Предание о гульдене

– Даром бывает только смерть, матушка, – отвечал сын смеясь, – и если правда, что это ожерелье стоит любого замка, то мы не будем такими дураками, чтобы повесить его вам на шею. Как только Куно закроет глаза, мы поедем туда, все разделим и свою часть ожерелья я продам. Если вы тогда, матушка, дадите больше жида, то оно будет у вас.

Среди этого разговора они подошли к воротам замка. Графиня с трудом заставила себя преодолеть гнев по поводу ожерелья, потому что граф Куно только что въехал на подъемный мост. Увидав мачеху и братьев, он остановил лошадь и, соскочив, вежливо поклонился. Хотя они причинили ему много горя, но он все-таки помнил, что они его братья и что эту злую женщину любил его отец.

– Вот как это мило, что сынок навещает нас, – сказала графиня сладким голосом и с благосклонной улыбкой. – Как дела на Оленьей Горе? Можно ли там привыкнуть? Вы даже запаслись носилками! О, да какими великолепными! Сама императрица не постыдилась бы их. Теперь уже недолго ждать и хозяйки, чтобы она разъезжала в них по стране.

– До сих пор я еще не думал об этом, любезная матушка, – отвечал Куно. – Мне хочется взять в дом другое общество, поэтому-то я и приехал сюда с носилками.

– Вы очень любезны и заботливы, – перебила его графиня кланяясь и улыбаясь.

– Ведь он уже не хорошо ездит верхом, – продолжал Куно совершенно спокойно, – то есть отец Иосиф, священник при замке. Я хочу взять его к себе. Он мой старый учитель. К тому же мы с ним так условились, когда я покидал Цоллерн. Хочу тоже взять старую госпожу Фельдгеймер, что живет у подошвы горы. Боже мой, теперь она очень стара, а некогда она спасла мне жизнь, когда я в первый раз выехал верхом с моим покойным отцом! Ведь у меня на Оленьей Горе достаточно комнат, и пусть она умрет там.

Сказав это, он пошел через двор за отцом священником.

Молодой Вольф от злости закусил губы, графиня от досады пожелтела, а Маленький Плут громко расхохотался.

– Сколько вы даете мне за коня, которого я получил от него в подарок? – сказал он. – Брат Вольф, давай мне за него панцирь, который он тебе дал. Ха-ха-ха! Он хочет взять к себе священника и старую ведьму? Это прекрасная парочка… Теперь до обеда он может учиться у священника греческому языку, а после обеда брать уроки по колдовству у госпожи Фельдгеймер. Вот так штуку сотворил глупец Куно!

– Он какой-то пошляк! – возразила графиня. – И тебе нечего смеяться над этим, Маленький Плут. Это позор для всей семьи. Ведь придется стыдиться перед всей окрестностью, когда скажут, что граф фон Цоллерн увез в великолепных носилках и притом на мулах старую ведьму Фельдгеймер и оставляет ее жить у себя. Это у него от матери, которая постоянно возилась с больными и со всяким сбродом. Ах, его отец перевернулся бы в гробу, если бы узнал это!

– Да, – прибавил Маленький Плут, – отец и в могиле сказал бы: «Знаю уж, вздор!»

– В самом деле, вот он идет со стариком и не стыдится сам вести его под руку! – с ужасом воскликнула графиня. – Пойдемте, я не хочу больше встречаться с ним.

Они удалились, а Куно проводил своего старого учителя до моста и сам помог ему сесть на носилки. У подошвы горы он остановился перед хижиной госпожи Фельдгеймер и застал ее уже готовой садиться на носилки, с узлом, наполненным склянками, горшочками, питьем и другими принадлежностями, и с ее буковой палочкой.

Впрочем, было не так, как предвидела в своих злых мыслях графиня фон Цоллерн. Во всей окрестности нисколько не удивлялись рыцарю Куно. Находили прекрасным и похвальным, что он захотел скрасить последние дни старой госпожи Фельдгеймер, а за то, что он взял в свой замок старого отца Иосифа, его стали считать человеком благочестивым. Единственно, кто ненавидел и стыдился его, это братья и графиня. Но этим они вредили только самим себе, потому что все стали досадовать на таких неестественных братьев, и как бы в возмездие им прошла молва, что они дурно и в постоянной вражде живут с матерью, да и друг другу делают всевозможные неприятности. Граф Куно фон Цоллерн с Оленьей Горы делал несколько попыток помириться с братьями, потому что ему было невыносимо, что они, часто проезжая мимо его укрепления, никогда не навещали его или, встречаясь с ним в лесу и в поле, кланялись с ним холоднее, чем с чужестранцем. Но его попытки большей частью пропадали даром, и, кроме того, братья стали еще издеваться над ним.

Однажды ему пришло в голову еще одно средство, чтобы расположить их сердца, так как он знал, что они скупы и жадны. Между тремя замками, почти посредине, лежал пруд, но так, что принадлежал к владениям Куно. В этом пруду водились самые лучшие во всей окрестности щуки и карпы, и братья, любившие ловить рыбу, немало досадовали, что отец позабыл отписать пруд на их долю. Они были слишком горды, чтобы удить там рыбу без ведома брата, и все-таки не хотели сказать ему доброго слова, чтобы он позволил им это. Он знал, что пруд очень по сердцу его братьям, и поэтому однажды пригласил их сойтись с ним там.

Было прекрасное весеннее утро, когда все три брата из трех замков почти в одну и ту же минуту сошлись у пруда.

– Смотри, – воскликнул Маленький Плут, – как аккуратно вышло! Я выехал, когда в замке било семь часов.

– И я тоже, – отвечали братья с Оленьей Горы и из Цоллерна.

– Ну, тогда пруд лежит, должно быть, как раз посредине, – продолжал Плут. – Прекрасная вода!

– Да, именно поэтому я и призвал вас сюда. Я знаю, что вы оба большие охотники до рыбной ловли, и хотя я тоже иногда охотно закидываю удочку, но в пруду рыбы достаточно для трех замков, а на его берегах довольно места для нас троих, если бы даже мы пришли удить все сразу. Поэтому с сегодняшнего дня я хочу, чтобы эти воды были для нас общим достоянием и чтобы каждый из вас имел на них такие же права, как я.

– Э, ведь наш братец очень милостиво настроен, – сказал Маленький Плут с язвительной улыбкой. – Он в самом деле дает нам шесть моргенов воды и несколько сотен рыбок! Но что же мы должны дать взамен? Даром ведь бывает одна смерть!

– Вы получите его даром, – сказал тронутый Куно. – Ах, ведь я хотел бы только видеть вас иногда у этого пруда и говорить. Ведь мы сыновья одного отца!

– Нет! – возразил Маленький Плут. – Этого уж не будет, потому что нет ничего глупее ловли рыбы в обществе: один всегда отгоняет рыбу у другого. Давайте распределим дни: например, понедельник и четверг твои, Куно, вторник и пятница – Вольфа, среда и суббота – мои. По-моему, так совершенно правильно.

– А по-моему – нет! – воскликнул мрачный Вольф. – Я ничего не хочу в подарок и не хочу также ни с кем делиться. Ты, Куно, прав, предлагая нам пруд, потому что, собственно, мы все трое имеем одинаковые права на него, но давайте поэтому сыграем в кости, кому владеть им в будущем. Если я буду счастливее вас, то вы всегда можете спрашивать у меня, можно ли вам ловить рыбу.

– Я никогда не играю в кости, – отвечал Куно, опечаленный ожесточением братьев.

– Ну конечно! – язвительно засмеялся Маленький Плут. – Ведь братец очень благочестив и игру в кости считает смертным грехом. Но я предложил бы вам кое-что другое, чего не постыдится самый благочестивый отшельник. Давайте принесем лески и крючки: кто в это утро, до тех пор пока колокол в Цоллерне не пробьет двенадцать часов, наудит рыбы больше всех, тот и получит пруд в собственность.

– Я был бы совершенным дураком, – сказал Куно, – если бы стал состязаться из-за того, что принадлежит мне по праву как наследство. Но чтобы вы видели, что я не шутил с дележом, я принесу свои рыболовные принадлежности.

Они поехали домой, каждый в свой замок. Близнецы поспешно разослали своих слуг и заставляли поднимать все старые камни, чтобы найти червей на приманку для рыбы в пруду, а Куно взял свою обыкновенную удочку и корм, приготовлению которого его научила однажды госпожа Фельдгеймер, и первым явился опять на место. Когда явились оба близнеца, он дал им выбрать самые лучшие и удобные места, а потом и сам закинул удочку. И рыбы словно почуяли в нем своего хозяина. Целые вереницы карпов и щук кишели около его крючка. Самые старые и большие оттесняли прочь маленьких, и каждое мгновение он вытаскивал по одной. Когда же он снова бросал удочку в воду, уже двадцать – тридцать ртов наперерыв хватали острый крючок. Не прошло еще и двух часов, а уж земля около него была покрыта прекраснейшей рыбой. Тогда он бросил удить и пошел к своим братьям посмотреть, как у них дела. Плут поймал маленького карпа и двух жалких ельцов, а Вольф – трех чебаков и двух маленьких пескарей. Оба мрачно смотрели в пруд, потому что со своих мест уже могли заметить огромное множество рыбы, наловленной Куно. Когда Куно подошел к Вольфу, тот почти в ярости вскочил и, разорвав леску и разломав удилище в куски, побросал все в пруд.

– Я бы хотел иметь тысячу крючков вместо одного, и чтобы на каждом барахталось по одной из этих тварей! – воскликнул он. – Но здесь дело нечисто, это какая-то дьявольская штука, если ты, глупец Куно, в один час наловил рыбы больше, чем я в год!

– Да-да, теперь я припоминаю, – вмешался Маленький Плут. – Он научился ловить рыбу у Фельдгеймерши, презренной колдуньи, и мы были дураками, что ловили с ним! Ведь он сам скоро будет колдуном.

– Вы – негодные люди, – возразил раздраженный Куно. – В это утро я имел достаточно времени познакомиться с вашей алчностью, бесстыдством и невежеством. Теперь ступайте и никогда не возвращайтесь сюда, и поверьте мне, что для ваших душ было бы лучше, если бы вы были только наполовину так благочестивы и добры, как та женщина, которую вы браните колдуньей.

– Нет, она не настоящая колдунья! – сказал с язвительной усмешкой Маленький Плут. – Такие женщины могут предсказывать, а Фельдгеймерша столь же мало предсказательница, сколько гусыня может сделаться лебедем. Она сказала еще отцу, что из его наследства добрую половину можно будет купить за один гульден, то есть что он совершенно разорится, а при его смерти ему принадлежало все то, что только можно было обозреть с вершины Цоллерна. Нет, Фельдгеймерша не что иное, как безумная старая баба, а вот ты, Куно, ты – глупец!

После этих слов Маленький Плут поспешно удалился, опасаясь тяжелой руки брата, а за ним последовал и Вольф, предварительно выпустив все ругательства, которым он научился у своего отца.

Куно пошел домой огорченный до глубины души, так как теперь он ясно понял, что его братья никогда не захотят поладить с ним. Он принял так близко к сердцу их черствые слова, что на другой день сильно захворал, и только утешения почтенного отца Иосифа и укрепляющее питье госпожи Фельдгеймер спасли его от смерти.

Как только братья узнали, что Куно тяжко занемог, они задали веселый банкет и во хмелю дали друг другу обещание, состоявшее в том, что в случае смерти глупого Куно узнавший об этом раньше должен палить из всех пушек, и кто первый выпалит, тот может взять бочонок лучшего вина из погреба Куно. С этого времени Вольф велел своему слуге постоянно быть на карауле поблизости от Оленьей Горы, а Маленький Плут даже подкупил за большую сумму денег слугу Куно, с тем чтобы тот немедленно уведомил его, когда господин будет при последнем издыхании. Но этот слуга был более предан своему кроткому и благочестивому господину, чем злому графу из Замка Хитреца. Однажды вечером он участливо спросил госпожу Фельдгеймер о здоровье своего господина, и когда та сказала, что оно совсем хорошо, он рассказал ей о намерении обоих братьев и о том, что смерть графа Куно они хотят ознаменовать салютом. Это сильно раздосадовало старуху. Она тотчас же все рассказала графу, и так как тот не хотел верить в такое сильное жестокосердие братьев, то она предложила ему сделать испытание, распустив слух, что он умер; тогда уж будет слышно – палят они из пушек или нет. Граф велел прийти к нему слуге, которого подкупил его брат, переспросил его еще раз и тогда приказал ехать в Замок Хитреца и возвестить о его близком конце.

Но когда посланный поспешно спускался с Оленьей Горы, его увидал слуга графа Вольфа фон Цоллерна, остановил его и спросил, куда он так торопится ехать.

– Ах, – сказал слуга Куно, – мой бедный господин не переживет этого вечера, все уже потеряли всякую надежду!

– Ну? И это случится в скором времени? – воскликнул тот и побежал к своей лошади.

Вскочив на нее, он пустился к Цоллерну с такой быстротой, что лошадь его в воротах пала, а сам он только успел крикнуть: «Граф Куно умирает!» – и лишился чувств. Тогда с высоты Гогенцоллерна загремели пушки – граф Вольф со своей матерью ликовал по поводу бочонка доброго вина, наследства, пруда, ожерелья и громкого эхо, которое давали его пушки. Но то, что они приняли за эхо, были пушечные выстрелы в Замке Хитреца.

Вольф улыбаясь сказал своей матери:

– Значит, у Маленького Плута тоже был свой шпион, и мы сейчас же поделим вино и все остальное наследство.

Он тут же сел на лошадь, подозревая, что Плут может приехать раньше его и, пожалуй, до его прихода заберет некоторые драгоценности умершего. У пруда оба брата встретились, и каждый из них покраснел при виде другого, так как и тот и другой хотели приехать на Оленью Гору раньше. О Куно они не сказали ни слова, продолжая свой путь вместе, хотя по-братски совещались о том, что желательно удержать в будущем и кому должна достаться Оленья Гора. В то время как они ехали через мост во двор замка, брат их, здоровый и невредимыи, смотрел на них в окно. Гнев и негодование сверкали в его глазах. Увидав его, близнецы страшно перепугались, приняв его сначала за привидение и осеняя себя крестом. Но когда они разглядели, что у него есть плоть и кровь, Вольф воскликнул:

– Ах, чтоб тебя!.. Что за вздор, я думал – ты умер!..

– Ну, что отложено, то не потеряно, – сказал младший, язвительно глядя на брата.

Тогда тот сказал громовым голосом:

– С этого часа всякие узы родства между нами да будут порваны и расторгнуты! Я отлично понял ваш салют. Но заметьте себе: здесь, на дворе, у меня стоят пять пушек, и я в честь вас велел зарядить их. Постарайтесь уйти из-под выстрела или вам придется узнать, как стреляют на Оленьей Горе!

Они не заставили его повторять это, видя его серьезность. Дав шпоры лошадям, они пустились с горы во всю прыть, а брат их выпалил им вдогонку пушечным ядром, которое просвистело над их головами, так что оба разом сделали глубокие и вежливые поклоны. Но он хотел их не ранить, а только попугать.

– Зачем же ты стрелял, дурак? – раздраженно спросил Маленький Плут. – Я выстрелил потому, что услышал тебя.

– Напротив, спроси хоть у матери! – возразил Вольф. – Это ты стрелял первым и навлек на нас этот позор, барсучишка!

Младший не пропустил ни одного почетного названия по адресу брата, и когда они подъехали к пруду, то успели надавать друг другу самых отборных ругательств, которые унаследовали от старого Грозы фон Цоллерна, и разлучились с ненавистью.