Музыканты принялись играть по собственному выбору, толпа любопытныхъ отхлынула, и снова посредин? площади запрыгали б?лыя альпаргаты, заколыхались тугiя кольца синихъ и зеленыхъ юбокъ, стали разв?ваться концы платковъ надъ толстыми косами и двигаться, какъ красныя кисточки, цв?ты за ушами атлотовъ.
Хаиме продолжалъ смотр?ть на Кузнеца, повинуясь непреодолимой антипатiи. Верро, молчаливый и какъ будто разс?янный, стоялъ среди своихъ поклонниковъ, обступившихъ его кругомъ. Казалось, онъ не зам?чалъ никого, съ суровымъ выраженiемъ гляд?лъ на Маргалиду, словно желая покорить ее своимъ взглядомъ, устрашавшимъ мужчинъ. Когда Капельянетъ съ энтуаiазмомъ ученика подходилъ къ верро, посл?днiй удостаиаалъ его улыбки, какъ будущаго родственника.
Говорившiе съ синьо Пепомъ на счетъ кортехо атлоты, видимо, были смущены присутствiемъ Кузнеца. Д?вушки выходили танцовать, увлекаемыя парнями, а Маргалида оставалась около матери: вс? жадными глазами смотр?ли на нее, но никто не осм?лился подойти и пригласить ее.
Майоркинецъ чувствовалъ, какъ въ немъ просыпаются страсти и задоръ его ранней юности. Онъ ненавид?лъ верро. Онъ какъ бы счигалъ личнымъ оскорбленiемъ страхъ, который внушалъ вс?мъ верро. И не найдется никого, кто далъ бы пощечину этому призраку, вышедшему изъ тюрьмы?..
Одинъ атлотъ приблизился къ Маргалид? и взялъ ее за руку. Это быль п?вецъ, потный, дрожавшiй еще отъ усталости. Онъ выпрямился, какъ будто его слабость придавала ему силу. Б?лый Цв?токъ миндаля началъ кружиться на своихъ маленькихъ ногахъ, а П?вецъ прыгалъ и прыгалъ, пресл?дуя ее.
Б?дный мальчикъ! Хаиме испытывалъ тягостное чувство, представляя себ?, съ какими усилiями его б?дная воля могла побороть т?лесную усталосгь. Онъ задыхался, черезъ н?сколько минутъ его ноги уже дрожали, но все-таки онъ улыбался, довольный своей поб?дой. Влюбленными глазами смотр?лъ онъ на Маргалиду и отворачивался лишь для того, чтобъ гордо посмотр?ть на прiятелей. Т? отв?чали ему взглядами сожал?нiя.
При одномъ поворот? онъ едва не упалъ; сд?лалъ большой прыжокъ и кол?на его подогнулись. Съ минуты на минуту вс? думали, что онъ растянется на земл?. Но онъ продолжалъ танцовать, и зам?тны были его усилiя воли, его р?шимость скор?е погибнуть, ч?мъ показать свою слабостъ.
Уже закрывались его глаза отъ головокруженiя, какъ вдругъ онъ почувствовалъ, что его ударили по плечу, согласно обычаю, заставляя уступить даму.
Это былъ Кузнецъ. Онъ первый разъ вышелъ танцовать. Его прыжки были встр?чены ропотомъ изумленiя, Вс? восхищались имъ въ своей коллективной трусости, трусости робкой толпы.
Видя одобренiе, верро, сталъ энергичн?е двигаться и изгибаться, пресл?дуя свою. даму, преграждая ей путь, опутывая ее сложной с?тью своихъ движенiй. А Маргалида кружилась и кружилась, опустивъ глаза, стараясь не встр?титься своимъ взглядомъ со страшнымъ кавалеромъ.
Иногда, желая похвастать своей силой, Кузнецъ наклонялъ бюстъ назадъ, закидывалъ руки за спину и высоко прыгалъ, словно земля была эластична, а его ноги – стальныя пружины. Эти прыжки наводили Хаиме на грустныя мысли о тюремныхъ поб?гахъ и нападенiяхъ головор?зовъ.
Время шло, а этотъ челов?къ, казалось, не утомлялся. Н?которыя пары удалились, а въ другихъ танцоръ н?сколько разъ м?нялся, а Кузнецъ продолжалъ свою дикую пляску, мрачный, полный презр?нiя, словно недоступный усталости.
Даже Фебреръ съ завистью призналъ силу за этимъ страшнымъ кузнецомъ. Что за животное!..
Вдругъ онъ увид?лъ, какъ тотъ сталъ искать чего-то за поясомъ и протянулъ руку къ земл?, не прекращая своихъ прыжковъ и поворотовъ. Облако дыма разостлалось по земл?, и, между б?лыми клубами, быстро сверкнули два огонька бл?дные, розовые въ лучахъ солнца. Грянуло два выстр?ла.
Женщины шарахнулись другъ къ другу. испуганно взвизгнувъ. Мужчины стояли въ нер?шительности. Но черезъ минуту вс? успокоились и разразились криками одобренiя и аплодисментами.
Очень хорошо! Кузыецъ выстр?лилъ изъ пистолета въ ноги дам? – высшая любезность храбрецовъ, лучшее доказательство любви, какою могла удостоиться атлота на остров?.
И Маргалида, въ конц? концовъ женщина, продолжала танцовать; какъ на истинную ибисенку, взрывъ пороху не произвелъ на нее особеннаго впечатл?нiя; она бросала на Кузнеца признательные взгляды, благодаря за его см?лую выходку, бросившую вызовъ гражданской гвардiи, находившейся, можетъ быть, поблизосги. Зат?мъ посмотр?ла на подругъ, дрожавшихъ отъ зависти.
Даже самъ Пепъ, къ великому негодованiю Хаиме, видимо, былъ весьма польшенъ двумя выстр?лами въ ноги своей дочери.
Одинъ только Фебреръ не разд?лялъ восторга передъ см?лымъ подвигомъ верро.
Проклятый арестантъ!.. Онъ ясно не представлялъ себ? мотива своей ярости, но что-то неизб?жное надвигалось… Съ этимъ дядей ему придется посчитаться!
IV
Наступила зима. Временами море яростно билось о ц?пь острововъ и скалъ, образующихъ между Ибисой и Форментерой ст?ну утесовъ, перер?занную проливами. Въ этихъ морскихъ проходахъ воды, раньше спокойныя, темно – голубыя, позволявшiя вид?ть морское дно, теперь ходили черными валами, ударяясь въ берега и одинокiя скалы, которыя то исчезали, то появлялись среди п?ны. Между островами Доковъ и Удавленниковъ, гд? могутъ проходить большiя суда, посл?днiя скользили, выдерживая борьбу съ дикимъ напоромъ теченiя и трагическими, шумными ударами волнъ. Ибисскiя и форментерскiя суда поднимали паруса и искали уб?жища у островковъ. Извилины этого лабиринта морскихъ земель позволяли плавающимъ въ архипелаг? Питiусскихъ острововъ двигаться отъ острова къ острову по различнымъ путямъ, наставивъ паруса по в?тру. Тогда какъ въ одномъ углу море бушевало, въ другомъ оно было неподвижно и глубоко, густое, какъ масло. Въ проливахъ волны, яростно крутясь, наб?гали другь на друга, но достаточно было ударить шестомъ, повернуть носомъ, – и судно оказывалось подъ защитой острова, покачиваясь въ спокойныхъ водахъ, райскихъ, прозрачныхъ: видн?лось дно, покрытое странными растенiями, и сновали рыбы среди серебряннхъ искръ и карминовыхъ лучей.
Небо и заря были почти всегда облачны, a море – пепельнаго цв?та. Ведра казался еще огромн?е, еще величественн?е, подымая свою коническую иглу въ этой атмосфер? непогоды. Mope низвергалось водопадами въ глубину его пещеръ, разражаясь чудовищными выстр?лами. Л?сныя козы на своихъ неприступныхъ высотахъ прыгали съ уступа на уступъ, и только когда въ темной синев? грем?лъ громъ и огненныя зм?и, стремительно извиваясь, спускались пить къ безм?рной морской чаш?, робкiя животныя съ испуганнымъ блеянiемъ прятались во впадины, прикрытыя в?тками можжевельника.
Часто въ дурную погоду Ферберъ отправлялся на рыбную ловлю съ дядей Вентолерой. Старикъ морякъ хорошо зналъ свое море. Иногда утромъ, когда Хаиме лежалъ на постели, видя, какъ сквозь щелки пробивается мутный св?тъ непогоднаго дня, онъ долженъ былъ посп?шно вставать, заслышавъ голосъ своего спутника: тотъ «п?лъ об?дню», сопровождая латинскiя фразы бросаньемъ каменьевъ въ башню. Впередъ! Хорошiй день для ловли. Будетъ богатый уловъ. И если Фебреръ съ тревогой посматривалъ на грозное море, старикъ заявлялъ, что на противоположной сторон? Ведрй воды спокойны.
А, иногда, яснымъ утромъ напрасно ждалъ Фебреръ зова старика. Проходили часы. За розовымъ полусв?томъ зари въ щеляхъ обозначались золотыя полосы солнечнаго св?та. Но время б?жало въ тщетномъ ожиданiи: ни об?дни, ни камней. Дядя Вентолера исчезалъ. Потомъ, открывъ окно, Фебреръ разглядывалъ прозрачное св?тлое небо, залитое н?жнымъ блескомъ зимняго солнца; но море волновалось, темно – синее, безъ п?ны и шума, подъ непогоднымъ в?тромъ.
Зимнiе дожди набрасывали на островъ с?рый плащъ, и чуть – чуть вырисовывались неопред?ленныя очертанiя ближайшихъ горъ. На вершинахъ плакали сосны вс?ми волокнами своихъ в?твей. Толстый покровъ тука становился рыхлымъ, какъ губка, и проступала жидкость въ сл?дахъ отъ ногъ. На голыхъ высотахъ берега живой скалой текли шумные дождевые потоки, падая съ камня на камень. Широкiя фиговые камни дрожали, какъ изорванные зонты, и проходила вода въ полукругъ, ос?ненный ихъ вершинами. Лишенныя листвы миндальныя деревья трепетали, какъ черные скелеты. Глубокiя выбоины на дорогахъ наполнялись бушующей водой, и, безполезная, б?жала она къ морю. Син?ющiя булыжниками между высокихъ холмовъ дикаго камня дороги обращались въ водопады. Испытывавшiй жажду, покрытый пылью въ теченiе значительной части года, островъ, казалось, вс?ми своими порами не принималъ этого избытка влаги, какъ не принимаетъ больной сильнод?йствующаго, поздно предложеннаго л?карства, противнаго организму.
Въ эти дни ливней Фебреръ сид?лъ въ башн?. Нельзя идти къ морю, нельзя отправиться съ ружьемъ на островныя поля. Хутора заперты, ихъ белые кубы обезображены потоками дождя, и лишь струйка с?раго дыма, выбившаяся изъ отверстiя трубы, говорила о жизни.
Обреченный на безд?йствiе, сеньоръ башни Пирата принялся перечитывать немногiя книги, прiобр?тенныя во время путешествiй въ городъ, или курилъ, задумавшись, вспоминая свое прошлое, отъ котораго б?жалъ… Что-то на Майорк?? Что говорятъ его прiятели?..
Вынужденный сид?ть, лишенный возможности развлекаться физическими упражненiями, Фебреръ воскрешалъ свою прошлую жизнь, съ каждымъ разомъ все бол?е далекую и туманную. Словно это жизнь кого-то другого, словно онъ что-то наблюдалъ и въ совершенств? зналъ, но это что-то составляло пов?сть чужого существованiя. Неужели же этотъ Хаиме Фебреръ, разъ?зжавшiй по Европ? и наслаждавшiйся часами своихъ поб?дъ и тщеславiя, – тотъ самый, что живетъ въ башн? у моря, сельскiй обыватель, обросшiй бородой, почти одичавшiй, въ крестьянскихъ альпаргатахъ и шляп?, привыкшiй бол?е къ шуму волнъ и писку чаекъ, ч?мъ къ общенiю съ людьми?..
Н?сколько нед?ль тому назадъ онъ получилъ второе письмо отъ своего прiятеля контрабандиста, Тони Клапеса. Письмо также было написано въ кофейн? на Борне: четыре наскоро нацарапанныхъ строчки давали в?сточку о немъ. Этотъ дикiй, добродушный другъ не забывалъ его. Онъ даже, видимо, не обижался, что его предыдущее письмо осталось безъ отв?та. Сообщалъ о капитан? Пабло. Все сердится на Фебрера, но ловко распутываетъ его д?ла. Контрабандистъ в?ритъ въ Вальса. Самый хитрый изъ чуетъ и благороденъ, какъ никто изъ нихъ. Несомн?нно, онъ спасетъ остатки состоянiя Хаиме и посл?днiй получитъ возможность провести остальную часть жизни на Майорк?, спокойно и счастливо. Въ свое время капитанъ изв?ститъ его. Вальсъ не станетъ говорить, пока все не кончено.
Фебреръ пожалъ плечами, прочтя объ этихъ чаянiяхъ. Ба! все кончено… Но въ печальные зимнiе дни онъ, одинскiй, возмущался своимъ существованiемъ молюска въ каменной кл?тк?. Всегда ему придется жить такъ?.. Разв? не ужасно похоронить себя въ этомъ углу, въ то время какъ сохранилась еще молодость и пылъ и можно еще бороться въ мiр??
Да, ужасно. Прекрасны островъ и его романтическая деревня въ первые м?сяца, когда св?тило солнце, зелен?ли деревья и островные обычаи очаровывали его своеобразной новизной. Но настало непогодное время, одиночество невыносимо и крестьянская жизнь предоставлялась ему во всей дикости варварскихъ страстей. Эти крестьяне въ синихъ плисовыхъ штанахъ, въ своихъ поясахъ и цв?тныхъ галстукахъ, съ цв?тами за ухомъ въ первые моменты казались ему оригинальными статуетками, сд?ланными для украшенiя полей, хористами томной и н?жной пастушеской оперетки; но теперь онъ зналъ ихъ лучше: это люди, какъ вс?, притомъ люди варвары – цивилизацiя едва коснулась ихъ, слегка отполировала, сохранивъ вс? р?зкiя шероховатости ихъ дикаго, унасл?дованнаго отъ предковъ, характера. Издали, при краткомъ знакомств? они прельщали чарами новизны; но онъ освоился съ ихъ обычаями, почти сроднился съ ними, и, словно рабство, его тяготила эта низшая жизнь, каждую минуту противор?чившая идеямъ и предразсудкамъ его прошлаго.
Онъ долженъ удалиться изъ этой среды. Но куда направиться? куда б?жать?.. Онъ б?денъ. Весь его капиталъ заключается въ н?сколькихъ десятковъ дуро, которые онъ привезъ, б?жавъ съ Майорки. Сумму эту онъ сохранилъ еще благодаря Пепу, упорно не желавшему брать какую-либо плату. Онъ долженъ зд?сь оставаться, пригвожденный къ башн?, какъ къ кресту, безъ всякихъ надеждъ, безъ всякихъ стремленiй, находя въ отказ? отъ мысли блаженство, блаженство можжевельника и тамарисковъ, растущихъ среди скалъ мыса, блаженство ракушекъ, навсегда прикр?пленныхъ къ подводнымъ скаламъ.
Посл? долгаго размышленiя онъ мирился съ своей судьбой. He станетъ ни думать, ни желать. Впрочемъ, надежды, никогда насъ не покидающiя, рисовали ему смутную возможность чего-то необычайнаго, что придетъ въ свое время и позволитъ ему выдти изъ его положенiя. Но до этой минуты онъ обреченъ на тяжелое одиночество!..
Пепъ и его домашнiе составляли его единственную семью, но сами не подозр?вая того, повинуясь, быть можетъ, смутному инстинкту, все больше и больше удалялись отъ него. Хаиме замыкался въ своемъ уединенiи, и они меньше вспоминали сеньора.
Съ н?которыхъ поръ Маргалида не показывалась въ башн?. Она, видимо, изб?гала всякаго случая путешествовать туда и даже старалась не встр?чаться съ Фебреромъ. Она была другая: можно сказать, пробудилась для новой жизни. Невинная, самоув?ренная улыбка взрослой д?вушки см?нилась выраженiемъ осмотрительности, какъ у женщины, знающей опасности пути, идущей медленнымъ, осторожнымъ шагомъ.
Съ той минуты, какъ она сд?лалась предмеметомъ кортехо и юноши два раза въ нед?лю собирались ухаживать за нею по договору на традицiонный фестейгъ, казалось, она увидала вдругъ неожиданныя опасности, которыхъ она не подозр?вала, и держалась около матери, всячески изб?гая оставаться наедин? съ мужчиной, красн?я, чуть только взглядъ мужчины встр?чался съ ея взглядомъ.
Эти церемонiи любви не заключали въ себ? ничего необычайнаго по понятiямъ островитянъ, но он? возбуждали въ Фебрер? глухой гн?въ, словно это было покушенiе и грабежъ. Нашествiе въ Канъ Майорки задорныхъ и влюбленныхъ атлотовъ онъ какъ бы считалъ изд?вательствомъ. Онъ смотр?лъ на хуторъ, какъ на собственный домъ, но разъ эти непрошенные гости приходили, разъ ихъ хорошо принимали, онъ удалялся.
Притомъ, онъ молча страдалъ: теперь онъ уже не являлся, какъ въ первое время, единственнымъ предметомъ вниманiя со стороны семьи. Пепъ и его жена продолжали считать его сеньоромъ; Маргалида съ братомъ почитали его, какъ могущественное существо, явившееся изъ далекихъ странъ на Ибису – лучшее м?сто мiра. Но не смотря на это, другiя думы отражались въ ихъ глазахъ. Пос?щенiя столькихъ атлотовъ и перем?ны, внесенные ими въ домъ, сд?лали ихъ мен?е внимательными къ дону Хаиме. Вс?хъ ихъ безпокоило будущее. Кто же наконецъ удостоится руки Маргалиды?…
Зимними вечерами Фебреръ, запершись въ башн?, смотр?лъ на огонекъ, сверкавшiй внизу – огонекъ Кана Майорки. Это не вечера фестейга; семья одна, у очага, и онъ, все-таки, не изм?няетъ своему одиночеству. Н?тъ, онъ не сойдетъ внизъ. Оскорбленный, онъ жаловался даже на непогоду, – какъ будто медленная перем?на въ отношенiяхъ между нимъ и крестьянской семьей должна была отв?чать за зимнiе холода.
Увы, прекрасныя л?тнiя ночи, когда бодрствовали до позднихъ часовъ и смотр?ли, какъ дрожатъ зв?зды на темномъ неб?, за черною гранью нав?са хутора!.. Фебреръ сид?лъ тамъ со всею семьей и дядей Вентолерой, приходившимъ въ надежд? на угощенье. Никогда не отпускали его домой, не попотчевавъ кускомъ арбуза, который наполнялъ ротъ старика сладкой кровью своего краснаго мяса, или бокаломъ фиголы изъ пахучихъ горныхъ травъ. Маргалида, устремивъ взглядъ въ тайныя глубины зв?зднаго пространства, п?ла ибисскiе романсы д?тскимъ голоскомъ, звучавшимъ въ ушахъ Фебрера св?ж?е и н?жн?е морского в?терка, оживлявшаго легкимъ трепетомъ синюю тьму ночи. Съ видомъ необыкновеннаго изсл?дователя, Пепъ пов?ствовалъ о своихъ поразительныхъ приключенiяхъ на материк? въ т? годы, когда служилъ онъ королю солдатомъ, въ далекихъ, почти фантастическихъ странахъ – Каталонiи и Валенсiи.
Свернувшись у его ногъ, уставивъ на своего хозяина кроткiе, н?жные глаза, въ глубин? которыхъ отражались зв?здочки, его слушала казалось, собака. Вдругъ она нервно выпрямлялась, д?лала прыжекъ и исчезала во мрак? среди звучнаго шороха поломанныхъ растенiй. Пепъ объяснялъ причину этого безмолвнаго прыжка. Пустяки: какое-нибудь животное заблудилось во мрак? – заяцъ, кроликъ, и собака почуяла его своимъ острымъ охотничьимъ нюхомъ. Иногда она выпрямлялась медленно, съ враждебнымъ ворчанiемъ сторожевого пса. Кто-то проходилъ около хутора: т?нь, путникъ, шагавшiй торопливой походкой, свойственной ибисенцамъ, привыкшимъ быстро ходить по острову съ одного конца на другой. Если т?нь говорила, вс? отв?чали на ея прив?тствiе. Если проходила молча, вс? д?лали видъ, что не видятъ ее, какъ притворялся и путникъ, будто не зам?чалъ хутора и людей, сид?вшихъ подъ нав?сомъ.
По древн?йшему ибисскому обычаю, чуть темн?ло, въ чистомъ пол? не кланялись другъ другу. Т?ни безмолвно встр?чались на дорог?, стараясь держаться подальше и не узнавать другъ друга. Каждый шелъ по своему д?лу – на свиданiе съ нев?стой, за врагомъ или убить противника на противоположномъ конц? острова, б?гомъ вернуться назадъ, чтобы заявлять потомъ, что въ означенный часъ онъ находился среди друзей. Вс? ночные путники им?ли основанiя приходить незам?ченными. Т?ни боялись т?ней. На прив?тствiе «доброй ночи!» или на просьбу объ огн? для сигары могли отв?тить пистолетнымъ выстр?ломъ.
Иногда никто не проходилъ передъ хуторомъ, и песъ все-таки, вытягивалъ шею и лаялъ въ черн?ющую пустоту. Вдали, какъ будто откликался челов?ческiй голосъ. Звуки, тревожные и дикiе, какъ военный кличъ, будили таинственное молчанiе. «Ау – у-у!..» И еще дальше, заглушенное разстоянiемъ, слышалось другое дикое «Ау – у-у!..»
Крестьянинъ приказывалъ собак? замолкнуть. He было ничего страннаго въ этихъ крикахъ. Это атлоты «аукали» другъ другу во тьм? и звуками своихъ криковъ хот?ли дать в?сть о себ?, можетъ быть, чтобы сойтись можетъ быть, чтобы сразиться – и раздавался тогда призывъ на поединокъ Можетъ быть, всл?дъ за «ауканьемъ» грянетъ выстр?лъ. Это д?ло юношей и ночи!.. Пусть будетъ такъ! Это никого не касается.
И Пепъ продолжалъ пов?ствовать о своихъ необычайныхъ странствованiяхъ, и изумленно гляд?ла его жена, слушая въ тысячный разъ объ этихъ чудесахъ, всегда для нее новыхъ.
Дядя Вентолера, чтобъ не ударить лицомъ въ грязь, разсказывалъ о пиратахъ и храбрыхъ ибисскихъ морякахъ, подкр?пляя свои разсказы ссылками на отца, служившаго юнгой на шебек? капитана Рикера и напавшаго вм?ст? съ героемъ на фрегатъ «Усп?хъ» страшнаго корсара Папы. Увлекшись героическими воспоминанiями, онъ расп?валъ своимъ дрожащимъ старческимъ голосомъ стихи, которыми ибисенцы – моряки ув?ков?чили поб?ду – на кастильскомъ нар?чiи для большой торжественности (слова ихъ дядя Вентолера коверкалъ).
Гд? ты, храбрый витязь?
Гд? ты, храбрый Папа? —
Полумертвъ, забился
Между полокъ шкапа!..