И тут я понимаю, что потеряла из виду Рен.
Кручу головой во все стороны и вижу, наконец, пятнышко ее светлых волос, мелькающее среди других детей. Я спешу туда, нахожу сестру. Она на голову меньше других, но вопит так же громко, а носится вдвое быстрее. Ребята берутся за руки, затевая какую-то игру. Девочка на год старше (Рен называет ее Сесилией), вся из острых локтей и коленок, в юбочке цвета вереска, хватает мою сестренку за руку. По скуластому лицу Сесилии, до самых рыжих кудряшек, кляксами рассыпаны веснушки. Я смотрю, как они с Рен машут руками, вперед-назад… и вдруг кто-то, всхлипнув, плюхается рядом в грязь.
Эдгар Дрейк, лохматый белобрысый мальчишка, сидит на земле, потирая ладони.
– Что с тобой? – Я опускаюсь рядом с ним на корточки и осматриваю ободранные руки. Прикусив губу, он кивает, стараясь не разреветься. Я счищаю грязь, стараясь как можно нежнее касаться ссадин. Он ровесник Рен, но она у нас девица небьющаяся, а Эдгар весь в царапинах и синяках, потому что постоянно падает. Его мать, белошвейка, только и делает, что латает то его одежду, то его самого. Эдгар печально смотрит на свои пальцы. Я улыбаюсь ему.
– Что в таких случаях делает Елена, чтобы тебе помочь?
Елена – моя лучшая подруга и старшая сестра Эдгара, и она пылинки сдувает с него.
– Целует, – шепчет он, продолжая кусать губы. Я делаю вид, что целую каждую ладошку. Интересно, если бы я так же нянчилась с Рен, какой бы она сейчас была? Может, такой же неженкой и недотрогой, хныкала бы от каждой царапинки? Не успеваю я подумать об этом, как раздается пронзительный смех – это Рен, хохочет и зовет нас.
– Эдгар, скорей! – кричит она, нетерпеливо переминаясь в ожидании начала игры. Я помогаю мальчику подняться, и он бросается к друзьям, чуть снова не упав по дороге. Неуклюжий парнишка. Он встает в круг рядом с Рен и хватается за ее правую руку, задев ее плечом.
Посмотрю, как они играют. Это та же игра, в которую и я когда-то играла. Держа за одну руку Тайлера, а за вторую – Елену. Игра-хоровод. Она начинается с песенки, с Ведьминой считалки. Песня эта, наверное, появилась на свет тогда же, когда и сказки о Ведьме из Ближней – а может, они существовали всегда, с тех же самых пор, что и сами вересковые пустоши. Мотив завораживает, гипнотизирует, так что становится жутковато и кажется, будто ее напел сам ветер. Дети держатся за руки. Они начинают медленно двигаться по кругу и петь.
На пустоши ветер, поет он песню мне,
О камнях, о вереске, о море вдалеке,
Собрались вороны, на стене сидят,
На стене сидят, в сад они глядят.
Дети в этот сад ходили, ходили,
Ведьмину песню услышать хотели.
Дети поют все быстрее, все быстрее движется хоровод. Это всегда напоминает мне ветер, который играет с опавшими листьями, вихрем поднимает их, закручивает…
Спела о земле – земля раскололась,
Спела о ветре – ей ветер ответил,
Спела о реке – река расплескалась,
Спела об огне – и огонь полыхнул.
А маленький Джек заслушался ее,
Вошел он как-то раз в ведьмино жилье.
Быстрее.
У Джека на кроватке шесть цветков лежит,
А ведьмин дом сожгли, и ведьма прочь бежит.
Была в Ближней ведьма, но больше нет ее,
Пустошь и болота теперь ее жилье.
И еще быстрее.
Но в холмах на пустоши ведьма все поет,
То тише, то громче, меня она зовет.
Дверь не пускает – песня снизу проползет,
А окно не пустит – в стекло постучит.
Ведьма из Ближней поет-ворожит.
Песня начинается заново.
На пустоши ветер, поет он песню мне…
Слова повторяются, вьются, путаются, пока дети, наконец, не выбиваются из сил и, хохоча, не падают друг на друга. Побеждает последний, кто устоит на ногах. Рен удается продержаться дольше других, но под конец и она валится наземь. Она запыхалась, но счастливо улыбается. Дети, пошатываясь, встают, отряхиваются и тут же готовятся играть снова. А мои мысли тоже медленно кружатся вокруг таинственного незнакомца, чьи глаза, казалось, впитали свет луны, а края силуэта были странно размыты.
Кто он? Зачем появился здесь? А потом в голове еле слышно проносится: Как он исчез? Как будто разбился на куски?
Одним глазком приглядывая за Рен, я прохаживаюсь между кружками, ловлю обрывки разговоров. Многие уверяют, будто видели что-то расплывчато-туманное – но этим я не верю совсем. Похоже, понимаю я, что он прошел на запад к Бо, севернее меня. Судя по всему, шел он по невидимой границе, отделяющей Ближнюю от пустошей – но как он различал эту границу, я не знаю.
Детский хохот стихает, уступая место хорошо знакомому голосу, и я, обернувшись, вижу Елену. Она сидит на низкой стене, окружающей площадь. Вокруг собрались несколько мужчин и женщин – кажется, единственные, кто не переговаривается между собой. Эта группа стоит молча, глядя на Елену. Перехватив мой взгляд, она подмигивает, но тут же возвращается к своим слушателям.
– Я его видела, – говорит она. – Было уже темно, но я уверена, это был он.
Елена вытягивает ленту из косы и обматывает вокруг запястья, позволив белокурым, такого же цвета, как у Эдгара, волосам рассыпаться по плечам. Елене, при всей ее хрупкости и негромком голосе, уверенности не занимать. Она соскочила со стены и стоит в лучах солнца, наслаждаясь вниманием.
Я хмурюсь. Она не врет. При любой попытке обмануть ее щеки заливает пунцовый румянец, а сейчас слова льются гладко и уверенно, а щеки остаются такими же нежными, как обычно.
– Он был высокий, худой, с темными-темными волосами, которые падали ему на лицо.
Слушатели дружно вздыхают. Люди постепенно отходят от других групп и примыкают к этой. По площади распространяется известие, что кому-то удалось подробно рассмотреть чужака. Я проталкиваюсь ближе, раздвигая толпу, пока не оказываюсь рядом с Еленой. Вокруг все гудит и бурлит. Я сжимаю ее руку.
– А, вот и ты! – Она тянется, чтобы обнять меня.
– Что тут происходит? – Но мой вопрос тонет среди десятка других.
– Он говорил с тобой?
– В какую сторону он пошел?
– Какого он роста, высокий?
– Расступитесь, ей нечем дышать, – говорю я, заметив на площади дядю. Он выше всех, поэтому увидел и сборище вокруг Елены. Он направляется к нам, разбираться. – Дайте ей передохнуть.
Я тащу Елену в сторону.
– Ты правда его видела? – шиплю я ей в ухо.
– Правда! – жарко выдыхает она. – Ох, Лекси, он был потрясающий! И странный. И молодой! Если бы только ты тоже взглянула на него!
– Если бы, – шепчу я. Слишком много вокруг голосов, щебечущих о пришельце, слишком много глаз ищут его. Я не хочу добавлять к ним свой голос и взгляд. Еще не время.
Толпа вокруг нас разрастается, вопросы так и сыплются. По площади шагает Отто.
– Скажи нам, Елена.
– Скажи, что видела.
– Скажи нам, где он, – звучит мужской голос, и в нем слышится не просто любопытство, а что-то более жесткое. Это Бо.
Елена поворачивается, собираясь ответить, но я снова хватаю ее за руку и дергаю. Довольно резко. Так что она даже вскрикивает.