Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945

Народ внизу заметил белый парашют. Начали сбегаться люди, размахивая руками и смотря вверх. Легкий ветер нес меня вдоль широкой улицы прямо посередине между зданиями. Немного удачи! Земля была все ближе, и, осматриваясь вокруг, я увидел открытое место. Последние 90 метров земля, казалось, мчится навстречу мне. Я приземлился с глухим тяжелым ударом, и парашют потащил меня за собой, но рядом уже были люди, помогающие мне отстегнуть его. От изумления я широко открыл глаза и, должно быть, напоминал идиота. На меня, словно я прибыл с другой планеты, уставились Дортенман и Фред Гросс.

Взрыв смеха привел меня в чувство. Красные лица задыхались без воздуха, пытаясь перевести дыхание, головы тряслись от бурного хохота. Я стоял в шаге от кафе в Версале, а часы показывали самое начало шестого.

Долговязый Патт выражал свою радость шумно, и его торчащие уши, казалось, непрерывно покачивались. Он имел необыкновенно комичную внешность, и у него был специфический смех. Смеясь, он хлопал себя по бокам, и вы думали, что находитесь на постоялом дворе в Померании с крестьянами, пьющими шнапс порцию за порцией. Его смех, шедший из груди, подобно гудящим звукам органа, внезапно прерывался, а мышцы лица все еще продолжали непроизвольно сокращаться. Из груди вырывался сухой свист «кхе, кхе, кхе!».

– Замолчите. Я не могу больше. Кхе, кхе, кхе!

Фельдфебель Мёллер, остроумный великан из Пфальца,[68 - Пфальц – историческая область на юго-западе Германии вдоль Рейна.] рассказывал о своем приключении прошлой ночью. Он случайно оказался в кафе и был приглашен командиром составить компанию группе офицеров «Зеленого сердца».

– Да, нас, парней из Пфальца, можно найти в любом месте мира. – И он добавил, лукаво обращаясь ко мне: – Я думаю, что мы станем хорошими друзьями, если вы не будете забывать, что мы в Пфальце все веселые ребята и как только осушим стаканчики, то всегда становимся немного фамильярными.

– Чего вы ждете от бедняги, только что совершившего прыжок с парашютом? Он, вероятно, в подходящем настроении, чтобы напиться.

– Парни, это чертовски хорошо, что вы сегодня больше не должны летать, – сказал Фритц Калувейт, который любил пилотов гораздо больше, чем готов был признаться в этом.

– Вы правы, Фритц. «Старик» будет лечиться от последствий. Как вы думаете? Давайте праздновать наши несколько побед, – предложил фон дер Йехтен. – Формально сегодня нет никаких полетов.

– Отлично! Когда мы закончим это, у мусорщика появится много работы, и он не будет знать, что делать с пустыми бутылками.

Мёллер снял со стены украшенную лентами мандолину, напоминание о довоенных загородных прогулках, и взял несколько аккордов.

О, дайте мне блестящий серебристый «Фокке-Вульф».
Вложите ручку управления прямо в мою руку.

Грянул веселый хор. Патт подражал скрипке. Фон дер Йехтен барабанил на табурете, Калувейт использовал расческу.

Мои руки обняли воображаемую партнершу, и я начал радостно вальсировать по комнате. Той ночью расположение духа у пилотов было великолепным.

– Обер-лейтенант прелестно танцует, – произнес фон дер Йехтен, а Мёллер добавил свой комментарий:

– Он настоящий жиголо. Только посмотрите, он потерял голову как старый дурак. Если бы «старик» только мог видеть, как этот изящный повеса, одетый в форму, смотрелся в гражданской одежде от Монтебелло.

– Вы абсолютно не правы, – парировал я. – Это лишь часть службы летчика-истребителя, и если вы будете мне надоедать своими разговорами, то будете все иметь дело со мной. Калувейт, чему вы там усмехаетесь, словно осел?

[69 - Жиголо – наемный партнер для танцев.] – О, герр обер-лейтенант, я ручаюсь вам, что это от чистого восхищения.

Глава 4

Противник решительно сражался за каждый квадратный метр земли. Его потери были ужасными. На сей раз даже Америка не проявляла никакого снисхождения к своим сыновьям, которых она до настоящего времени так берегла. Британские и канадские отборные части атаковали наши позиции днем и ночью. Сен-Ло и Кан стали Верденом Второй мировой войны.

Нескончаемый блестяще спланированный и хорошо организованный поток снабжения доставлял на плацдарм пополнение и вооружение. Возникало неприятное ощущение, что находишься в кипящем котле, который готов взорваться в любую минуту. Натиск на немецкие позиции становился более чем опасным.

Трубопроводы, по образцу тех, что использовались на нефтяных месторождениях Ближнего Востока, были проложены под Ла-Маншем специальным судном, и топливо, которое жизненно необходимо в современной войне, текло из Англии к побережью Нормандии. Подкрепление доставлялось не только большими войсковыми транспортами, мощь армии вторжения увеличивала и высадка крупных десантов. Авиационное прикрытие плацдарма вели приблизительно пять тысяч истребителей. За несколько часов были построены новые аэродромы. Гигантские бульдозеры выровняли заранее выбранные места; остроумно придуманные стальные сети, соединенные вместе, обеспечили удобные взлетно-посадочные полосы для тяжелых самолетов. Аэростаты заграждения, размещенные рядом друг с другом, тянулись на километры, создавая непроходимую стену из острых стальных кабелей и защищая жизненно важные пункты снабжения.

В течение нескольких дней в районе Сен-Ло со «Скаймастеров»[70 - «Скаймастер» – американский двухмоторный военно-транспортный самолет.] был высажен большой десант. Подобно огромным немецким транспортным самолетам,[71 - Имеется в виду шестимоторный самолет Ме-323, созданный на основе транспортного планера Ме-321 «Gigant».] используемым в 1941–1942 гг. в России, самолеты – обычно Бристоль «Бленхеймы»[72 - Английский двухмоторный самолет Bristol «Blenheim», первоначально использовавшийся как средний бомбардировщик и ночной истребитель.] – буксировали по три планера, каждый из которых вмещал от шестидесяти до ста полностью вооруженных солдат. Над районом высадки планеры отцеплялись и приземлялись независимо друг от друга.

Наша группа получила приказ атаковать их.

Пилоты считали это наихудшим из всех возможных заданий. Требовалась большая храбрость, чтобы прорваться к отчаянно защищаемым опорным пунктам, и вылеты, приказ о которых отдало немецкое Верховное командование, были отчаянной мерой; если враг продвинется немного дальше в восточном и южном направлениях в районе Кана, то сражение в Нормандии будет проиграно.

Инспектор истребительной авиации оберст Траутлофт[73 - Траутлофт с 5 июля 1943 г. по 29 января 1945 г. занимал должность инспектора дневной истребительной авиации люфтваффе.] лично обратился к собравшимся пилотам. Атака должна была выполняться тремя последовательными волнами. Он с каждым обменялся рукопожатием. Оберст на мгновение остановился передо мной. Мы познакомились за полтора года до этого в Сиверской. Моя рука нервно вздрагивала, когда я отдавал честь, когда протягивал ее. Черт! От удовольствия снова видеть Траутлофта я забыл новое нацистское приветствие.[74 - В люфтваффе использовалось традиционное военное приветствие, но летом 1944 г. была предпринята попытка ввести также и нацистское приветствие, которое, однако, так и не прижилось.] Это действительно радость от новой встречи с ним заставила меня спутаться, или же причиной этого была невыполнимая, бесчеловечная задача для вылета, который должен был начаться через несколько минут?

Мы покидали штаб с побледневшими, вытянувшимися лицами.

С 3700 метров «Фокке-Вульфы» с правым разворотом спикировали к цели. Черные дымные клубы разрывов зенитной артиллерии напоминали клочки ваты. Со вздохом облегчения мы заметили, что, по крайней мере, пока не было видно никаких вражеских истребителей; но это продлилось очень недолго.

Сорок Ме-109 оставались наверху в качестве прикрытия.

Rabe Anton вступил в дело. Внизу находился Сен-Ло. Прямо позади городских предместий тянулось широкое поле с несколькими планерами, которые только что начали разгружаться. Огромные трапы в их хвостовых частях были подобны открытым створам плотины.

В геенне огненной, изрыгаемой всеми пушками снизу, «Фокке-Вульфы» разыскивали свои цели. Огонь, столбы огня, солдаты, отчаянно ищущие укрытия.

– Вызывает Rabe Anton. Внимание! Большое количество планеров приближается с северо-запада.

Командир группы набирал высоту, покачивая крыльями. Группа перестроилась для новой атаки. Показались Бристоль «Бленхеймы» – три, пять, шесть. Восемнадцать планеров на буксире – это приблизительно тысяча двести человек.

Что чувствовали эти бедняги внутри без парашютов, видя атакующих немцев?

Проклятье! Однако добраться до них было не так легко. Выше планеров, словно сверкающая рыбацкая сеть, растянулось мощное воздушное прикрытие. Небеса были полны «ящиков».

Успокаивающий взгляд на толстые кучевые облака, громоздящиеся в небе, – это прекрасное укрытие.

– Вызывает Rabe Anton. Каждый берет свою цель. Атака снизу, затем уходим на восток. Будем осторожны с аэростатами заграждения.

Двигатели наших самолетов работают на максимальных оборотах, на лбу пилотов от напряжения выступает пот. Словно гигантское шоу фейерверков, фонтаны трассеров перекрещиваются на фоне горящих машин и белого шелка парашютов.

Теперь истребители находились ниже противника.

Огонь! Пули врезаются в обтянутые тканью борта планеров. Два или три планера вошли в штопор, и вместе с ними двести сорок человек понеслись вниз навстречу своей смерти. «Мустанги» бросились в драку с «Фокке-Вульфами». Прямо перед моим самолетом раскрылся и затрепетал купол парашюта. Я едва не зацепил падающего человека пропеллером.

Возникшая тишина означала безопасность и возможность перевести дыхание в облаках после смертоносного заградительного огня зенитной артиллерии. Я продолжил разворачивать самолет.

Авиагоризонт показывает крен самолета. Небольшой шарик в указателе поворота и крена устремляется в сторону, и «Фокке-Вульф» скользит на крыло. Я перекладываю руль в противоположную сторону. Шарик медленно возвращается в нейтральное положение. В эфире царит полная неразбериха. Кто-то доложил, что выпрыгивает с парашютом. Он, должно быть, был ветераном, если смог в этом аду держать себя в руках и передать это сообщение.

Внезапно стало светло, словно невидимая рука отодвинула занавес. Солнце слепило глаза. «Укрытие» осталось позади. Я быстро оглянулся и вздохнул с облегчением.

Я был не один – между мной и облаками летели по крайней мере дюжина «Фокке-Вульфов» и несколько Ме-109. Далеко внизу какие-то «Фокке-Вульфы» сцепились с «Мустангами».

– Внимание, болван, ты врежешься!

Я молниеносно задрал нос самолета вверх. Парень, который до этого весьма спокойно занимал позицию сзади, ускорившись, едва не протаранил меня, пройдя снизу. Порядок эскадрильи был восстановлен. Самолет с правого борта покачивает крыльями. Это Фред Гросс.

Шквальный огонь легких зенитных пушек больше не доставал нас, но впереди один за другим возникали черные облака крупных разрывов – большие снежинки в зловещем урагане. Меняем высоту, снижаемся на 90 метров, а затем поднимаемся на 60. Яркая вспышка в середине группы разрывов, и прямым попаданием «Фокке-Вульф» разносит на куски.

Перед нами, несколько ниже, было установлено аэростатное заграждение. Эти вертикально висящие воздушные шары, казалось, подкарауливали эскадрилью. Приближаемся. В крутом пикировании трассеры устремляются к толстым «сосискам». Четыре аэростата загорелись и свалились вниз, оставляя длинный шлейф пламени без дыма.

Бум! Меня подбросило. Двигатель зафыркал, и стрелка указателя числа оборотов начала отклоняться. Попадание зенитного снаряда. Легкое нажатие на красную кнопку около тумблера магнето, и фонарь сброшен. Мне осталось расстегнуть привязные ремни и покинуть самолет.