Веселость д?вушки, св?жесть этой здоровой смуглянки вызывали въ Сеньорито н?которое волненiе. Добровольное ц?ломудрiе, хранимое имъ въ уединенiи своемъ, значительно увеличивало въ его глазахъ прелести поселянки. Онъ всегда чувствовалъ н?которое расположенiе къ д?вушк?, встр?чая въ ней хотя и скромныя, но пикантныя и здоровыя прелести, словно благоуханье полевыхъ травъ. Теперь же, въ его уединенiи, Марiя де-ла-Лусъ казалась ему превосходящей Маркезиту и вс?хъ п?вичекъ и веселящихся д?вушекъ Хереса.
Но Луисъ сдерживалъ свои порывы и скрывалъ ихъ подъ личиной искренняго дов?рiя, воспоминанiя д?тскаго братанiя. Когда онъ позволялъ себ? какую-нибудь дерзость, возмущавшую д?вушку, тотчасъ же онъ приб?галъ къ воспоминанiю д?тскихъ л?тъ. В?дь они все равно, что братъ и сестра? В?дь они росли вм?ст??…
…Ей не сл?дуетъ вид?ть въ немъ сеньорито, хозяина своего жениха. Онъ для нея то же, что и брать ея Ферминъ: она должна смотр?ть на него, какъ на члена семьи.
Луисъ боялся скомпрометировать себя какой-нибудь дерзкой выходкой въ этомъ дом?, принадлежавшемъ его строгому двоюродному брату. Что сказалъ бы Пабло, изъ уваженiя къ отцу своему смотр?вшiй на приказчика и его семью, какъ на смиренное продолженiе собственной своей семьи? Къ тому же, знаменитый ночной кутежъ въ Матансуэл? причинилъ ему немалый вредъ и онъ не желалъ скомпрометировать другимъ скандаломъ только что зарождающуюся свою славу серьезнаго челов?ка. Это была причина его робости съ многими сборщицами винограда, которыя ему нравились, и онъ ограничивалъ свои удовольствiя интелектуальнымъ развратомъ, напаивая д?вушекъ по ночамъ, чтобы вид?ть ихъ веселыми, безъ предуб?жденiй стыдливости, болтающими другъ съ другомъ, щиплющими и пресл?дующими другъ друга, точно он? были одн?.
Съ Марiей де-ла-Лусъ онъ также велъ себя очень осгорожно. Онъ не могъ ее вид?ть, не обдавая ц?лымъ потокомъ похвалъ за ея красоту и веселость. Но это не пугало д?вушку, привыкшую къ шумному взрыву м?стной галантности.
– Спасибо, Луисъ, – говорила она см?ясь. – Что за разлюбезный сеньорито! Если ты будешь продолжать такимъ образомъ, я влюблюсь въ тебя и мы кончимъ темъ, что уб?жимъ вм?ст?.
Иногда Дюпонъ, подъ влiянiемъ уединенiя, подстрекающаго къ наибольшей см?лости, а также аромата д?вственнаго т?ла, которое, казалось, курилось жизнью въ часы дневного жара, – позволялъ себ? увлечься своими инстинктами и коварно прикасался руками къ этому т?лу.
Д?вушка вскакивала, сдвинувъ брови и сурово сжавъ губы.
– Прочь руки, Луисъ, это что такое, сеньорито? Кушай пряники съ другой, а я угощу тебя пощечиной, которую услышатъ даже въ Херес?.
Враждебнымъ своимъ жестомъ и угрожающей рукой она показывала твердое свое нам?ренiе дать эту сказочную пощечину. Въ этакiя минуты онъ указывалъ, въ вид? извиненiя, на воспоминанiя д?тства.
– Но, глупышка ты, злюка этакая? В?дь я безъ всякаго дурного нам?ренiя; только чтобы пошутить, чтобъ посмотр?ть на миленькую твою мордочку, когда ты сердишься!.. Ты знаешь, что я теб? брать. Ферминъ и я – одно и то же.
Лицо д?вушки, какъ будто, прояснялось, но враждебный жестъ ея не исчезалъ.
– Хорошо; только пусть братъ держитъ руки тамъ, гд? сл?дуетъ. Языкомъ болтай что хочешь, но если ты выпустишь когти, дитя, доставай себ? другую физiономiю, потому что эту я расшибу однимъ ударомъ.
– Оле, веселыя вояки! – восклицалъ сеньорито. – Такой нравится мн? моя д?вочка! Отважной, см?лой и сердитой!..
Когда Рафаэль прi?зжалъ въ Марчамало, Сеньорито не отказывался отъ безпрерывнаго восхваленiя Марiи де-ла-Лусъ.
Надсмотрщикъ принималъ съ наивнымъ удовлетворенiемъ вс? похвалы нев?ст?, расточаемыя ей его хозяиномъ. Въ конц?-концовъ, онъ былъ словно родной ея братъ, и Рафаэль гордился этимъ родствомъ.
– Разбойнкъ, – говорилъ ему сеньорито съ комическимъ негодованiемъ въ присутствiи д?вушки. – Ты заберешь себ? лучшее во всей стран?, жемчужну Хереса и его окрестностей. Посмотри на вионградникъ Марчамало, стоящiй сотни миллiоновъ?… Но онъ ничто; лучшее зд?сь – эта вотъ д?вушка, это сокровище прелестей. И оно принадлежитъ теб?, воръ… безстыдникъ.
И Раiфаэль см?ялся во все горло, такъ же какъ и сеньоръ Ферминъ. До чего остроуменъ и милъ донъ-Луисъ! Сеньорито, придерживаясь тона комической серьезности, набрасывался на своего надсмотрщика:
– См?йся, разбойникъ…. Посмотрите, какъ онъ доволенъ завистью къ нему вс?хъ остальныхъ. Въ одинъ прекрасный день я убиваю тебя, увожу Марiю де-ла-Лусъ и сажаю ее на тронъ въ Херес?, посреди площади Нуэва, а у ногъ ея соберу вс?хъ цыганъ Андалузiи, чтобы они играли и танцовали и, соперничая другъ передъ другомъ, восл?вали бы королеву красоты и изящества… Это сд?лаю я, Луисъ Дюпонъ, хотя бы двоюродный мой брать и отлучилъ меня за это отъ церкви.
И онъ продолжалъ въ томъ же тон? нанизывать ц?лый рядъ гиперболическихъ и безсвязныхъ похвалъ среди см?ха Марiи де-ла-Лусъ и ея отца и жениха, признательныхъ за милое обхожденiе сеньорито.
Когда кончился сборъ винограда, Луисъ почувствовалъ гордость какъ посл? совершенiя великаго подвига.
Они справились со сборомъ винограда съ помощью лишь женщинъ, а между т?мъ храбрецы забастовшики не осм?лились даже и показаться, ограничиваясь лишь потоками угрозъ. Это произошло несомн?нно потому, что онъ находился на виноградник?, оберегая его, и оказалось достаточнымъ для нихъ узнать, что донъ-Луисъ защищаетъ Марчамало съ своими друзьями, чтобы никто не приблизился съ нам?ренiемъ пом?шать работ?.
– Что вы скажете на это, сеньоръ Ферминъ, – говордлъ онъ стремительно. – Они хорошо сд?лали, что не явилисъ, ротому что ихъ встр?тили бы выстр?лами. Какъ вознаградитъ меня мой двоюродный братъ за то, что я д?лаю для него? Какое тамъ вознагражденiе. Онъ часто говоритъ, будто я ни на что не годенъ… Но сегодняшнiй день. надо отпраздновать. Я тотчасъ же по?ду въ Хересъ, и привезу самое лучшее вино изъ бодеги. И если Пабло взб?сится, когда вернется, пусть себ? б?сится. Что-нибудь же долженъ онъ мн? дать за мои заслуги. И сегодня ночью у насъ кутежъ… самый большой кутежъ за все время: пока не взойдетъ солнце. Мн? хочется, чтобы эти д?вушки, вернувшись къ себ? въ горы, остались бы довольны и помнили бы сеньорито… Привезу также музыкантовъ, чтобы дать вамъ отдыхъ, и п?вицъ, чтобы Марикита не одна бы п?ла и уставала бы.
…Какъ, вамъ не желательны женщины такого рода въ Марчамало?… В?дь мой двоюродный братъ неузнаетъ!.. Ну, хорошо, не привезу ихъ. Вы, сеньоръ Ферминъ, устар?ли; но чтобы сд?лать вамъ удовольствiе, я отказываюсь отъ п?вицъ. Впрочемъ, хорошенько разсудивъ д?йствительно, н?тъ нужды еще привозить женщинъ туда, гд? и такъ ихъ столько, что кажется ц?лое женское учллище. Но музыки и вина у насъ будетъ поверхъ головы! И пляска деревенская, и всякiя танцы – полька, вальсъ… Вы увидите, что за пиръ на весь мiръ будетъ у насъ сегодня ночью, сеньоръ Ферминъ.
И Дюпонъ у?халъ въ городъ въ своемъ экипаж?, оглашавшемъ дорогу громкимъ звономъ бубенчиковъ. Вернулся онъ уже съ наступленiемъ ночи, л?тней, теплой и такой тихой, что ни мал?йшее дуновенiе в?терка не колебало воздушныя струи.
Земля испускала изъ себя горячiя испаренiя; синева неба отливала б?лесоватымъ отт?нкомъ, зв?зды казались окутанными густымъ туманомъ. Въ ночномъ безмолвiи слышался трескъ виноградныхъ лозъ, кора которыхъ разс?дала, расколотая жарой. Кузнечики неистово трещали въ бороздахъ, сжигаемые землей, лягушки квакали вдали, видно имъ м?шала спать слишкомъ теплая влага ихъ лужи.
Спутники Дюпона, снявъ сюртуки, въ однихъ жилетахъ, разставляли подъ аркадами безчисленныя бутылки, привезенныя изъ Хереса.
Женщины, од?тыя легко, въ одн?хъ лишь ситцевыхъ юбкахъ, выставляя голыя руки изъ-подъ платка, скрещеннаго на груди, занялись корзинами съ провизiей и восхищались ихъ содержимымъ, осыпая похвалами щедраго сеньорито. Приказчикъ хвалилъ качество закусокъ и оливокъ, служащихъ для возбужденiя жажды.
– Вотъ такъ кутежъ готовитъ намъ сеньорито, – говорилъ онъ, см?ясь какъ патрiархъ.
Во время обильнаго ужина на эспланад?, то, что всего больше привлекло восхищенiе людей, было вино. Женщины и мужчины ?ли стоя, и взявъ въ руки стаканы съ виномъ, они подходили къ столику, за которымъ сид?лъ сеньорито съ приказчикомъ и его дочерью, и на которомъ стояли дв? св?чи. Ихъ красноватое пламя, поднимавшее копотные языки въ ночной тишин? безъ мал?йшаго дрожанiя, осв?щало золотистую прозрачность вина. Но что это такое?… И вс? принимались опять смаковатъ вино, налюбовавшись прекраснымъ его цв?томъ, и открывали широко глаза съ см?шнымъ изумленiемъ, отыскивая слова, точно они не могли найти достаточно сильныхъ выраженiй для того благогов?нiя, которое имъ внушала чудесная жидкость.
– Это какъ есть настоящiя слезинки Iиcyca, – говорили н?которые, набожно прищелкивая языкомъ.
– Н?тъ, – возражали друiгiе, – это самое что ни на есть молоко Пресвятой Матери Божьей.
И сеньорито см?ялся, наслаждаясь ихъ изумленiемъ. Это было вино изъ бодегъ «братьевъ Дюпонъ», старое и страшно дорогое, которое пили только лишь милорды тамъ, въ Лондон?. Каждая капля стоила песету. Донъ-Пабло хранитъ это вино, какъ хранятъ сокровище, и было весьма в?роятно, что онъ вознегодуетъ, узнавъ объ опустошенiи, совершенномъ его легкомысленнымъ родственникомъ.
Но Луисъ не раскаивался въ своемъ великодушiи. Ему доставляло удовольствiе виномъ богатыхъ довести до потери разума толпу б?дняковъ. Это было удовольствiе римскаго патрицiя, который напаивалъ допьяна своихъ клiентовъ и рабовъ питьемъ императоровъ.
– Пейте, д?ти мои, – говорилъ онъ отеческимъ тономъ. – Пользуйтесь, такъ какъ вамъ никогда больше въ жизни не видать такого вина. Многiе сеньоритосы изъ «Circulo» позавидовали бы вамъ. Знаете ли ц?нность вс?хъ этихъ бутылокъ? Это ц?лый капиталъ: вино это дороже шампанскаго и за каждую буылку прдходится платить не помню сколько дуросовъ.
И б?дные люди набрасывались на вино, и пили, жадно пили, словно въ ротъ къ нимъ вливалось счастье.
На столикъ сеньорито подавались бутылки посл? долгаго пребыванiя ихъ въ оосудахъ со льдомъ. Вино оставляло прiятное ощущенiе прохлады.
– Мы опьян?емъ, – говорилъ поучительнымъ тономъ приказчикъ. – Вино это пьемъ, не чувствуя его. Это прохлада для рта и огонь въ желудк?.
Но онъ продолжалъ наливать имъ свой стаканъ чуть ли не посл? каждаго съ?деннаго имъ куска, смакуя холодный нектаръ и завидуя богатымъ, которые могутъ ежедневно доставлять себ? это удовольствiе боговъ.
Марiя де-ла-Лусъ пила столько же, какъ и отецъ ея. Какъ только ея стаканъ оказывался пустымъ, сеньорито сп?шилъ наполнить его снова
.
– Перестань подливать мн?, Луисъ, – молила она. – Ты увидишь, что я опьян?ю. Это вино предательское.
– Глупая, оно в?дь точно вода! И если ты бы даже опьян?ла, в?дь это же пройдеть!..
Когда кончили ужинать, послышался звонъ гитаръ, и рабочiй людъ образовалъ кружокъ, ус?лись на полъ передъ стульями, занятыми музыкантами и сеньорито съ его свитой. Вс? были пьяны, но продолжали пить. Зр?лище было непривлекательное. Потъ выступилъ у нихъ на кож?; грудь ихъ расширялась, точно имъ не хватало воздуха. Вина, еще вина! Противъ жары н?тъ лучшаго средства: это настоящее андалузское прохлажденiе.
Одни хлопали въ ладоши, другiе ударяли бутылкой о бутылку, какъ бы палочками, аплодируя знаменитой «севильян?», отплясываемой Марiей де-ла-Лусъ и сеньорито. Д?вушка танцовала, стоя среди кружка противъ Луиса, съ раскрасн?вшимися щеками и необычайнымъ блескомъ глазъ.
Никгда еще она не танцовала съ такимъ увлеченiемъ и такой грацiей. Голыя ея руки, жемчужной б?лизны, поднимались надъ головой ея словно перламутровыя арки роскошной округлости. Ситцевая юбка, среди фру-фру, обрисовывавшаго дивныя очертанiя ея бедеръ, давала возможность вид?ть изъ-подъ ея подола маленькiя ножки, превосходно обутыя, точно ножки сеньориты.
– Ахъ! Не могу больше! – сказала она вскор?, задыхаясь отъ танца.
И она упала, тяжело дыша, на стулъ, чувствуя, что кругомъ нея начинаетъ верт?ться эспланада, и вс? присутствующiе, и даже большая башня Марчамало.
– Это жара, – сказалъ серьезно ея отецъ.
– Прохладись немного и все пройдетъ, – добавилъ Лирсъ.