Пристанище для уходящих. Книга 1. Облик неизбежности

Он посмотрел на меня, и я сначала ощутила, а потом увидела это в его глазах: чувство вины за то, что не смог защитить, уберечь; стыд за проявленную слабость, презрение к самому себе.

– Когда родилась ты, это снова качнуло чашу весов. Ты оказалась под ударом всего через минуту после рождения. – На меня пролилось злое бессилие и жгучая ненависть. – Виктор не смог стерпеть такого конкурента.

– Конкурента? – непослушными губами прошептала я.

Рейнер обреченно кивнул:

– На данный момент ты единственный прямой наследник короля Этерштейна Фредерика Седьмого. Когда король узнал, что Адалинда беременна моим ребенком, он издал специальный указ, который возвращал тебе все права наследования, игнорируя мое отречение. И после вступления указа в силу ты автоматически оказалась в очереди перед Виктором.

– А как же ты? – понимание разворачивалось во мне, обволакивая липкой горечью.

– Я отрекся от всех притязаний на престол двадцать пять лет назад. Но указ Короля наделил тебя всеми правами полноправного наследника престола, – снова презрение к себе.

– Поэтому вы меня прятали? От Виктора? – наконец-то картина в голове начала складываться. – А что бы он сделал, если бы добрался до меня?

Отец колебался, но не уловить его эмоции было невозможно: ярость, почти бешенство.

– Он не доберется до тебя, – сказал он твердо, еле сдерживая гнев.

– А если доберется? Что тогда? Он меня убьет? – паника возникла на краю сознания и грозила затопить целиком. Я вскочила и выдернула ладонь из его руки. – Он пытался меня убить, когда я только родилась? А Келли всю жизнь защищала меня от убийцы? Ее убили вместо меня?

Слезы потекли по щекам. Унижение и бессилие вспыхнули с такой силой, как никогда прежде. В голове бушевала неразбериха из кусков новой информации, домыслов и фантазий. Все это вертелось в сумбуре, сбивая с толку, не давая возможности перевести дух. Я хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу.

Как удар током меня прошили испуг и растерянность, я не сразу поняла, в чем дело, пока не услышала взволнованный голос:

– Тебе нечего бояться…

Он держал мое лицо в ладонях и, заглядывая в глаза, что-то говорил. Я воспринимала только отдельные куски.

– …буду защищать тебя…, чего бы мне это не стоило, …не грозит…

Мир съежился до одной точки. В голове крутился последний разговор с Келли. Неужели она знала, на что идет, и предполагала, что не выберется?

– Но они убили Келли! Так просто. А если Виктор прикажет убить кого-то еще? И все из-за меня?

Голос мне больше не подчинялся, меня затрясло, я попыталась сжать челюсти, но дрожь перешла на скулы и плечи. Наверное, это и называется истерикой. Меня накрыл ужас, когда я поняла, что все это время мы с Келли находились в опасности.

Отец пытался сохранить самообладание и выдержку, но был слишком расстроен и напуган моей реакцией. Переживая смятение, он не знал, что делать. Я сама не знала. Я вцепилась ему в плечи и продолжала неразборчиво бормотать про Келли, убийства, опасность для Ника и его семьи. Через меня прошла волна отвращения. Это было настолько не к месту, что я невольно потянулась за ней, чтобы понять истоки. Ну, конечно! Отец ненавидит себя. За то, что позволил мне оказаться в такой ситуации; за то, что оставил в наследство опасность и смерть.

Я замотала головой, пытаясь что-нибудь сказать, но язык не слушался.

И в этот момент он сдался. Бастион самообладания, который он удерживал из последних сил, рухнул. Он прижал к себе так крепко, так яростно, как будто меня вырывали из его рук. Боль, сопереживание, тоска затопили меня. Волна гнева, чувства вины и стыда вывернули наизнанку. Бессилие и негодование стали общими.

Меня коснулось чувство похожее на то, какое Келли испытала во время нашего последнего разговора, что-то глубокое и непостижимое. Я опять не успела разобраться, что это, как оно ускользнуло.

Сквозь туманную пелену я чувствовала, что отец понимает все мои страхи и разделяет их. Так мы и стояли. Я рыдала у него на груди, он обнимал меня и утешал. Слова не доходили до сознания, только гудение, но я сосредоточилась на интонациях и неуловимом запахе отца, который тоже казался смутно знакомым. Словно он уже обнимал меня когда-то, словно это уже было. Целительная сила сопереживания и принятия помогли прийти в себя. В конце концов, я снова оказалась на диване, а отец, сидя рядом, рассказывал о том, как он решился отдать меня Келли, чтобы спрятать, и та уехала в неизвестном направлении.

Все это нелегко ему давалось, его самобичевания снова задели меня мощной волной. Я была так опустошена, что любая эмоция вызывала звенящую боль во всем теле. Я инстинктивно отодвинулась, успев ощутить обиду и досаду. Но мне требовался перерыв, как птице, попавшей в шторм, нужно время, чтобы восстановить силы.

– Ты хочешь остаться одна? – жестко спросил он.

Теперь, без физического контакта, когда я больше не чувствовала его эмоций, он снова казался собранным и спокойным, каким и виделся вначале. Его голос звучал напряженно, но сейчас я была не в состоянии думать о причинах. Я просто кивнула, хотя понимала, что, скорее всего, причиню ему этим боль.

Он ничего не сказал, просто встал и вышел.

Тепло его рук все еще оставалось со мной. Я продолжала чувствовать его физическое присутствие. Вторгшись в личное пространство, перевернув с ног на голову все представления о реальности, изменив душевное состояние, этот человек неожиданно стал значительной частью моей жизни. Я попыталась понять, что это значит.

Сомнения и неуверенность навалились тяжким грузом. Словно Вселенная решила посмеяться и представила доказательства того, что мое существование сплошное недоразумение. Одно мое появление на свет лишило покоя кучу народа. Но я никто! Я ничего собой не представляю. Просто маленькая испуганная девочка, которая только и умеет, что оставаться одной. Как мне защититься и спрятаться? И нужно ли это вообще делать? Разве моя жизнь чего-то стоит? Разве я имею значение?

Но кто-то ненавидит меня так сильно, что хочет убить. И Келли умерла из-за меня. Картинка, где вместо Рыжего я сама направляю пистолет на Келли и спускаю курок, встала перед глазами так ясно, что я даже вздрогнула, словно услышала выстрел. Я – убийца.

Глава 5

Эксцентричность Келли обрела смысл – домашнее обучение, неожиданные отъезды, месяцы в лесу без воды и связи, назначение точек встречи и путей отхода, резкие смены планов. Меня муштровали, чтобы я могла выбраться сама. С той секунды, как Келли решилась увезти и спрятать меня, обстоятельства вынуждали ее постоянно быть начеку. Люди Виктора могли найти и убить нас в любой момент. И они нашли. Только Келли отдала жизнь, чтобы я могла сбежать. А если бы я была еще слишком маленькой?

Не знаю, сколько я сидела, переосмысливая свою жизнь, все слова и поступки Келли, пытаясь прояснить расплывчатые воспоминания детства, но когда подняла глаза, чтобы снова увидеть дневной свет, оказалось, что солнце уже перевалило зенит. У солнца всегда есть курс и предназначение. А что есть у меня? Сомнительная семейная история и незнакомец, обещавший меня защищать? И что за глупость с троном? Конечно, я тоже откажусь.

Келли говорила, что каждый человек видит свою правду, и что истинно для одного, для другого может быть ложью. Хорошо бы поговорить с матерью и услышать ее версию. Или с Виктором. Или он просто застрелит меня, не раздумывая? С самого рождения я была ему как кость в горле и мешала получить желаемое.

В голове вертелась куча вопросов, и я отправилась на поиски отца. Пока новая реальность казалась зыбкой и ненадежной. Что мне делать? И сможет ли он помочь, если за шестнадцать лет не смог? Теперь мы с ним оба беглецы? Он был искренен, когда рассказывал свою правду, и я благодарна за это, но на просьбу встретиться с матерью, скорее всего, отреагирует отрицательно. Вряд ли они вообще поддерживают отношения.

Греты и Германа нигде не было видно.

Рейнер сидел в гостиной перед пустым столом. Я вошла очень тихо, и он меня не услышал. Все так же сидел, уставившись в стол, пока я не подошла совсем близко, и еле заметно вздрогнул, обнаружив меня рядом. Вопросы смешались в кучу, я никак не могла сформулировать что-то конкретное. Хотелось сказать, что я ему верю, но, наткнувшись на непроницаемый и колючий взгляд, растерялась. Мы застыли, молча смотря друг на друга. Через пару минут он произнес: