Кредит доверия

Прохор с радостью принял помощь и оставил меня дожаривать яйца с мясом и овощами, а сам скрылся в душе. Он снова стал милым соседом без этих странных ноток в голосе и пронизывающего взгляда. Таким он мне нравился больше. С таким мне было спокойнее, что ли.

После плотного завтрака мы весь оставшийся день приводили в порядок комнату. Но сначала, конечно, помогли Жорику. Оказалось, что одна его часть тела застряла в банке, которая валялась в куче мусора. А вторую мы очень долго и аккуратно вытаскивали из щели под кухонным шкафом.

Жорик не переставал меня удивлять. При этом процессе он явно демонстрировал целую палитру человеческих эмоций: от волнения до безумной радости при встрече со своими заблудшими частями. И вот кто бы мог подумать?

– Он странный, – сказала я Прохору, когда мы, уставшие, завалились на диван и с умилением наблюдали, как Жорик перекатывается и играет сам с собой.

– Ага, – подтвердил Прохор. – Смотри, что он умеет.

Он достал из кармана брюк небольшую гайку и кинул ее на пол.

– Жорик! Принеси! – раздался его командный голос.

И питомец со всех ног… Ой, простите, шаров… помчался за катящейся по полу гайкой. Нагнав ее, он прыгнул сверху. Поместив таким образом ее внутрь себя, он, довольный, засеменил к нам. Прохор протянул ладонь, и Жорик выложил в нее свою добычу.

Я с удивлением смотрела на них. Похоже, этот мужчина кого угодно может приручить. Только бы за меня не принялся. Или я поздно спохватилась?

Неделя пробежала незаметно. Прохор целыми днями отсутствовал, возвращаясь усталым и с каждым разом все более мрачным. Он явно пытался скрыть от меня свое настроение: был, как всегда, вежлив и добродушен. Но напряжение словно витало в воздухе, и от этого становилось неуютно.

Я даже не стала приставать к нему с уроками по языку. После той ночи я вообще пыталась держаться от Прохора подальше: слишком сильным было искушение повторить прошедшую ночь. Хотелось снова оказаться в крепких объятиях, ощутить его силу и нежность. Но нельзя. Я и так дел наворотила. Еще проникаться чувствами к малознакомому мужчине мне не хватало.

Поэтому мы проводили вечера за ужинами и ничего не значащими беседами. Обсуждали планету, ее живность и погоду. Оба старались избегать разговоров о себе, и иногда это выглядело странно. Кто-то начинал рассказывать нечто интересное, а затем понимал, что придется выдать чуть более личное, и замолкал.

От скуки я решила исследовать нежилую часть фермы. Обветшалые комнаты не хранили в себе ничего интересного: кругом лишь запустение и разбросанные в беспорядке ненужные вещи. Картина навеяла тоску. А ведь кто-то строил эту ферму. Скорее всего, он был полон надежд и боевого запала. А сейчас осталась лишь разруха.

Зато файловая система фермы работала почти везде. Изучать ее в защитной маске было неудобно, и я вернулась к ее просмотру в жилом блоке. Меня удивило, сколько всего находилось в ее памяти: старые фильмы, книги, письма и голограммы. Надо же, как много дедушка успел накопить. Или он сохранил данные предыдущих владельцев? Вряд ли. Он из тех людей, что следят за чистотой своего информационного окружения. И тут я поняла то, чего не заметила сразу.

На данных не стояло никакой защиты, и это было весьма странно. Дедуля не любит, когда копаются в его вещах, спасибо за такую маниакальность бабуле. Он на все ставил пароли. И перед поездкой выслал мне те, что понадобятся на ферме. Неужели забыл? Может, пора напомнить дедуле, что ему стоит начать принимать те таблетки? В задумчивости выключила систему и пошла готовить обед.

В один из дней, когда Прохор пришел пораньше и его настроение было явно чем-то приподнято, я все же решилась попросить позаниматься со мной языком.

– Прохор, ты можешь помочь мне с падежами? Я никак не могу разобраться с творительным, – позвала я его, когда мы, закончив с ужином, разбрелись по своим углам.

Он медленно подошел и с явной неохотой наклонился над столом, встав позади стула. Его горячее дыхание прошлось по моей шее, опаляя самые чувствительные участки. От неожиданных ощущений я слегка вздрогнула и тут же попыталась урезонить реакцию тела на столь близкое присутствие этого искусителя.

– М-м-м, творительный, – произнес он бархатным тоном.

А следом в шею впились горячие губы. Они медленно прошлись по изгибу и оказались у самого уха. Его опалило обжигающее дыхание, а томный голос продолжил шептать:

– Обожаю творить. Особенно какие-нибудь непристойные вещи. Согласись, это очень приятно.

И снова легкий, но такой волнующий поцелуй в изгиб шеи. Что он вытворяет? С чего решил так откровенно ко мне приставать? Мы ведь все обсудили и каждый принял установленные правила. И прошедшие дни он был спокоен, даже равнодушен. А тут такое. Что изменилось?

Но додумать я не успела. Прохор сдернул меня со стула и усадил на стол, вклиниваясь между ног. Мой рот накрыли жадные губы. Они не были ни осторожными, ни нежными. Я ощущала лишь их дикий голод и неуемную страсть. Своим напором они смывали все мое сопротивление. Да пусть идет оно куда подальше! Слишком хорошо, чтобы отказываться от предложенного лакомства. И я ответила. Жарко, с вызовом, не боясь и не стесняясь.

Спустя несколько восхитительных минут мне на ухо прозвучал его горячий шепот:

– Не будешь жалеть?

– Нет, – уверенно сказала я.

Многообещающая улыбка медленно расплылась на его красивых губах. А в следующую секунду он обрушился на меня. Никакой нежности. Только голод. Комнату заполнило наше сбившееся дыхание и треск разрываемой одежды. Не жалко. Сейчас нет ничего важнее его жадных губ и опаляющих рук. Они клеймили, владели, заставляя подчиняться и открываться ему навстречу.

– Ты идеальна, – прошептал он с выдохом, слегка прикусывая мне шею. – Такая терпкая и вкусная, словно вино.

Губы двинулись ниже, а широкая ладонь с нажимом прошлась по спине.

– Сегодня я выпью тебя до дна. Не отпущу, пока ты тоже не станешь пьяной, как и я.

Его язык заскользил по моей груди и, дразня, обвел аккуратные вершинки. Эта неспешная ласка продолжалась недолго, и вскоре я уже выгибалась и стонала под натиском вездесущих губ и рук. Не сразу заметила, как мы оказались на диване, где и лишились остатков одежды. Больше мне ничего не мешало касаться его и чувствовать исходящую силу и желание.

Мои руки скользили и изучали каждую часть тела. Ласково поглаживали, а иногда впивались острыми коготками. Я ощущала мужскую реакцию, за которой сразу же приходил подобный ответ. Наша близость превратилась в борьбу неукротимых желаний и безудержной жажды. Еще! Больше! Быстрее! И мы мчались в безумной скачке восхитительного удовольствия, боясь хоть на миг ослабить объятья.

Еле успокоив дыхание, мы лежали и смотрели друг другу в глаза. Он нарушил тишину первым.

– Похоже, твой план держаться от меня подальше провалился. Сочувствую.

И он притворно вздохнул. Еле сдержала улыбку. Еще и издевается, гад. Но его правоту было сложно не признать, и я ответила:

– Похоже на то. Но позволю заметить, не без твоего активного участия.

– А то, – довольно сказал он и крепче сжал объятия. – Еще неделю чинных вечерних посиделок я бы не вынес.

Смущенно улыбнулась. Оказывается, он был не так равнодушен, каким хотел казаться. В груди растеклось глупое женское тщеславие. Прохор поправил непослушную прядь, упавшую мне на глаза, и сказал:

– Я скоро тут закончу и уеду. Ты действительно хочешь остаться? Может, поедешь со мной? Отвезу, куда скажешь.

Легонько кольнуло сожаление: остаться с ним он не предложил. Мысленно шикнула на себя. Ну ты, Ася, и мечтательница!

– Я могу подумать? – спросила я.

– Конечно. Несколько дней у тебя есть.

А мне действительно стоит хорошенько поразмыслить. Возможно, лучше попросить Прохора отвезти меня поближе к деду. Но вначале нужно дождаться от того сообщения.

Глава 7

Вот кто бы мне что ни говорил, но я искренне считаю, что вселенский разум существует. А иначе с чего бы это ровно на следующий день, когда я хотела выйти на поиски деда в сети, он сам прислал мне сообщение?

Глядя на закрывшуюся за Прохором дверь, я не могла стереть с лица глупую улыбку. Ну до чего же хорош, зараза. И ведь знает об этом и вовсю пользуется. И как тут устоишь? Эта ночь была не менее потрясающей, чем та, в гравиботе. Без налета новизны и мистических пейзажей за окном, но такая же яркая, смелая и шальная.

Все еще улыбаясь, я открыла послание и, увидев родное лицо, улыбнулась еще шире. Казалось, седая борода и усы стали чуть белее и длиннее. Но в голубых глазах горел огонь жизни, а на губах играла теплая улыбка. По размеру послания стало понятно, что оно будет коротким, и я с легким трепетом включила голограмму.

– Привет, Асенька, – ласково поздоровался дед. – Ты как? Надеюсь, не пропала. Долго не засиживайся на Сирпу. Девушке одной там совсем тяжело. Я-то думал, с тобой Прохор будет, а оно видишь как бывает. Утоп вместе со своей фермой. Вот я и запереживал: моя-то тоже не новая. Я ведь когда ее покупал…

Дальше деда я уже не слушала. Утоп? Прохор? Это как? А кто тогда ошивается тут под его именем? Не призрак ведь. Липкий страх пробежался по телу. Вот не зря этот «Прохор» сразу вызвал у меня вопросы. Ох, не зря. Стряхнула оцепенение и быстро дослушала послание деда. Больше ничего интересного там не было. Он пытался выведать у меня подробности моих проблем, часть которых я не рассказывала, и, как и прежде, звал присоединиться к его путешествию.

Похоже, сейчас это лучший выход. Безопасность фермы теперь под большим вопросом. Но как добраться до дедушки, не показывая своего имени в базах перевозчиков? С капитаном, доставившим меня сюда, мы договорились встретиться только через несколько месяцев. Раньше он в этом секторе не появится. Нужно хорошенько подумать.