Возьми меня в долг

Мы насобирали больше половины.

Но меня всё равно что-то гложет.

Рихтер скинул двадцать тысяч. Мне нужно всего сто тридцать. Сто десять мы уже нашли.

Но меня душит.

Я хотела собрать всё, хоть это и невозможно. Кинуть ему в лицо. И плюнуть. Показать. Доказать. Поставить его на место.

Но вместо этого…

Сжимаю от злости кулаки. Впиваюсь ногтями в кожу и стараюсь погасить обиду, разожжённую внутри груди. Зубы скрипят только от одной мысли о нём. Так и хочется подойти и ударить сильнее.

Радует одно – я не та, кто будет горевать из-за девственности. Порвалась, и порвалась. Вот проблема!

Меня задевает другое. Его отношение. Ко мне.

Скинул двадцатку! За девственность! Козёл!

Платочком подтёр и молодец!

– Виол, ты сейчас стол сломаешь, – я резко поднимаю разъярённый взгляд на тётю. Случайно. Неосознанно. Сейчас перед глазами только та ледышка.

И я сделаю всё, чтобы он растаял.

Поэтому хватаю телефон из сумки. Ищу в недавних звонках знакомый номер. Набираю его, терпеливо жду ответа.

Сжимаю смартфон сильнее.

Когда слышу насмешливый и победный тон. Как только гудки прекращаются.

– Вы всё-таки решились, Виолочка?

Опять сжимаю со скрипом зубы. Ещё один мудак.

Но если я схожу с ним на свидание, не нужно будет попрошайничать опять. Я доложу те сорок тысяч в эти и всё… Верну всё Рихтеру.

И мы распрощаемся. Раз и навсегда.

– Да, я согласна на ваше предложение.

***

– Вы прекрасно выглядите, – похотливый и изучающий взгляд скользит по тонкой фигуре. – Платье село на вас отлично. Угадал с размером.

И я не понимаю как. Сидит словно вторая кожа. И от этого хочу его снять. Вырядили как… Чёрт знает кого.

Чёрное платье в пол. С огромным разрезом на правом бедре. На тонких бретельках, которые оголяют плечи, ключицы и шею. Благо грудь прикрыта, но мне всё равно тошно.

А чувствую я себя вообще хуже всех на свете.

Как продажная какая-то. Только бы избавиться от одного надоедливого немца.

Поэтому когда Шмидт протягивает мне свой локоть, подхожу к нему и обвиваю своей рукой. И пока мы идём в автомобиль, я всё же его спрашиваю:

– Что мне нужно делать?

Вряд ли он заплатит мне сорок тысяч за то, чтобы я просто постреляла глазками.

– Находись рядом со мной. Это твоя единственная работа. Составь компанию старику.

– Не понимаю… – срывается с губ.

– Виола, – он впервые называет меня не «Виолочкой». Серьёзно так ещё. – Просто следуй единственному критерию. Оно несложное. Считай, это прихоть старого деда. Как только мы закончим, я тебе заплачу. Не беспокойся, мы знакомы с тобой не первый день. Твоя тётя… Меня знаете.

– Да я-то не волнуюсь, – опускаю взгляд вниз. – Просто ничего не понимаю…

– А тебе и не нужно, – открывает заднюю дверь автомобиля, помогая сесть в салон. – Считайте, это моими личными заскоками.

Он хлопает дверцей.

Обходит машину, садится в салон следом. И мы едем в неизвестность. Потому что Шмидт даже не объясняется, а я и не спрашиваю.

Дорога занимает тридцать минут. Мы останавливаемся у какого-то клуба. Точнее, нет, это не клуб.

Когда оказываюсь на улице, и держусь за ладонь Шмидта, рассматриваю известное в Мюнхене казино. То есть, мы приехали поиграть?…

Так, ладно, у богатых свои причуды. Это единственное объяснение.

– Пошли, – немец берёт меня под руку. Ведёт внутрь.

Закусываю кончик языка, чтобы побороть неловкость и мимолётный страх.

Всё будет хорошо.

Меня же не изнасилуют?

Поздно. Рихтер уже сделал это.

И вот опять. Думаю о нём и хочу убить.

Так, ладно, Виола, соберись! Никакого Рихтера сегодня! Отдохни! Выпей! Забудь об этом ненормальном! Сегодня у тебя будут деньги, а завтра ты от него избавишься!

Воодушевившись этими мыслями, перешагиваю порог казино. Пытаюсь расслабиться в тихой, но приятной музыке.

Послушно иду за Шмидтом, который сворачивает из основного зала.

Мы шагаем по тёмному коридору, который пугает меня не на шутку.