Тему «Язык» придумал Себастьяно Маффеттоне (профессор политической философии факультета политических наук Луис «Гвидо Карли»). В историко-художественной сфере язык становится важным компонентом для прочтения искусства, начиная с движений исторического авангарда начала ХХ века, породивших серию лингвистических нововведений в композиционной структуре и составных элементах произведений. Начиная с отношения между искусством и литературой у художников Х1Х века (Антонио Канова, Микеле Д’Адзельо), через рождение и эволюцию художественного языка – до поп-арта, неореализма Тано Феста и Марио Скифано, вступающих в диалог с мировым искусством – Энди Уорхол и Марсель Дион. Завершается маршрут возвращением к литературе, манипуляцией с типографскими шрифтами у Никколо Баллестрини.
На первом этаже GAM зрителей ожидают два тематических раздела: Душа и Информация. Избрав маршрут «Душа» в главном зале, обнаруживаешь на большом холсте «Тот, кого нельзя называть» (2006) эмблематическую фигуру, запечатленную Андреа Гастальди в момент глубокого раздумья, терзаний измученной души. А «Реликвии Голгофы» являются отзвуком ритуалов в перформансах Нитча. Их нагруженность символическими элементами обращает к священной литургии или ритуалу самоочищения души, которое происходит при горении дерева. Запоминается инсталляция Хироси Нагасава. Внутри медной сети помещены деревянные призмы, воспринимающиеся как символы сокрытой в глубине души. Душа может быть возвышенной, достигнуть, состояния счастья и совершенства, что можно ощутить, погрузившись в пространство молчания и темноты в работах Антонио Тапьеса.
Но в мире существуют душевные страдания и смерть. Об этом напоминают картины в темных тонах Этторе Сканавино. Такие же чувства возникают при рассматривании призрачных фигур на полотнах Палладино или в скульптурной группе Марино Марини. Зато другие художники стремились передать духовное примирение с природным миром. Особый интерес вызывают и произведения, сфокусированные на изображении неба, где проходящее время оставляет свой знак (Марио Гастини, Фонтанези, Джино Де Доминичис).
В завершающем зале маршрута тема душа, дух объединяется с природой. Представленные пейзажи лишены признаков присутствия человека, но его духовную эманацию можно воспринять через бескрайние горизонты: от крупного диптиха Кифера до скульптур Онетти Гроссо Мараньелло.
Избравшие маршрут «Информация» в одном из залов обнаруживают произведения художников арте повера, стремившихся к изображению мира с помощью символов, дающих новое определение природному элементу, как дерево у Джузеппе Пеноне или звезда, связанная с алхимическим влиянием, у Джильберто Дзорио. А работы Франсиса Пикабиа, Отто Дикса являются отличной иллюстрацией авангардистского подхода к природному миру, выраженному через свободные игровые формы. Авторы пренебрегают любыми различиями между абстракцией, реальностью и воображением, поскольку отказываются от классической композиции, чтобы добиться передачи инстинктивного и жизненного биоморфизма. Художники этого раздела стремятся убедить зрителя, что в картинах и скульптурах мастеров ХХ века часто возникают аналогии между историей искусства и естественной историей. Белая поверхность работ Пьеро Мандзони воспринимается как символ неструктурированной информации. Нечто подобное можно обнаружить в фонах Афро Базалделлы и аккумуляциях Энтони Крэгга.
В разделе «Меланхолия» на втором этаже также демонстрируются произведения художников Х1Х века. Интрига в том, что тема весьма своеобразно интерпретируется в соответствии с медицинской терминологией, как психическое отклонение, депрессия и в контексте ностальгии и причиняемого ею внутреннего дискомфорта – лишенные надежды потерянные души в работах Джачинто Онетти, Гроссо. Внутренние конфликты выражаются в пустом, неуверенном взгляде персонажа Амедео Модильяни. А в созерцательных пейзажах Карра прочитывается отчуждение. В произведениях Фелипе Казорати тема «Меланхолия» рассматривается в контексте одиночества человека в окружающем мире – мрачные тона и удушающая атмосфера пейзажей. Иногда идея меланхолии визуализируется в форме аккумуляций, символов, архивов. Предметы навязчиво заполняют пространство в картинах Кремоны. И Алигьеро Боэтти своеобразно аранжирует игру символических комбинаций. А Яннис Кунеллис сотворяет завесу, открывающуюся в иной мир.
Под влиянием меланхолии человек ощущает себя как бы в подвешенном состоянии, отчужденным от реального времени. Чувство пустоты, ожидания и сомнения проявляется в восприятии лишенной временной протяженности тишины (скульптуры Джакомо Манцу и Артуро Мартини, картины Де Кирико, Джино Северини, Массимо Кампильи). Образы и идеи в произведениях Антонио Мелотти и натюрмортах Де Писиса навевают мысли об одиночестве человека, погруженного в свой внутренний мир.
Вводный зал раздела «Язык» посвящен картинам, рождающим ассоциации с романтической литературой. Их визуальный язык вызывает в памяти страницы романов и пьес (взволнованный Гамлет, запечатлённый Квадроне). Какой сильный контраст с умиротворяющим образом поэзии в скульптурных изображениях Антонио Кановы – «Сафо» (1812—1822)! Джакомо Балла представляет футуризм. В своих работах он отказывается от традиционной живописной композиции, разбивая ее в виде радуги из цветовых оттенков и геометрических форм. Если в полотнах Балла главную роль играет свет, то одержимый экспериментированием с пространством Лучо Фонтана совершил революцию в своих пространственных концепциях, выходя за рамки двухмерности холста, плоская поверхность которого испещрена дырами и разрезами.
А несколько картин Альберто Бурри в этом разделе – пример одного из самых радикальных преобразований в истории языка, когда цветовая поддержка, нагрузка белого холста заменяется фрагментом джутовой мешочной ткани с ее грубым естественным цветом. Композиция обогащается добавлением крупных швов и заплат и обесцвеченного тиснения. По контрасту с белым холстом, черными фонами подчеркивается особенность джутового материала.
Завершают раздел работы художников, не только совершивших революцию в форме языка, но также использовавших эту революцию как инструмент политического языка и социальной коммуникации. В пейзаже и портрете Марио Сирони современная реальность изображается в чисто классических формах, чтобы символизировать наступление нового золотого века, основанного на социальном порядке и притягательности риторического момента. Ренато Гуттузо использует свет и требующий немедленного отклика стиль для похожей на набросок работы «Люди улицы», в которой мечта о модернизации струится, подобно готовой к изменению ртути.
В нынешней экспозиции представлены работы крупных итальянских художников Х1Х, ХХ столетий. Благодаря непривычному принципу экспонирования, этим художникам возвратили их способность говорить с современностью и демонстрировать достоинства своих произведений рядом с работами представителей мирового исторического авангарда – от Балла до Фернана Леже и Пабло Пикассо. Кроме того, в туринском музее хранится одно из самых значительных собраний «арте повера» (произведения Марио Мерца, Джулио Паолини, Джузеппе Пеноне, Микеланджело Пистолетто, Альберто Дзорио) и любопытные примеры современной художественной продукции – Уорхол, Арман.
Как современные художники видят будущее
«Приключения современного искусства закончились, оно современно только с самим собой и не обладает превосходством ни по отношению к прошлому, ни по отношению к будущему. Оно представляет лишь реальность данного момента и испытывает замешательство при столкновении с этой реальностью. Отныне искусство ничем не отличается от технической деятельности, направленной на распространение медийной цифровой практики. И больше не существует никаких других способов проявления искусства: лишь зрелищное заигрывание с современным миром. Именно в таком контексте современное искусство ничего не стоит: между искусством и действительностью установилось нулевое равенство… И невозможно выявить отличительные особенности искусства, прослеживается лишь абсолютное прочитывание реальности. Искусство сегодня предстает лишь как идея, проституированная в процессе реализации». Это весьма пессимистическое утверждение известного социолога Жака Бодрийяра стремилась опровергнуть Третья квадриеннале в Дюссельдорфе «За пределами завтрашнего дня» (апрель-август 2014). Художники-участники без всяких заигрываний с реальностью пытались заглянуть в будущее, ожидающее нас, разыгрывая невероятные сценарии, погружая в удивительные, завораживающие миры, делая неожиданные открытия. И часто, благодаря экспериментированию, обращению к науке, технологии, они представали первооткрывателями, провозвестниками нового.
Сегодня большое разнообразие доступных видов досуга держит людей в состоянии постоянного напряжения, заставляя концентрироваться на текущем моменте. Масс-медиа позволяют одновременно вовлекаться в разные виды деятельности, наполняя жизнь мгновенными удовольствиями, что ведет к утрате ориентиров на будущее, неспособности анализировать прошлые ошибки. В наши дни более чем когда-либо огромное значение приобретают междисциплинарные исследования будущего. Свой взгляд на него без нарочитого акцентирования фантастических и утопических концепций, свою драматургию квадриеннале выстраивала, обращаясь и к представлениям о будущем художников прошлого, чтобы сконцентрироваться на том, каким мы воображаем будущее сегодня. 13 арт-организаций-участниц рассказывали историю завтрашнего дня через историю материалов, превращение материи, частично удачных, частично провальных попыток полностью трансформировать материал, чтобы сделать его носителем интеллектуального содержания. Различные выставки позволяли пережить любопытный опыт постижения материи – сопротивляющейся, невесомой, исчезающей, с активным использованием тактильных ощущений (выставки в Центре «Искусство в тоннеле» (KIT), Музее искусств…), провоцируют неожиданные вопросы: что объединяет искусство, науку, технологию? Каков их общий вклад в преодоление косной материи?
Квадриеннале предлагала альтернативу формуле Биеннале, проекты и выставки которой посвящены одной теме. На этом Фестивале современного искусства каждая арт-организация демонстрировала свою интерпретацию концепта, ключевого слова главной темы. И возникали странные связи между выставками, переплетения их интерпретаций как следствие особенностей презентаций каждой организации-участника. И главная тема в этих увлекательных метаморфозах представала более значительной, актуальной и интригующей. При подготовке выставок кураторы руководствовались 11 темами: «Преображение». «Земля». «Трансформация». «Прогресс». «Эксперимент». «Утопия». «Небеса». «Огонь». «Убежище». «Свет». «Любопытство» – они оказались ориентиром в исследовании различных аспектов будущего с неожиданных позиций. Так выставка в Художественном собрании земли Северный Рейн-Вестфалия (К-21) «Под землей: от Кафки до Киппенбергера» иллюстрировала понятия «земля», «убежище» и «утопия», демонстрируя как художники ХХ-ХХ1 столетий используют землю в качестве материала, рассказывая о социальных утопиях и индивидуальных страхах. В ХХ веке подземная сфера привлекала внимание многих художников и писателей. Участники рассматривали стремление людей к преобразованию мест своего обитания, превращению его в бункер, пещеру, грот, тоннель. Художники раскрывали эту тему в рисунках, фотографиях, видеоскульптурах, инсталляциях. В подвальном пространстве галереи подземные виды жизни, а также неуверенность и страхи представлены многообразно. Так, Ребекка Хорн исследовала жизнь муравейника. На рисунках Генри Мура люди ищут убежища от бомбардировок в тоннелях лондонской подземки. Травматический опыт Второй мировой стал дополнительным эмоциональным импульсом для поисков подземных мест обитания («Подземный уровень» Майка Келли, «Бункер» Томаса Шютте). Круглая форма в моделях тоннеля Брюса Наумана намекает на круги Ада, описанные Данте. Особенно впечатляла «Паутина» Грегори Шнайдера с жутковатыми «системами» медленно движущихся пространств. На выходе с выставки можно было получить бумажную копию рассказа «Нора» Кафки с иллюстрациями Хорн, в котором от лица животного рассказывается, как, с каким агонизирующим усилием оно пытается построить систему подземных переходов, функционирующих как тюрьма, но максимально безопасных и как это существо терпит неудачу. Возможен и другой поворот темы – в работе Криса Мартина «Солнце светит под землей» (2011).
Авангардисты начала ХХ века предлагали дерзновенное видение будущего. Кандинский и Малевич считали себя революционерами, формирующими завтрашний день. Современные художники позиционируют себя совершенно иначе, считает главный куратор Квадриеннале Вальтер Ульрих, профессор истории искусства и теории медиа, им больше нравится размышлять о феномене нашего времени. Сегодня художники меньше верят в перспективы будущего, чем их предшественники. И все же именно искусство может предложить специфический опыт переживания вещей и альтернативные подходы к интерпретации различных видов реальности. Актуальные художники наряду с красками, камнем, деревом, бронзой, используют также кровь, телесные жидкости, воду, дым, найденные предметы. На выставках можно было с удовольствием открывать различные материалы и способы их применения. И иногда история завтрашнего дня рассказывается как история материалов.
Алхимики на протяжении столетий верили, что доступные в больших количествах ингредиенты можно превращать в драгоценные металлы. Современные алхимики-художники сотворяют новые ценности, произведения из многочисленных бросовых, использованных предметов. На одной из самых эффектных и замысловатых выставок «Алхимия и искусство – мистерия трансформации» в Музее искусств демонстрировались 250 работ всех жанров старых мастеров и современных художников. Здесь можно было увидеть Кабинет искусств и диковинок, алхимическую лабораторию и коллекцию пигментов. Выставка рассказывает о мечте человека о лучшем мире, но ее главная тема – пересечение, взаимовлияние искусства и алхимии. На картине Адриана ван Остаде алхимик в своей лаборатории, рядом череп, погасшая свеча, это персонаж, потерпевший неудачу в осуществлении мечты о создании золота. Знаки алхимических занятий как позитивные характеристики моделей изображали на портретах Рубенс и Давид Тенирс Младший, а в аллегорических картинах – Ян Брейгель Старший и Хендрик Гольциус. До эпохи Просвещения художники и алхимики обнаружили способность не только имитировать природу, но и усовершенствовать ее. Ящерица из драгоценных камней Б. Палисси выглядит как живая. Алхимия оказала влияние на сюрреалистов, убежденных, что их художественные цели совпадают с мировидением алхимиками. Макс Эрнст описывал технику коллажа как «алхимический продукт». Персонаж на картине «Сюрреалист» (1947) Виктора Браунера является символом мага и алхимика, для этого использована символика карт Таро.
Сегодня мы упускаем из виду, что до цифровой эпохи цвет всегда влиял на материал. Чтобы окрасить субстанцию, надо добавить другую субстанцию, которая может быть более драгоценной, чем сам материал. Алхимики знали это. И художники осознавали материальность цвета, его богатые возможности и способность трансформировать вещи. Это демонстрировала инсталляция Аниша Капура «Белый песок, много цветов…» (1982). Порошок чистого пигмента образует таинственные формы, красные горы, бесконечно изменяющиеся, они воплощают творческую природу художника и её родство с алхимией: он трансформирует материал в нечто, подобное золоту, в нечто духовное – в искусство. В 1960-е термин «художник-алхимик» начал применять искусствовед Джермано Челант по отношению к представителям «бедного искусства», которые интересовались процессом трансформации материалов, таких как уголь, бывший символом нигредо или металлов – ртути. Джильберто Дзорио в 1980-е создавал работы-реминисценции философского камня. «Химический сад удовольствия» (2013) Георга Штайнера и Йозефа Ленцлингера, роскошная инсталляция, обращающая к алхимическому тексту Давида Штольциуса (1624), трактату-введению в алхимию с иллюстрациями. Воображаемый ассамбляж из предметов повседневного пользования гарантирует «спасение» с помощью косметических медицинских препаратов, кулинарных изделий, чистящих средств. Такое своеобразное «приобщение» к алхимии визуализировалось в виде корневища, разрастающегося в цветные созвездия кристаллов, разнообразных форм и цветов, продолжающих расти в период работы экспозиции. Поражало разнообразие и изобретательность отсылок участников к алхимии. Одни фокусировались на трансформации субстанций, другие – на механизмах изменяющихся значений. В работе «Люси» (2006) Алисия Кваде придала обычному материалу – мелу, эффектный вид бриллианта. А молодой шведский дуэт Голдин-Синесбут рассматривал искушения виртуального финансового рынка сквозь призму алхимии. Алхимия являлась одним из важных отправных пунктов художественного космоса Йозефа Бойса. Художник-алхимик Зигмар Польке выбирает материалы для картин с таким же вниманием к каждой детали как алхимик к первичной материи. Его огромные полотна посвящены памяти мифическому основателю алхимии Гермесу Трисмегисту (1995).
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: