Странное происшествие в сезон дождей

Теперь Кристиану кажется, что он полностью овладел ситуацией и играет первую скрипку в разговоре. Играет роль человека молодого, но уже успевшего посмотреть мир и составить о нем свое собственное мнение. И не только о мире – о жизни, о любви, о женщинах, ни капли не похожих на зайцев с длинными ушами. Женщины Кристиана, вернее, одна-единственная женщина больше похожа на волшебный лес с укрывшимися под его сенью сокровищами. Всеми, какие только можно представить.

– А мы полюбили эту страну. Мы с женой…

– Как ее зовут? Или я уже спрашивала об этом?

– Ее зовут Да-ша.

Кристиан намеренно разделяет короткое имя на две равные части, где ни одна не доминирует над другой. Пусть Анна услышит его именно так, как захочет сама. Как ее – русскому – уху будет привычнее.

– И что же было после Камбоджи?

– Ничего. Мы осели там, и думаю, что надолго. Здесь я по делам, связанным с работой. Но скоро возвращаюсь обратно.

– К ней?

– Да. Я очень скучаю… Но мне было приятно познакомиться с вами.

– Мне тоже. Вы даже представить себе не можете – насколько. А… можно где-нибудь посмотреть ваши репортажи?

Ну вот. Начинается. Та же фигня, что и с Дарреном.Та же срань, как сказала бы двоюродная сестра. У новоиспеченной лжи Кристиана такое же мягкое подбрюшье, что и у старой, когда он был не фотографом и немного оператором, а джазменом-гастролером. Очень-очень мягкое подбрюшье, достаточно зубочистки, чтобы проткнуть его насквозь. Достаточно пластикового ножа, чтобы провести полостную операцию и извлечь осклизлый комок фантазий на тему женитьбы и путешествий по континентам.

Кажется, Шон что-то писал о своей работе. Вспомнить бы – что…

– Иногда они появляются на Би-би-си. Но не слишком часто. Я бы сказал – изредка. Камбоджа – не магистральное направление, как вы понимаете.

– Ты не очень-то амбициозен.

– Нет нужды, – выдыхает Кристиан, поняв, что Анна вовсе не собирается дожимать тему с репортажами до упора и уже тем более – проводить полостную операцию. – Самая красивая женщина и так со мной.

– В таком случае я была бы осторожнее. Очень легко потерять то, что имеешь. И не факт, что то, что принадлежит тебе сегодня, будет принадлежать всегда.

Уж насчет этого Анна может не волноваться:Dasha никуда не денется, разве что Кристиан потеряет бумажник. Но он вовсе не собирается терять бумажник, не такой он человек!.. За всю жизнь у Кристиана и носового платка не пропало; ничего не было забыто в автобусе или кафе, носочные пары счастливо находят друг друга после стирки, и, обнаружив одну перчатку, можно с уверенностью сказать, что другая где-то рядом.

– Я и так предельно осторожен. И всегда держу пальцы скрещенными.

– Но сейчас ведь нет? – улыбается Анна.

Сейчас – точно нет. Сейчас Кристиан постукивает ладонью правой руки по бумажнику. А большим и указательным пальцем левой теребит мочку уха. Слишком много ненужных движений для уверенного в себе и абсолютно счастливого человека.

– Вы меня поймали.

– О нет! Если бы я действительно захотела это сделать, то…

– Что?

Снова это дурацкое посасывание под ложечкой. Да кто она такая – Анна? И почему Кристиан никак не может приспособиться к ней, и почему ее доброжелательность и легкая сентиментальность пугают больше, чем откровенные насмешки? Потому что они несвойственны ей в принципе – ни доброжелательность, ни сентиментальность. Это такая игра, она сродни игре Кристиана в обладание самой прекрасной женщиной на свете. Захочет Анна – и вытащит откуда-то из своих глубин сентиментальность, обернутую в плексиглас. А не захочет… Лицо – каких тысячи, если не вглядываться пристально. К тому же чуть тронутое следами увядания. Заретушировать их – плевое дело, но Анна не разменивается на плевые дела. Об этом можно догадаться, если решишься-таки вглядеться в Анну пристально. Под определенным, лишенным сентиментальности углом. Тогда и проступят вещи, обычно спрятанные от посторонних глаз.

Примечания