Зов сердца

Знаю, что она не хочет в одиночку это проходить. Никто из нас не хочет этого.

Оля не жаловалась, не говорила лишнего, не устраивала истерик. Хотела сказать, что ей будет тяжело, но подумала, что по-другому нельзя, и мне будет не легче. Она понимает меня, а я понимаю её. Для всего мира мы эгоисты, но только не друг для друга.

Оля смотрела на меня внимательно, считывая каждую эмоцию, пытаясь понять, насколько всё плохо. Она меня хорошо знала и понимала. И она не задавала лишних вопросов. Просто обняла меня и прижалась покрепче.

– Оля, я постараюсь всё решить. Ты же мне веришь?

– Да, Дэн. Боже, конечно я тебе верю, просто мне страшно.

– Мы обойдём эту проблему на цыпочках.

– Хорошо, – Оля хмыкнула.

***

После московского смога и пыли круглый год я не сразу начал ощущать другие запахи. Кипр был очень ароматным. Здесь пахло жасмином, цитрусовыми, оливками, вином, приготовленным мясом, морем. Свежий воздух был повсюду, проникая в распахнутые окна. Утром у нас дома вкусно пахло завтраком. Элла приходила рано, и в её обязанности входило приготовление еды, но Ольга частенько готовила с утра сама. Но не сегодня. Сегодня Ольга зависла над чашкой кофе и смотрела вдаль, её взгляд был отсутствующим и погруженным в себя.

Марк чувствовал настроение матери, и вёл себя тихо. Временами мне казалось, что он даже слишком смышлёный для своего возраста, но у нас с Олей отличные гены, поэтому в этом нет ничего сверхъестественного. Элла неспешно хлопотала на кухне, стараясь не шуметь. Я смотрел из-за угла на эту картину, и впервые за долгое время понял, что опять не чувствую приятного аромата, его забивал запах неопределённости. Наш покой был нарушен. И та моя личность, которую я старательно прятал, приходила в ярость от одной только мысли, что лицо моей Оли опять омрачено.

Я перечитал письмо с утра ещё раз, думая, что вчера ночью я просто был пьян и расстроен странным разговором с Дугласом, поэтому мог придумать лишнее. Но сегодня с утра на свежую голову я думал точно так же, и сомнения меня не покинули. Я вошёл на кухню.

Марк заметно повеселел и потянул ко мне ручки. Я взял малыша и поднял его над головой, вызывая радостный визг.

– Оля, ты сегодня не будешь задерживаться на работе?

– Не планирую.

– Хорошо, я к шести тоже буду дома.

Обычный разговор, если не знать о скрытом смысле вопросов. Оля опять внимательно на меня посмотрела, потом всё-таки допила кофе и подошла ко мне. Я обнял её одной рукой, второй держа Марка. Это мои самый близкие и дорогие люди, и ради них я должен сделать всё в лучшем виде.

Оля уехала, и я тоже отправился на работу. Сегодня нужно посмотреть объект. Строительство теперь шло вяло. Кризис бил по всем отраслям, но деньги по-прежнему лились нескончаемым потоком. А я из любого, даже самого загрязнённого потока, мог сделать чистую лечебную воду.

Глава 4

Дела шли своим чередом, строительство продвигалось, стены крепко стояли на фундаменте, а на голову в каске ничего не упало. Стены покрасили и даже светодиодное освещение повесили. Это первый объект, который я начал строить ещё 5 лет назад. Прораб показал мне фотографии пятилетней давности, где только фундамент заложили, и я неожиданно понял, что для меня это было как вчера. Моя спокойная жизнь пролетела как один день.

Никто не связался со мной за целый день, никаких других подозрительных писем и сообщений не пришло. Я даже ещё раз проверил информацию об «Икс Холдинг». Такая компания существовала.

В последнее время корпоративный мир захлестнула волна объединений, слияний и поглощений. Объединяются все: автомобилестроители, связисты, энергетики, компьютерщики, финансисты. Все теряют позиции, рынки, клиентов, поставщиков, а вместе у них повышаются шансы на прибыль. «Икс Холдинг» последовательно присоединил и получил контроль над десятком компаний. Основная цель такого холдинга – завоевание новых секторов рынка. И это ему удалось. Сейчас холдинг занимал пятое место в мире по объемам производства и продаж.

Какое предложение мне могла сделать такая крупная компания и ради какого взаимовыгодного сотрудничества?

Время близилось к вечеру, и я поехал домой. Я уходил так, как будто никогда сюда не вернусь. Теперь неизвестно, как дела пойдут дальше и где придётся оказаться. Следы после меня должны быть чистыми. С одной стороны, нельзя вызывать подозрений, с другой, всё должно быть готово к экстренному отходу. Удивительно, как былые навыки, которые я тщательно хоронил на дне подсознания, всплывали сейчас так, как будто и не было никакого перерыва в тихой гавани.

Я загнал машину в гараж, но Олиной машины не было ни там, ни на подъездной дороге. Я ускорил шаг, заходя в дом. Элли с Марком играли в гостиной.

– Привет, Элли. Хельга ещё не приехала?

– Нет.

Я достал телефон и сразу сел за компьютер. Гудки шли, но ответа не было. Трекинг показывал, что телефон на дороге между городом и нашим домом, но он не двигался. Я судорожно вспоминал, что там есть, и понял, что как раз на этом участке нет камер. Я опять сел в машину и поехал, но чутьё подсказывало мне, что уже поздно, очень поздно. Я потерял хватку и упустил возможность.

Я методично обыскал местность на обочине с обеих сторон, нашёл чуть прикопанный телефон. Те, кто забрали Олю, не очень-то позаботились, чтобы спрятать его, специально оставили почти на самом видном месте. Это значит, что Оля жива. Её забрали, оставив мне предупреждение, но по крайней мере это не труп.

Ужас больно колол сердце. Я опять был в ситуации, когда моя любимая подвергалась опасности, но теперь я даже не знал, кто мне угрожает. В прошлый раз всё было по-другому. Я был другим. Мы были другими. Подготовленными, закалёнными, жестокими, готовыми бороться. Я хорошо изучил Зверя, знал его методы и убежища. Мог его выследить, но текущий противник был мне неизвестен. От этого становилось особенно страшно.

Женщин не похищают просто так. Это изощрённый способ воздействия. Через насилие над женщиной могут причинить самую сильную боль и получить самый нужный результат. С детьми ещё хуже. Но по крайней мере, они пока не тронули Марка. По плану я должен был взять Марка сам и скрыться с ним. Такой план мы с Олей обсуждали не раз. Любой из нас, кто останется в похожей ситуации, должен был так поступить. Мы всегда думали, что это будет Оля, а не я. Но я не могу бежать. Сейчас я не могу её оставить. На меня ещё не вышли с требованиями, и я даже не знаю, у кого Оля. Я не могу её бросить. Я её единственная надежда, кроме меня никто не станет её искать и не вытащит.

У нас были самые гармоничные отношения, какие только возможны, потому что мы оба получили второй шанс. Сколько раз нужно разбить сердце, чтобы начать ценить то, что имеем, пока найдём баланс?

В первый раз любовь нашла нас, когда мы были подростками, идеализировали себя и друг друга. Мне тогда казалось, что у наших отношений сказочное будущее как у принцессы и нищего. Но сложная реальность не позволила нам быть вместе, развела нас как в море корабли, разбила мечты. Мы прошли множество испытаний в одиночестве.

Потом у нас наступила стадия побега от первой любви. Оля съехала от отца, ушла в учёбу, уехала заграницу. А я завяз в криминале, пытался забыться в объятия других, хотя всегда выбирал женщин, похожих на Олю. Я был эгоистом, пользовался чувствами других, но ничего не отдавал сам, потому что для меня это всё было временным.

И только, когда я, казало бы, отчаялся полюбить, у нас с Олей появился второй шанс. Рядом с ней моё сердце обрело тихую гавань. Мы с ней всегда знаем, где наша идеальная точка баланса. Мы можем быть честными друг с другом. Мы знаем, что такое настоящие человеческие отношения. Говорят, что люди не меняются и, наверное, это так и есть, но мы с Олей изменились друг для друга, претерпели серьёзные трансформации личности ради наших самых крепких и искренних отношений.

Мы стали лучшей версией себя, чтобы быть лучшими друг для друга, потому что мы счастливы и полностью принимаем себя.

Наше счастье не может закончится сейчас.

Глава 5

Я много думала о том, что управление своей жизнью это лишь иллюзия. Мне казалось, что я строю свою собственную жизнь, далёкую от грехов отца. Но оказалось, что в результате я построила музей, в который приходила полюбоваться хрупкими экспонатами, показывала их другим, тешила самолюбие. Вот посмотрите, какая я молодец, строю свою жизнь, я не такая. Но музей не дом, здесь нельзя жить, интересными и редкими вещами нельзя пользоваться, их даже трогать нельзя. Они не вписываются в интерьер, их польза сомнительна. Такая фрустрация рано или поздно привела к конфликту, который вскрылся, когда отец умер. Это очень больно и драматично, но конфликт запустила смерть матери, а закончила смерть отца.

Тогда я отказалась от пассивности и внутренних запретов и начала жить, действуя в согласии со своим родом, со своей кровью. Немногие из нас могут возобновить связь со своими глубинными желаниями и прочертить заново свой жизненный путь, ведь курс взят на индивидуальность: если вам не нравится – не терпите, если отношения для вас кажутся токсичными – разрывайте. Не работайте над собой, над отношениями, не пытайтесь разобраться, забудьте о компромиссах, ваши желания – единственное, что имеет значение, вас должны принимать такими. Я не говорю о насилии, с которым невозможно мириться, я говорю лишь о принятии себя, своего происхождения, людей, которые мне подходят. Они не идеальные, как и я сама, но они идеальные для меня, для наших отношений.

Основополагатель экзистенциализма Мартин Хайдеггер, говорил, что личность человека определяется окружающими людьми и внешними обстоятельствами, «он заброшен в них и не имеет возможности менять все и вся по собственному желанию». А если и меняет, то всё равно оставляет себе ключи, чтобы вернуться к ним.

Многие так и остаются в конформистском состоянии «нерешительного существования», то есть никогда не задумываются о том, кто строит их судьбу, для чего они пришли в этот мир, они не стремятся ничего изменить, даже когда их жизнь им совсем не нравится. Они живут по правилам внешнего мира, ненавидят его и себя, но ничего не делают, купаются в чувстве собственной ничтожности и уходящего времени. Я тоже была такой. И единственным выходом для себя я видела заботу о собственном ограниченном мире. Но чтобы реализовать свои возможности, в первую очередь нужно принять свою природу, осознать себя.

Я прошла долгий путь от принятия вызова смерти, решения начать жить так, как сама для себя посчитала правильным. Я перестала зависеть и жаловаться. Но в итоге всё равно вернулась к тому, откуда всё началось – в семейный бизнес, в дела отца, которые закончила почти ценой собственной жизни. Но я поставила там точку, приняла себя и поняла, что могу вернуться. Не хочу, но могу. Это моя природа. И принятие этого делает мою жизнь легче, а ежедневные радости приятнее.

Я ничего не изменила, ничего не бросила, не начала с нуля, не разорвала отношения. Наоборот, я вернулась в отцовский дом, взяла его наследство, вернула любимого человека из того прошлого и продолжила жить дальше. И этот багаж больше не чемодан без ручки, я упаковала его в новый и разделила ношу. Я осталась со своей семьей, со своим наследством, в своей профессии, но уже по собственному выбору, проделав большую духовную работу. Свою ли жизнь я живу? Для этого я пришла в этот мир? И теперь я совершенно точно могу ответить: «Да».

А ещё я приняла смерть. Я понимаю, что жизнь конечна. Я стала разделять философию экзистенциализма. Я забочусь о собственном мире. Я реализую свои возможности, пусть даже эти возможности не во всем зависят от меня и когда-то просто закончатся, а я этого даже не пойму. И эта моя жизнь.

Но сейчас я совершенно чётко осознавала, что всё заканчивается, но я ещё жива, я всё понимаю. Это как анестезия, которая подействовала лишь частично, отключая голос и двигательные реакции, но оставляя полное ощущение боли от острого режущего скальпеля. Я всё понимаю, но не могу ничего сделать. И это чувство беспомощности гораздо хуже, чем всё, что было со мной раньше.

День прошёл, как мы с Дэном и договаривались. Я сделала всё по плану, оставила планы надолго вперёд, улыбнулась Дагу на прощание. Хотя мне кажется, что он гораздо проницательнее, чем кажется, и что-то подозревает. По крайне мере, он всегда очень точно чувствует моё настроение и подстраивается. И поехала.

Дэн не станет поднимать кипишь без причины. Со стороны кажется, что он действует ситуативно, но он подмечает мельчайшие детали, которые складываются для него в целую картину, и он проводит тонкий расчёт так, что никому это не видно и не понятно. Но он никогда ничего не делает случайно, он уже проанализировал ситуацию, возможно, молниеносно, а если он думал об этом всю ночь, то точно знает, что делает. Ему нужно верить. И я всецело ему доверяю. Он был прав в том, что нам нужно бежать, но это делать нужно было ещё утром, поэтому он был так напряжён. А теперь поздно. Слишком поздно.

Я еду медленно по знакомой дороге, вдалеке мне навстречу двигается другая машина, которая почти поравнявшись со мной резко разворачивается, перегораживая неширокую двухполюсную дорогу. Я не успеваю среагировать. Нужно съезжать на обочину и жать на газ, объезжая, но я вместо этого судорожно бью по тормозам.

Я даже не зажмурилась, наоборот, я смотрю широко распахнутыми глазами, как из машины выходит мужчина. Он в обычной одежде – джинсы и футболка, ничем не примечательной внешности, просто парень лет тридцати. Он подходит к моей машине и стучит в окно, одними губами говоря: «Открывай». Двери заблокированы изнутри и окна подняты. У него даже оружия в руках нет. У меня кстати тоже. На Кипре никто не вооружён, им не нужен закон о гражданском оружии. У них очень низкий уровень преступности, почти нет шансов, что вас ограбят ночью на улице. Но этот парень – угроза. Если я не открою сама, то они всё равно вскроют машину, я это уже видела в действии. Он просто поворачивается в сторону своей машины и кивает. Я нервно хватаю телефон, но сигнала нет, звонки не проходят, сообщения не отправляются, даже экстренные. Они одновременно глушат сеть. Мои руки нервно трясутся, почти незаметно, и потеют. Я бледнею, вся кровь разом отливает от лица и бешено стучит в груди. И через пару долгих минут замки щёлкают, а он мягко и даже как-то лениво открывает дверь с моей стороны.

– Выйдешь сама?