными назад волосами, совсем не был похож на лешего из сказок. Оно и понятно, домовые, лешие, кикиморы и другие духи давным-давно стали частью нашего мира и так же, как и мы, следуют за его изменениями. Он подошёл ближе к нам, сверкая жёлтыми глазами и с интересом разглядывая необычную парочку. Перевёл глаза на угощения, хмыкнул и уселся прямо на землю перед импровизированной скатертью. Взял в неестественно большие руки крынку со сметаной и отломив кусок хлеба, беззастенчиво начал есть, поглядывая на нас серьёзным взглядом.

– Нынче смерть ходит по лесу – заговорил он первым.

Я промолчала, украдкой наблюдая за ним. Он знал, что я смотрю и открыто смотрел прямо на меня. Я не могла понять его чувств и эмоций. Лешие, так же, как и домовые чувствуют и живут по другим законам чем люди, их эмоции и мысли находятся совсем в другой плоскости нашего понимания.

– Она ушла с миром – выдал он, отложив сметану и принявшись за молоко, подогрев его своей магией.

– Ты знал её – заговорила я наконец.

– Знал, отчего же не знать ведьму, поселившуюся в моём лесу. Она хоть и была доброй, но страдала прошлым, прошлое её и погубило. А ты?

– Я знала её не так много времени.

– Но печалишься, все вы печалитесь, когда уходит кто-то из ваших сестёр.

Я снова промолчала, давая возможность духу наесться человеческой едой.

– И что же тебе нужно? Ритуал исполнила, призыв я твой услышал, даже своего привратника смерти утихомирила, вон как старательно отводит взгляд. Так что же тебе нужно?