– Они оказываютъ мн? большiя услуги, – говорилъ б?дный великiй челов?къ, подмигивая съ наивнымъ двусмысленнымъ видомъ. – Я развлекаюсь въ ихъ обществ?. Кром? того, они учатъ меня многому… Мадридъ, в?дь, не Римъ. Зд?сь почти н?тъ моделей. Ихъ очень трудно найти, и эти ребята руководятъ мною.
И онъ подробно говорилъ о своихъ широкихъ художественныхъ планахъ – о картин? Фрины съ ея безсмертною наготою, которая снова воскресла въ его голов?, и о любимомъ портрет?, продолжавшемъ стоять на прежнемъ м?ст? и не подвигавшемся дальше головы.
Реновалесъ не работалъ. Потребность въ живой д?ятельности, заставлявшая его вид?ть прежде въ живописи необходимый элементъ существованiя, выливалась теперь въ словахъ, въ желанiи вид?ть все, узнать «новыя стороны жизни».
Когда Сольдевилья, любимый ученикъ маэстро, являлся къ нему въ мастерскую, Реновалесъ осыпалъ его разспросами и требованiями:
– Ты несомн?нно знаешь красивыхъ женщинъ, Сольдевильита. Ты долженъ быть очень опытенъ при твоей херувимской мордашк?. Возьми меня какъ-нибудь съ собою. Представь меня кому сл?дуетъ.
– Что вы, маэстро! – изумлялся молодой челов?къ. – Да еще полгода н?тъ, какъ я женился! Я никогда не провожу вечера вн? дома!.. Что это вы шутите?
Реновалесъ отв?чалъ ему взглядомъ презр?нiя. Что за челов?къ этотъ Сольдевилья! Ни молодости… ни радости жизни! Онъ ушелъ весь въ пестрые жилеты и высокiе воротнички. И какой разсчетливый! He получивъ въ жены дочери маэстро, онъ женился на одной очень богатой барышн?. И сверхъ всего неблагодарный челов?къ. Видя, что изъ Реновалеса ему не выдоить больше ровно ничего, онъ перешелъ на сторону его враговъ. Реновалесъ глубоко презиралъ его. Жаль, что онъ взялъ его подъ свое покровительство и доставилъ себ? столько непрiятностей… Все равно Сольдевилья не былъ художникомъ.
И маэстро обращался съ искреннею любовью къ своимъ ночнымъ товарищамъ, веселой, злоязычной и непочтительной молодежи, признавая за вс?ми этими людьми художественный талантъ.
Слухи объ этой безпутной жизни долетали до дочери художника на крыльяхъ сплетенъ, окружающихъ каждаго знаменитаго челов?ка.
Милита хмурилась и съ трудомъ сдерживала см?хъ, глядя на эту перем?ну. Отецъ обратился въ форменнаго пов?су.
– Папа!.. Папа!.. – говорила она комическимъ тономъ упрека.
А папаша старался оправдываться, какъ лживый шалунъ-мальчишка, и еще бол?е см?шилъ дочь своимъ смущенiемъ.
Лопесъ де-Соса относился къ своему знаменитому тестю снисходительно. Б?дный! Всю-то жизнь трудился онъ и терп?лъ больную жену – очень добрую и симпатичную, но отравлявшую ему существованiе! Она прекрасно сд?лала, что умерла, и маэстро былъ правъ, желая немного вознаградить себя за потерянное время.
Чувство взаимной симпатiи, свойственное вс?мъ людямъ, ведущимъ легкiй и разс?янный образъ жизни, побуждало спортсмэна защищать и поддерживать тестя и относиться къ нему съ большею симпатiею за его новыя привычки. Heчего сид?ть в?чно взаперти въ мастерской, съ угрюмымъ видомъ пророка, и разсуждать о вещахъ, которыхъ почти никто не понимаетъ.
Зять съ тестемъ встр?чались по вечерамъ въ театр? вь посл?днемъ антракт? или передъ посл?днимъ отд?ленiемъ въ music-hall'?, когда публика аккомпанировала п?снямъ и канкану бурею дикаго рева и стукомъ каблуковъ. Они раскланивались, улыбались другъ другу, какъ старые прiятели, отецъ осв?домлялся о здоровь? Милиты, и каждый присоединялся къ своей групп?; зять шелъ въ ложу къ своимъ товарищамъ по клубу, од?тымъ во фракъ, такъ какъ они являлись въ театръ съ почтенныхъ собранiй, а художникъ отправлялся въ партеръ вм?ст? съ н?сколькими длинноволосыми юношами, составлявшими его свиту.
Реновалесу доставляло удовольствiе, что Лопесъ де-Соса раскланивается съ самыми нарядными и дорогими кокотками и улыбается разнымъ дивамъ съ видомъ стараго прiятеля.
У молодого челов?ка были превосходныя знакомства, и Реновалесъ вид?лъ въ этомъ косвенную заслугу зятя передъ нимъ.
Маэстро не разъ увлекалъ за собою Котонера отъ чопорныхъ собранiй и сытныхъ, важныхъ об?довъ, на которыхъ тотъ бывалъ постоянно, чтобы не порвать связи съ обществомъ, составлявшимъ весь его капиталъ.
– Сегодня вечеромъ ты пойдешь со мною, – таинственно говорилъ ему маэстро. – Мы пооб?даемъ, гд? захочешь, а потомъ я покажу теб? одну вещь… одну вещь…
Онъ велъ его въ театръ и нетерп?ливо ерзалъ на кресл?, пока вс? хористки не появлялись на сцен?. Тогда онъ толкалъ локтемъ Котонера, который сид?лъ, удобно развалившись на кресл?, съ открытыми глазами, но въ состоянiи прiятной дремоты посл? сытнаго об?да.
– Вотъ… смотри внимательно. Третья справа, маленькая… въ желтомъ плащ?.
– Ну, вижу. И что же? – спрашивалъ другъ кислымъ тономъ, недовольный этимъ неожиданнымъ нарушенiемъ его прiятнаго состоянiя.
– Вглядись внимательно. На кого она похожа? Кого она напоминаетъ теб??
Котонеръ отв?чалъ равнодушнымъ фырканьемъ. Должно-быть похожа на свою мать! Что ему за д?ло до такихъ вещей? Но онъ окончательно приходилъ въ себя, когда Реновалесъ высказывалъ, что находитъ въ ней сходство съ покойною женою, и возмущался отсутствiемъ наблюдательности у стараго прiятеля.
– Но, Марiано, гд? у тебя глаза? – возмущался въ свою очередь Котонеръ. – Ну, что можетъ быть общаго между б?дной Хосефиною и этою метлою съ истасканною физiономiею? Стоитъ теб? увид?ть худую женщину, какъ теб? чудится Хосефина, и кончено д?ло.
Реновалесъ раздражался сперва, сердясь на друга за его сл?поту, но въ конц? концовъ соглашался. Очевидно, онъ ошибался, разъ Котонеръ не находилъ никакого сходства. Старикъ долженъ былъ помнить покойную лучше, ч?мъ онъ, потому что относился къ ней безпристрастно.
Но черезъ н?сколько дней онъ снова приставалъ къ Котонеру съ таинственнымъ видомъ: «Мн? надо показать теб? кое что… пойдемъ со мною». И разставаясь съ веселою молодежью, которая раздражала стараго друга, Реновалесъ велъ его въ musichаll и показывалъ ему другую безстыжую женщину, которая скандально подкидывала ноги или виляла животомъ, обнаруживая подъ маскою гримма малокровную бл?дность.
– А эта? – умолялъ маэстро со страхомъ, какъ бы не дов?ряя своимъ глазамъ. – Теб? не кажется, что въ ней есть что-то общее съ Хосефиною? Она не напоминаетъ теб? покойную?
Котонеръ приходилъ въ б?шенство.
– Ты съ ума сошелъ. Ну, какое ты видишь сходство между б?дняжкою, такою доброю, н?жною, воспитанною и этою… безстыжею сукою?
Посл? н?сколькихъ неудачъ, поколебавшихъ въ немъ в?ру въ правильность воспоминанiй, Реновалесъ не р?шался больше обращаться къ другу за сов?томъ. Стоило ему высказать желанiе пойти съ другомъ въ театръ, какъ Котонеръ мигомъ уклонялся.
– Опять открытiе? Довольно, наконецъ, Марiано, пора теб? выкинуть эти глупости изъ головы. Если люди узнаютъ объ этомъ, тебя примутъ за сумасшедшаго.
Ho несмотря на гн?въ старика, маэстро упорно настоялъ однажды на томъ, чтобы Котонеръ отправился съ нимъ вм?ст? посмотр?ть «Красавицу Фреголину», испанку, п?вшую въ одномъ маленькомъ театр? въ нижнемъ квартал?. Имя ея крупн?йшими буквами красовалось на вс?хъ углахъ Мадрида. Реновалесъ ходилъ ежедневно смотр?ть на нее втеченiе двухъ нед?ль.
– Ты долженъ непрем?нно посмотр?ть ее, Пепе. Хотя бы одну минутку. Умоляю тебя… Над?юсь, теперь то ты не скажешь, что я ошибся.
Котонеръ уступилъ горячей мольб? друга. Имъ пришлось долго ждать появленiя на сцен? «Красавицы Фреголины»; сперва шли танцы, потомъ п?нiе подъ аккомпаниментъ рычанья публики. Это чудо приберегалось для посл?дняго номера. Наконецъ, въ торжественной обстановк?, среди взволнованнаго шопота ожиданiя, оркестръ заигралъ вступленiе, хорошо знакомое вс?мъ поклонникамъ дивы, розовый лучъ прор?залъ маленькую сцену, и изъ-за кулисъ выпорхнула «Красавица».
Это была маленькая, стройная женщина, худоба которой граничила съ изможденностью. Ея недурное лицо, н?жное и грустное, было красив?е фигуры. Изъ-подъ колоколообразной черной юбки съ серебряными нитями выглядывали хрупкiя, худыя ноги, состоявшiя почти изъ одной кожи да костей. Вымазанная б?лилами кожа надъ газовою оборкою декольте слегка приподнималась на груди и на выступающихъ ключицахъ. Первое, что бросалось въ глаза, были ея глаза, ясные, большiе, д?вственные, но не чистой, а испорченной д?вушки. Временами въ нихъ вспыхивалъ огонекъ сладострастiя, не мутившiй, впрочемъ, ихъ ясной поверхности.
Она двигалась по сцен?, какъ начинающая артистка, подбоченившись, угловато выставивъ локти, смущаясь и красн?я, и въ этой поз? она п?ла фальшивымъ голосомъ отвратительныя сальности, которыя р?зко контрастировали съ ея кажущеюся робостью. Въ этомъ и состояла ея заслуга, и публика встр?чала ея отталкивающiя слова одобрительнымъ рычаньемъ, довольствуясь этими прелестями и не требуя, изъ уваженiя къ ея священной неподвижности, чтобы она задирала ноги или виляла животомъ.
При появленiи ея художникъ толкнулъ друга локтемъ. Онъ не р?шался заговорить, тревожно ожидая мн?нiя старика и сл?дя однимъ глазомъ за выраженiвмъ его лица.
Другъ оказался великодушнымъ.
– Да… н?которое сходство есть. Глазами… фигурою… манерами она напоминаетъ Хосефину; она даже очень похожа… Но что за обезьяньи гримасы она строитъ! Какiя гадкiя слова!.. Н?тъ, это уничтожаетъ всякое сходство между ними.
И, словно его раздражало это сходство между милой покойницею и этою безголосою и противною д?вченкою, Котонеръ насм?шливо повторялъ вс? циничныя выраженiя, которыми оканчивались куплеты.
– Прелестно!.. Очаровательно!..
Но Реновалесъ оставался глухъ къ этой иронiи. He отрывая глазъ отъ «Фреголины», онъ продолжалъ толкать друга локтемъ и шептать:
– Это она, не правда ли?.. Совс?мъ она; такая же фигура… Кром? того, Пепе, у этой женщины, видно, есть талантъ… и грацiя.
Но Котонеръ насм?шливо качалъ головою. Конечно. И видя, что по окончанiи номера Марiано собирается остаться еще на второе представленiе и не встаетъ съ кресла, онъ р?шилъ было распрощаться съ нимъ, но въ конц? концовъ остался и поудобн?е ус?лся въ кресл?, съ нам?ренiемъ подремать подъ музыку и говоръ публики.
Нетерп?ливое прикосновенiе маэстро вывело его изъ прiятныхъ мечтанiй. «Пепе… Пепе». Тотъ повернулъ голову и сердито открылъ глаза. «Чего теб??» На лиц? Реновалеса появилась хитрая, медовая улыбка. Очевидно, маэстро собирался поднести ему какой-нибудь сюрпризъ въ сладкой оболочк?.
– Мн? пришло въ голову, что мы могли-бы зайти на минутку за кулисы и посмотр?ть ее вблизи…
Другъ отв?тилъ ему съ искреннимъ негодованiемъ. Марiано воображалъ себя, повидимому, молодымъ челов?комъ и не отдавалъ себ? отчета въ своей вн?шности. Эта госпожа подниметъ ихъ на см?хъ и разыграетъ роль ц?ломудренной Сусанны, къ которой пристаютъ два старика… Реновалесъ замолчалъ, но вскор? опять заставилъ друга очнуться отъ дремоты.
– Ты могъ бы пойти одинъ, Пепе. Ты опытн?е и см?л?е меня въ такихъ вещахъ. Ты можешь сказать ей, что я желаю написать съ нея портретъ. Понимаешь ли, портретъ за моею подписью!..
Котонеръ расхохотался надъ наивностью челов?ка, дававшаго ему такое порученiе.