Иван Андреевич Крылов

Не бойся бед и неустройств.
Вотще когтями гидры злоба
Тебе копает двери гроба,
Вотще готовит чашу слез;
Один глагол твоей Паллады
Коварству становит преграды
И мир низводит к нам с небес.

О, коль блаженны те державы,
Где, к подданным храня любовь,
Монархи в том лишь ищут славы,
Чтоб, как свою, щадить их кровь!
Народ в царе отца там видит;
Где царь раздоры ненавидит;
Законы дав, хранит их сам.
Там златом ябеда не блещет,
Там слабый сильных не трепещет,
Там трон подобен небесам.

Рассудком люди не боятся
Себя возвысить от зверей;
Но им они единым льстятся
Вниманье заслужить царей,
Невежество на чисты музы
Не смеет налагать там узы,
Не смеет гнать его наук,
Приняв за правило неложно,
Что истребить их там не можно,
Где венценосец музам друг.

Там тщетно клевета у трона
Приемлет правды кроткий вид:
Непомраченна злом корона
Для льстивых уст ее эгид.
Не лица там, дела их зримы:
Законом все одним судимы,
Простой и знатный человек;
И во блаженной той державе
Царя ее к бессмертной славе
Цветет златой Астреи век.

Но кто в чертах сих не узнает
Россиян счастливый предел!
Кто, видя их, не вспоминает
Екатерины громких дел?
Она наукам храмы ставит,
Порок разит, невинность славит,
Дает художествам покой;
Под сень ее текут народы
Вкушать Астреи кроткой годы,
Астрею видя в ней самой.

Она неправедной войною
Не унижает царский сан
И крови подданных ценою
Себе не ищет новых стран.
Врагов, жалея, поражает,
Когда суд правый обнажает
Разящий злобу меч ее;
Во гневе молниями блещет,
Ее десница громы мещет,
Но в сердце милость у нее.

О ты, что выше круга звездна
Сидишь, царей суды внемля,
Трон коего есть твердь небесна,
А ног подножие – земля!
Молитву чад России верных,
Блаженству общества усердных,
Внемли во слабой песне сей:
Чтоб россов продолжить блаженство
И зреть их счастья совершенство,
Давай подобных им царей.

Но что в восторге дух дерзает?
Куда стремлюся я в сей час?..
Кто свод лазурный отверзает,
И чей я слышу с неба глас?
Вещает бог Екатерине:
«Владей, как ты владеешь ныне;
Народам правый суд твори:
В лице твоем ко мне языки
Воздвигнут песни хвал велики,
В пример тебя возьмут цари.

Предел россиян громка слава:
К тому тебе я дал их трон;
Угодна мне твоя держава,
Угоден правый твой закон:
Тобой взнесется росс высоко:
Над ним мое не дремлет око,
Я росский сам храню престол».
Он рек… и воздух всколебался,
Он рек… и в громах повторялся
Его божественный глагол.

Эта ода напечатана в Петербурге, в 4-ю долю листа, на десяти страницах. Она доказывает, как трудно писателю, особенно молодому, не заплатить дани своему времени. Крылов не был особенным почитателем этого рода поэзии, исключительно завладевшего тогда всею русскою литературою, и зло подтрунивал над одистами. Не знаем подлинно, он ли был издателем журналов «Зритель» и «Почта духов» или только участвовал в их издании; но в своих сатирических статьях, которые Крылов помещал в этих журналах, он жестоко нападает на кропателей од. Статьи Крылова, помещавшиеся в этих изданиях, все сатирического содержания и все направлены преимущественно на модников, на модные магазины, принадлежавшие иностранцам, на употребление французского языка в образованном русском обществе и на невежество. В «Зрителе» есть даже восточная повесть Крылова – «Каиб»; она отзывается аллегорическим и моральным направлением, но истинное достоинство ее составляет дух сатиры, местами необыкновенно меткой и злой. «Почта духов» была первым журналом, который издавал Крылов или в котором он принимал деятельное участие. Это издание состоит из двух частей; выходило оно в 1789 году, а в 1802 вышло вторым изданием. «Зритель» печатался в собственной типографии Крылова; вот полный титул этого издания: «Зритель, ежемесячное издание 1792 года. В Санкт-Петербурге, 1792 года, в типографии Крылова с товарищами». В 1793 году Крылов вместе с Клушиным издавал ежемесячный журнал «Санктпетербургский Меркурий», печатавшийся тоже в типографии Крылова с товарищи. В то же время Крылов посвящал свои труды театру: в 1793 году написал он комедию «Проказники» (в прозе, в пяти актах) и оперу «Бешеная семья» (в трех действиях); в 1794 написал он комедию «Сочинитель в прихожей» (в прозе, в трех актах). Кажется, что ни одна из этих пьес не была напечатана[6 - В действительности все пьесы были опубликованы: «Бешеная семья» – в 1783 г.; «Сочинитель в прихожей» – в 1794 г.; «Проказники» – в 1796 г.], но, должно быть, они были играны на театре, потому что обратили на автора внимание императрицы Екатерины II, которая пожелала видеть Крылова; об этом событии Крылов и в старости рассказывал с глубоким чувством. Имя Крылова сделалось тогда известным, и он занял почетное место между писателями того времени. Но эта слава не удовлетворяла его; он как бы чувствовал, если не сознавал, что идет не по своей дороге, и не мог ни на чем остановиться. Вдруг пришло ему в голову писать басни; не доверяя себе, он показал свои первые опыты в этом роде Дмитриеву, который, одобрив их, возбудил в Крылове смелость действовать на этом поприще. Какие были первые басни, написанные Крыловым, и где они напечатаны – нам неизвестно[7 - Первые басни И. А. Крылова были опубликованы в 1788 г. в журнале «Утренние часы».]. Уверяют, будто бы эти басни без имени Крылова были напечатаны в «Аглае» Карамзина, издававшейся в 1794 и 1795 годах; но это несправедливо: в обеих частях «Аглаи» помещены только две басни, одна Дмитриева – «Чиж и Зяблица», другая, должно быть, Хераскова – «Скворец, Попугай и Сорока»; последняя названа притчею и подписана буквами М. X. Как бы то ни было, но басни Крылова начали часто появляться только в «Драматическом вестнике», издававшемся в 1808 году. Там напечатаны следующие басни: «Ворона и Лисица», «Дуб и Трость», «Лягушка и Вол», «Ларчик», «Старик и трое Молодых», «Лев, Собака, Лисица и Волк», «Обезьяны», «Музыканты», «Парнас», «Пустынник и Медведь», «Оракул», «Волк и Ягненок», «Слон на воеводстве», «Лисица и Виноград», «Крестьянин и Смерть», «Слон и Моська». Все эти басни, с прибавлением некоторых новых, вошли в первое издание «Басен» Крылова, вышедшее в следующем (1809) году. В 1807 году Крылов навсегда распрощался с театром, напечатав комедии «Модная лавка» и «Урок дочкам». Эти комедии возбудили в публике того времени величайший восторг; в «Драматическом вестнике» даже напечатаны два стихотворных послания к Крылову. В самом деле, в этих комедиях много комизма, хотя и чисто внешнего, много остроумия; в первой автор нападает на магазинщиц из иностранок, во второй – на употребление французского языка. В 1811 году вышло второе, исправленное издание басен и в том же году издание новых басен; затем следовали издания 1815 и 1819 года. В двадцатых годах книгопродавец Смирдин купил у Крылова, за 40 000 рублей ассигнациями, право на издание его басен в продолжение десяти лет. С тех пор до настоящей минуты число экземпляров басен Крылова давно уже перешло за тридцать тысяч (считая в том числе и издание 1843 года, последнее, сделанное самим Крыловым). А сколько еще должно быть изданий этих басен! Число читателей Крылова беспрерывно будет увеличиваться по мере увеличения числа грамотных людей в России. Басни его давно уже выучены наизусть образованными и полуобразованными сословиями в России, но со временем его будет читать весь народ русский. Это слава, это триумф! Из всех родов славы самая лестная, самая великая, самая неподкупная слава народная. Некто из фельетонных критиков[8 - Булгарин.], обрадовавшись случаю набиться в дружбу умершему Крылову, назвал его всемирным поэтом, поэтом человечества; мы этого не скажем… Крылов – поэт русский, поэт России; мы думаем, что для Крылова довольно этого, чтоб иметь право на бессмертие, и что нельзя увеличить его великости, и без того несомненной, ложными восторгами и неосновательными похвалами…

Не будем распространяться в подробностях о частной жизни Крылова. Как скоро, где публичность не в обыкновении и не в правах, – там толки о неприкосновенной личности частного человека всегда подозрительны и никогда не могут быть приняты за достоверные. Оттого-то подобные толки напоминают всегда басню Крылова, в которой паук, прицепившись к хвосту орла, взлетел с ним на вершину Кавказа да еще расхвастался, что он, паук, приятель и друг ему, орлу, и что он, паук, больше всего любит правду… Личность Крылова вся отразилась в его баснях, которые могут служить образцом русского себе на уме, – того, что французы называют arriere pensee[2 - задней мыслью (франц.). – Ред.]. Человек, живой по натуре, умный, хорошо умевший понять и оценить всякие отношения, всякое положение, знавший людей. – Крылов тем не менее искренно был беспечен, ленив и спокоен до равнодушия. Он все допускал, всему позволял быть, как оно есть, но сам ни подо что не подделывался и в образе жизни своей был оригинален до странности. И его странности не были ни маскою, ни расчетом: напротив, они составляли неотделимую часть его самого, были его натурою. Любо было смотреть на эту седую голову, на это простодушное, без всяких притязаний величавое лицо: точно, бывало, видишь перед собою древнего мудреца? – и этого впечатления не разрушала ни трубка, ни сигарка, не выходившая из рта его. Хорош был этот старик-младенец, говорил ли он или молчал: в речи его было столько спокойствия и ровноты, а в молчании так много говорило спокойное лицо его.