– Не знаю… Оно должно было действовать не так!
– То есть вину ты свою признаешь?
Я закусываю губу, внимательно смотрю в красивое лицо Бестужева. Спалилась. И мне нужно как-то разрулить ситуацию, сказать, что он все не так понял, но… Очень интересно узнать, как босс умеет целоваться. Он опытный, умелый, и наверняка многолетние каждодневные тренировки не прошли даром.
А я жутко любопытная.
Еще и руки не слушаются… Ладони скользят по стальной мужской груди, изучая. Переходят на плечи. Трогаю их неосознанно, без задней мысли. Твердый, рельефный… Не зря шеф занимается в зале по три раза в неделю.
– Ты что делаешь? – хрипит Бестужев, застывая.
Резко отдергиваю руки. Наваждение какое-то…
– Простите-извините, – лепечу, как провинившаяся школьница у доски. – Я вам снотворное в чай и воду подлила, и… Сама потом выпила. Но я не понимаю, почему мне так жарко… Все пошло не по плану.
Мысли хаотично пляшут, и я выдаю очередной бред.
– Может, у нас аллергия? – предполагаю.
Во рту настоящая пустыня Сахара, а грудь будто сдавливает от горячего воздуха. И он несется вниз, бьет между ног и заставляет чувствовать себя извращенкой.
Я возбудилась. Несомненно. Это чувство ни с чем не перепутаешь.
Но все эти ощущения вместе – пугают.
Особенно дикая мысль попросить Яна Александровича что-нибудь сделать с этим. Например… Поцеловать меня.
Или пусть отпустит меня. Я точно убегу в туалет, где назову себя развратной девочкой, докажу это действиями и смущенно вернусь в кабинет.
Боже, я действительно подумала о том, чтобы уединиться в туалете?
Мозг плывет как дурной…
– Это не снотворное было, идиотка! – рявкает Ян на меня. И сильнее стискивает пальцы у меня на плечах, отчего мои губы распахиваются, и я непроизвольно испускаю болезненный стон.
Но этот жест ничего не будит в душе моего бесчувственного босса. Зато я четко ощущаю кое-что твердое, упирающееся в меня…
– Я поняла уже…
– Поняла она, – выплевывает, все же отрываясь меня. Но с трудом. Руки его не слушаются, а взгляд гуляет по моему телу, шеи, груди. И по-хорошему нужно бы застегнуться, но так жарко, что руки падают плетьми вдоль тела.
Нет. Спать со своим боссом, вопреки здравому смыслу, нельзя.
Кто потом будет маме помогать, после того, как меня уволят? Или я сама это сделаю.
– Флакон там, упаковка остались от твоего снотворного?
– Да-да…
Я оборачиваюсь, вцепляюсь в ручку двери.
– В сумочке. Сейчас принесу.
Стальная хватка на запястье не дает дернуть за ручку. Касание обжигает, и я сглатываю, боясь глянуть на Бестужева.
Это издевательство какое-то…
– Я сам, – недовольно выговаривает, буквально отодвигая меня от порога. – А то изнасилуешь мне кого-нибудь.
Ой. Не надо мне такого счастья…
Босс возвращается через несколько минут с сумкой. Передает в мои дрожащие руки. Я, кажется, еще и с дозой переборщила. Кто ж знал, что там внутри не привычный мне препарат?
Сажусь на диван, закидываю ногу на ногу и пытаюсь отвлечься от ноющего желания во всем теле.
А ну-ка хватит!
Я и до этого момента возбужденная была, но не бросалась ни на кого! А тут чепуха какая-то – и сразу стала маньячкой!
Копошусь в сумочке, достаю небольшой флакончик, на дне которого осталось совсем немного жидкости. Боже, я дура. Точно дура. Сегодня же выкину все, что связывает меня с прошлой жизнью.
Прежде чем отдать боссу чудо-средство, которым раньше его считала, вчитываюсь в название.
Не поняла…
Перечитываю еще раз.
Это что-то типа афродизиака?
– Что там?
– Ну… Ничего хорошего. Хотите посмотреть?
– По твоему лицу и так все видно, – прочищает горло. И, сев в свое кресло, откидывается на спинку. Закрывает глаза, делает дыхательную гимнастику. Блин, он-то больше выпил, чем я… Но затем приходит в себя и неожиданно усмехается, стреляя в меня насмешливым взглядом. – Что, Тихомирова, без помощи препаратов твои мужики не справляются?
Хочется сказать, что у меня кроме того незнакомца никого не было, но… Пусть думает, что у меня активная половая жизнь!
– Это не мое, – бурчу.
– И откуда оно у тебя тогда?
– Не знаю. Мама аптекарь. Может, я схватила что-то не то, и вот…
Блин, дура. Я не проверила этикетку, когда брала флакон. Привыкла, так как снотворное всегда лежит в одном месте. Но я не догадалась, что мама могла сделать перестановку.
Дура беспечная.
– А снотворное тебе зачем?