Этим утром юркие стрижи раскричались звонче обычного. Калошка, скосила глаза в одну сторону, затем в другую – все на месте. Все та же листва шелестит у оконца, все тоже голубое небо, мелькает за вереницей проплывающих облаков. Все так же солнечный зайчик прыгает по ее носу, старясь как можно сильней оттолкнуться и доскакать до самого дальнего угла.
– Значит еще не время. – подумала Калошка и не заметила как произнесла это вслух.
– Не время, не время. – повторили за окном и постучали.
– Кто там? – насторожилась Калошка.
– Чик-чирик! – показалась юркая голова.
– Здравствуйте! – сказала вежливая Калошка. – Заходите в гости.
– В гости? А кошка? Нет, нет, нет! – гость пропрыгал мимо, спрятался за другой половинкой стены, снова постучал и заглянул в окно.
– Кошки нет, она убежала по своим делам. Если вы не спешите, можете зайти.
– Не спешу, не спешу. Пока некуда.
– Простите, а вы кто?
– Я?! Я Воробей! Здравствуй!
– А я Калошка!
– Знаю-знаю! Слышал-слышал!
– Так приятно.
– Мне тоже. Все говорят про вас, вот я это, того, решил заглянуть.
– Говорят? Ой, не знала. А что говорят?
– Ну, это, того, вы потерялись.
– Да. Вот жду. – она вздохнула. – Зиму. Не подскажите, долго ли?
– Точно не скажу. Вон на тех ровняйтесь. – он кивнул в сторону пролетевшего мима стрижа. – Как орать перестанут, да на юг потянутся, так и жди холода.
– Понятно. Спасибо. Скажите, а вы где бываете?
– Так везде. Я же птица, а мы народ вольный.
– Не встречали ли вы мою сестру?
– Близняшку. Слышал, но не видел.
– А может, знаете девочку Машу?
– Ой, какая же ты смешная! Ты хоть представляешь, сколько их, этих Маш!
– Моя – в белой шубке и красной шапке, с большим бубоном.
– Все они в шубках, шапках… А ты разве не в этом доме жила?
– Нет! – Калошка чуть не заплакала. – Я даже не знаю, как тут оказалась. Вернее, смутно помню, тот момент.
– Ну, а дома там, какие были?
– Дома? Ой, я не разглядывала. Помню только, что детей много было. Мы с Машей к ним в кабинке ездили, а потом еще по ступенькам спускались.
– Так это ты в многоэтажке жила. Ну и занесло тебя.
– Мы тогда с мальчишками в догонялки играли, бежали и вот, я потерялась.
– Бывает. Ладно, мне пора! А то Кошка вернется, ни хвоста, ни перьев не останется.
– Постойте! Пожалуйста.
– Что еще? – прочирикал воробей, выпрыгнув за окошко.
– Если получится, как-нибудь, вдруг, встретить мою Машу.
– Да, да! Конечно-конечно! Чем смогу – помогу. – и упорхнул.
А стрижи, проносясь мимо, все громче и громче кричали. И вот, Калошка, в этом крике, начала разбирать новое слово, которое до этого еще не слышала:
– Июль, июль! Пришел Июль!
– Июль? Это что же, новый месяц? – говорила она, стараясь высунуться из окна.
– Так точно! – отозвались на ее вопрос и постучали.
Голос и стук был громче, чем у воробья, поэтому Калошка сказала:
– Здравствуйте, новый гость! Не зайдете ли в гости? Кошки нет.
– Нет, кошки, нет! Тук, тук! Знаю, видел. Тук-тук! – в окне появилась красно-черная голова с белыми украшениями.
– Я – Калошка. А вас, простите, как величать?
– Дятел мы. Санитар. Деревья оберегаем, от червяков, жуков.
– Червяков. Как же знаю. Видела. Они мне про июнь говорили. А сейчас, я слышала, новый месяц. Июль кажется?
– Ага! Второй значит, «макушкой лета».
– Как интересно. А какой он, июль этот?
– Июль или липень, липец, страдник. Это от того, что цветут липы, и дикие пчелы собирают в густых лесах запасы меда. Иулий, он, значит, в честь Юлия Цезаря, ну, у Римлян. У нас же, в старину он назывался, как и июнь – червень – от плодов и ягод, которые, созревая в