Бодров хмурится, явно не ожидая от меня такого.
– Ты кто такая?
– Я? Ярина. Ваша медсестра.
– Ярина? Необычное имя.
– Да, знаете, для меня этот вечер тоже необычный. Так что – я звоню и волную ваших родственников, а завтра они с утра уже толпятся у вашей палаты?
Он кривится. Отпускает мои руки.
И я с радостью спрыгиваю с кровати, чуть ли не вылетая из палаты.
Безумный мужчина!
Вспоминаю про капельницу. Быстро ставлю её. И забрав листы с записями осмотров, всё же ретируюсь из комнаты, тяжело дыша.
Останавливаюсь у двери, опираясь на неё спиной. И запускаю пальцы в волосы, тормоша их и приводя себя в чувства.
Это что?.. Мне к нему ещё и завтра с утра идти?..
Глава 3
Захожу уверенно в палату извращенца, держа в руках поднос с едой. И делаю это, кажется, вовремя.
Бодров сидит на краю кровати, надевая больничную кипенно-белого цвета рубашку. Наблюдает за гуляющими в парке людьми. И что там интересного? Всё белое, надоедливое.
– Куда это вы собрались? – с подозрением щурясь, спрашиваю. Отчего-то у меня плохое предчувствие.
Он оборачивается, мажет по мне взглядом и снова устремляет его в окно. Продолжает застёгивать пуговицы, будто меня здесь нет.
– Будем играть в молчанку?
– Я хочу прогуляться.
Прохожу вглубь комнаты, ставлю поднос с едой ему на тумбочку. Параллельно достаю небольшой столик.
Чуть не зеваю, но сдерживаюсь. Хоть и поспала шесть часов, но этот неудобный диван в ординаторской дал о себе знать. И домой не поедешь – мне теперь здесь жить, пока он не выпишется, кажется.
Надо будет сходить чуть попозже в душ.
– Нельзя, – чеканю и, обернувшись, в два шага подхожу к нему. И не знаю, кто меня дёргает, но встаю между мужских сильных бёдер.
Пальцы рефлекторно тянутся к его пуговицам, чтобы раздеть. И мысленно бью себя по лбу и отдёргиваю руки. Он просто переодевается!
– Постельный режим.
Вот бы толкнуть его в плечи, уложить на лопатки!
– Тем более сначала нужно сменить повязку, – киваю на его голову. – Затем поесть.
Указываю в этот раз на поднос с едой.
– А потом вы ляжете в кровать. Вы слишком бездумно действуете и не заботитесь о своём здоровье. У вас сломаны рёбра после аварии. Больно, наверное, даже под обезболивающим?
Рёбра я себе никогда не ломала. Слава богу.
– Больно, – вдруг проговаривает. – Но потерпеть можно.
Пальцы тянутся к его голове, к повязке. Замечаю, как его ладонь тянется к моей талии. Вижу, но ничего не делаю. Хотя могу сделать шаг назад.
Но…
Чем я думаю?
Что он хочет сделать? Обнять? Притянуть меня и снова сказать «секс – лучшее лекарство»?
– Если собираетесь опять домогаться до меня, то я взяла с собой шприц. Вколю вам пару кубиков снотворного. Сон – лучшее лекарство от всех болезней, а не то, что вы думаете.
Ладони его застывают в полёте. И тут же опускаются обратно на колени, пока я разматываю голову мумии.
– Ты слишком дерзкая для медсестры.
Чёрт, да что не так с его голосом? Я млею, как ненормальная.
Стараюсь не смотреть в его лицо. Только сквозь него или на кровь, просочившуюся через бинты. Быстрее разматываю его и легонько кидаю:
– Немного.
– Не боишься увольнения?
– Нет. Я здесь временно. Для меня любой день может быть последним, – улыбаюсь, хотя на задворках души всё горит от несправедливости и обиды. Всю жизнь мечтала стать врачом-хирургом. Но учиться этой специальности нужно долго, усердно, постоянно практиковаться. С моим отцом это невозможно.
Но желание лечить и помогать людям он во мне не убил. Меня вполне устраивает быть медсестрой. Всё равно это ненадолго. Пока папочка не выдаст меня замуж за какого-нибудь ублюдка.
Я вроде в двадцать первом веке живу, но… всё равно не могу строить свою жизнь.
То, что я сейчас здесь, не более чем поблажка. Он разрешил мне развлекаться до тех пор, пока не подыщет мне выгодную для него кандидатуру.
– Больна чем-то? – замечаю по складочкам на лбу, как он хмурится. Они у него выразительные, и… Чёрт, я впервые вижу человека, которому идут эти ничуть не портящие его морщинки.
Откладываю грязные бинты на столик.
– Нет, – приступаю к обработке раны. – Вы бы непристёгнутым больше не ездили.
– Так вышло.
– Ну, ничего. Через неделю выпишут, думаю.