Записки несостоявшегося гения
Шулим Гершевич и Фейга Вольфовна Сокоряиские. Прожили они вместе, как говорят, душа в душу, ни много ни мало – 63 года и 5 дней. Очень везучие были люди. Когда-то до
войны имели большое хозяйство: кур, уток, гусей, крупный рогатый скот. Фейга была
образованным человеком, учительницей. Шулим – беспрекословным работягой, тружеником земли, покладистым и добрым. В свое время довелось ему хлебнуть лиха: воевал в первую мировую, помыкался в немецком плену. Оба они были из Винницкой
области, переехали в Калининдорф уже в 30-е годы.
Здесь следует немножко рассказать и об этом самом Калининдорфе. Говорят, селение это
было основано евреями-землепашцами еще в начале позапрошлого века. Жили люди, трудились, собирали урожай, молились в своих синагогах, растили детей. Несколько
позже появились там и немецкие переселенцы. Так что, селение было
многонациональным: евреи и украинцы, немцы и русские, – все жили здесь дружно, во
всяком случае, не мешая друг другу.
После революции – странное дело! – там почему-то создали сразу три сельсовета: еврейский, немецкий и украинский, начиналась новая национальная политика. В селе
были хедер, еврейская школа и даже два еврейских техникума, словом, учись – не хочу!
После 22 июня 1941 года, первым делом, выселили в Сибирь большинство немцев. Лишь
немногим удалось избежать этой горькой участи и остаться дома. Всех мужчин призвали в
армию, в селе оставались женщины, старики, инвалиды и дети.
Когда пришли фашисты, наступил новый орднунг: в один дождливый летний день более
тысячи евреев длинною колонной вывели из села, и больше о них никто и никогда ничего
не слышал. Просто были люди – и их не стало…
Внешне в селе вроде ничего не изменилось. Правда, еврейские дома охотно разграбили
соседи, но солнце по-прежнему всходило по утрам и медленно заходило уже
прохладными вечерами. Зима безмятежно сменила печальную осень.
Все шло, как и надо, некто Погалий, завотделом пропаганды и агитации райкома партии, оставленный для организации сопротивления, лично сам сопротивлялся не слишком
долго: в первый же день встретил оккупантов хлебом и солью, а после – служил им не за
страх, а за совесть, выдавая потихоньку уцелевших "юде". Это для нас, так сказать, информация к размышлению по поводу личной преданности официальных жрецов
большевистского режима. А вот из оставшихся в селении немцев как раз никто и не
замарался грязным пособничеством, не пошел служить в полицию, не выдал ни одного
несчастного. Так нужно ли было вообще гнать ни в чем не повинных людей на верную
смерть в холодные края? Помолчим немножко и мы в их добрую память…
Добрый украинский парубок – Семен Головченко, верный муж и всякой власти
законопослушный гражданин, самолично – подальше от греха! – отвел свою любимую
жену-еврейку с двумя малолетними детками прямиком в комендатуру и, уже выходя
оттуда (теперь холостой и бездетный), облегченно вытирал пот со лба натруженной
ладонью. Интересно, что сказал бы по этому поводу наш Хаим Бялик? Может быть, шкурничество и животная трусость мерзавцев все-таки вненациональны?
293
Как после выяснилось, наиболее активное, добровольное участие в массовых расстрелах
евреев принимал бывший шофер председателя райсовета Афанасий Ивченко, дети
которого до войны учились в еврейской школе, дружили с еврейскими ребятишками. Да и
папаша их славился по селу своей любовью к малышам и домашним животным. Так что и
здесь далеко не все ясно. Что это: паталогия или глубоко замаскированное сильнейшее
личностное чувство?
Не забудем и то, что в подвале дома местного записного антисемита-жидоеда Миколы
Бутейко более двух лет укрывалась другая еврейка с тремя детьми. И если в лихую годину
друзья на поверку оказывались далеко не друзьями, то иной раз и враги менялись с
точностью до наоборот.
Но это, пожалуй, уже к вопросу о нашем понимании или, точнее, о полном непонимании
природы человека и тайн людских взаимоотношений.
А теперь вернемся, дорогой читатель, из Калининдорфа – ныне Калининского – к нашим
супругам Сокорянским.
Совсем забыл упомянуть, что у них было шестеро детей. Не дал Господь им ни одной
девчонки, зато парни были – хоть куда! Умные, трудолюбивые, сильные, красивые, да что
я, собственно, вам рассказываю – посмотрите сами на эти снимки и скажите: разве я не
прав? (Смотрите фото!)
А лица-то у них какие разные – и это у детей одних и тех же родителей! На мой взгляд, трое из них – Владимир, Лев и Исаак – вылитые славяне, а вот Рувим и Михаил – чем не
ученики моей школы? Ну а старший, Григорий, – не пойти ли мне самому поглядеться в
зеркало?
Милые мальчики! На этих снимках вы, учившиеся в сельском хедере, в форме советских
офицеров, и пусть навечно улыбается Лева, и что-то плохое, кажется, уже предчувствует
Рувим, но сегодня лишь один из вас, мой гость, может навестить на кладбище покойных
папу и маму и прочитать на мраморной табличке скромного памятника горькие слова:
"Здесь похоронены родители пяти офицеров Советской Армии, погибших на фронтах
Великой Отечественной войны".
Эх, ребята, ребята… Разве не о вас всегда говорили, что вы хорошие сыновья? Зачем же вы
так огорчили своих несчастных родителей, прислав им не одну, не две… а целых пять
похоронок! Что ж это понесло вас, евреев, не отсиживаться в глубоком тылу, как
утверждают сегодня мордатые активисты российской "Памяти" и украинского УНА-УНСО, а отлеживаться в сырых фронтовых окопах?
И не дано вам теперь уже узнать, что самую тяжкую дорогу прошел тот из вас, кто остался
жив, вернулся с фронта, сумел согреть и обустроить всех ваших вдов с детьми, доглядеть
престарелых родителей.
Ведь вам было суждено всего лишь достойно сражаться и умереть, а ему предстояло жить
и заставить выжить ваши семьи…
И все-таки какими везучими оказались Шулим и Фейга! Судите сами, не жизнь, а
сплошное везение: во время коллективизации их не раскулачили, не сослали в Сибирь, а
всего лишь все отобрали!
А каких прекрасных сыновей воспитали, целых шестеро!
294
Война есть война, конечно, горе народное, но ведь один же вернулся живым – значит, опять везение: будет кому забрать стариков из полуразрушенного войной дома в
Калининском в свою маленькую херсонскую квартирку, приютить осиротевших
родителей.
А то, что вовремя сумели вырваться с женами и детьми своих мальчиков в дальнюю
эвакуацию, – разве не везение? Иначе и памятника не было бы на Камышанском
кладбище.
А разве не настоящая удача то, что ни один из пяти погибших сыновей не умудрился, навлекая подозрения на родителей, "пропасть без вести", будто оттуда, куда они на самом
деле попали, известия приходят по военно-полевой почте…
Слава Богy, все как надо: и похоронок ровно пять, и каждый "погиб смертью храбрых".
Одно лишь жаль: все попытки престарелых Сокорянских получить в Херсоне хотя бы
однокомнатную квартирку заканчивались неудачно.
Не смогли местные власти дать жилье родителям командира Льва Сокорянского, павшего
в 1941-м в боях на Западной границе.
Не сумели предоставить они кров отцу и матери капитана Владимира Сокорянского, участвовавшего в сражениях под Москвой и Сталинградом, освобождавшего наш Киев и
нашедшего свою гибель в недоброй к евреям Польше с выколотой бандеровцами на
высоком лбу пятиугольной звездою.
Так сложилось, что своего жилища не заслужили бедные родители ротного политрука
Михаила Сокорянского, не удосужившегося по примеру одного своего фронтового
соратника воспеть собственную "Малую Землю", зато успевшего на этой самой Малой
Земле отдать свою жизнь в неравной схватке с жестоким врагом.
К сожалению, проморгали местные начальники и с жильем для родителей 18-летнего
командира пулеметного взвода Рувима Сокорянского, младшенького, навсегда
упокоившегося в свинцовых водах литовского Немана во время его форсирования.
Вот и остается нам утешать себя мыслью, что если бы не погиб в наступлении под
Харьковом 35-летний командир дивизии полковник Григорий Сокорянский, а вернулся с
фронта и зашел на минутку к секретарю горкома партии, глядишь – и появились бы у
стариков собственные стены.
Всё, всё, всё… Понимаю, читатель уже утомлен совковой жилищной тематикой, пора и
сообщить главное: а между тем, настоящая справедливость в конце концов
восторжествовала! Где-то году в 1988-м, через много лет после смерти наших бездомных
стариков, великая держава таки не выдержала и воздала им полной мерой, присвоив имя
Сокорянских одной из улиц Калининского.
Вот ведь как у нас порой бывает: при жизни не могли выделить даже комнатки, зато после
смерти – на тебе целую улицу!
И еще вот загадка: ни одна из вдов Сокорянских после войны не вышла снова замуж. Что
это? Тотальное отсутствие женихов? Так вроде красивые были женщины… А может, просто иррациональная вера в то, что мужья живы и рано или поздно, но все-таки
вернутся домой? Ведь только один из пяти погибших на фронте братьев Сокорянских
295
похоронен в, так сказать, персональной могиле, все остальные лежат в братских, безымянных…
Не хотел бы, чтобы меня упрекали в национализме, но послевоенное одиночество вдов
Сокорянских, скорее всего, подтверждает то, что и так не нуждается ни в каких
доказательствах – верность еврейских жен.
Единственный из братьев, вернувшийся с фронта домой, Исаак Шулимович (на фото -
нижний ряд, третий справа) рассказывает о своем боевом пути, о тысячах километров
изъезженных фронтовых дорог, о горьком хлебе генеральских водителей, и я удивляюсь
вслух:
– Как, еврей – шофер командующего Говорова?
– А что здесь особенного? – щурятся в улыбке по-прежнему молодые глаза бывшего
старшины, – разве вам не известно, что у многих боевых генералов, особенно в первые, самые тяжелые годы войны, были водители – евреи?
И видя мой недоуменный взгляд, уже серьезно продолжает:
– В водителе-еврее командир, по крайней мере, мог быть уверен, что тот его не завезет, не
сдаст немцам. А ведь такие случаи бывали…
Что ж, опять мне есть о чем подумать.
Живет Исаак Сокорянский с детьми и внуками, жена часто болеет. На материальное
положение не жалуется, хотя я прекрасно знаю, как живется сейчас в Украине
пенсионерам. Вес послевоенные годы работал он рядовым шофером.
– Разбогатеть, – смеется Сокорянский, – никогда не мечтал, ставил задачу попроще: как бы
выжить.
Много лет назад, когда у нас процветали лотереи, увлекался ими и он. И до сих пор
удивляется, почему ни разу не выиграл. А я перевожу взгляд с фотографий братьев на
своего гостя и думаю, что в своей главной жизненной лотерее он все-таки вытянул
счастливый билет…
Исаак Шулимович бережно развертывает пожелтевший от времени пакет и показывает
мне фотографии своих родителей. Я долго всматриваюсь в старое выцветшее фото Фейги, и в моем воображении медленно, как фотобумага в проявителе, выплывает другое, самое
родное лицо…
Уже много лет нет со мной моей любимой мамочки, Рахили Абрамовны Бронштейн.
Царство ей Небесное и земля – пухом, но за это время не было ни одного дня, чтобы я ее
не вспомнил. По профессии она была агрономом, но в душе – великим педагогом…
Честно говоря, насколько я любил маму, настолько же не переносил своего старшего
брата Бертольда. Правда, я лично его не знал: он умер от воспаления легких задолго до
моего рождения, когда был с мамой и бабушкой в эвакуации. Но, Господи, сколько же раз, когда я делал что-то не то, мамочка в сердцах упрекала меня:
– Бертик бы так не поступил никогда!
296
Когда я приносил из школы "четверку", то тут же узнавал, что Бертольд (который умер
пяти лет отроду!) учился бы, разумеется, только на "пять"…
Но самый страшный случай со мною произошел, когда я стянул на горпочтампте
прекрасную пластмассовую ручку с блестящим металлическим пером, принес домой и
наивно рассказал маме, где ее взял. Что тут началось! Не хочу вспоминать, как она меня
впервые в жизни побила, но никогда не забуду, что было потом…
Мама взяла меня за руку, повела на почту, заставила вернуть злополучную ручку и при
этом сказать женщине в окошко:
– Тетя, извините меня, я – вор, и возвращаю вам то, что я у вас на почте украл!
Если бы вы видели выражение лица моей мамы, горестно отвернувшейся при этом в
сторону, и изумление "тети в окошке", то вы бы многое поняли в мамочкиной педагогике.
На обратном пути мы плакали вместе, мама и я. И уже придя домой, мама все-таки не
удержалась, и я узнал… что мой старший брат, бессмертный Бертик, такого бы не
позволил себе никогда!
Дорогой читатель! Я не даром так внимательно рассматривал старые фото родителей
Сокорянских. И знаете, что мне открылось? Их фотографии не нужно помещать в
журнале. Если хотите их увидеть, нет ничего проще: представьте себе на минутку
любимые лица своих родителей, папы и мамы, и можете мне поверить, это будут точь-в-точь они – главные герои этой истории.
Старики Сокорянские честно прожили долгую жизнь. Они тяжко трудились и воспитали
прекрасных детей. Их сыновья были веселыми ребятами. В памяти своих верных жен они
навсегда остались молодыми галантными ухажерами с улыбчивыми открытыми лицами, в
роскошных кожаных пальто.
– Какие состоятельные женихи, – уважительно думали родители невест. И невдомек им
было, что кожаное пальто у братьев – одно на всех! И ничего, не ссорились, носили по
очереди. Так это пальто и переходило от одного брата к другому, пока не попало к
неженатому Рувиму, которого, как оказалось, ожидала не большая любовь и мирная
семейная жизнь, а мутные воды чужого Немана.
Вот и подходит к концу эта грустная история, которая помогла мне найти новые подходы
к изучению творчества Бялика. Конечно, не в каждой семье погибали пятеро из шести
сыновей, но мне кажется, что судьба семьи Сокорянских все же в чем-то типична. Уже
много лет в определенных кругах продолжается полемика: какая нация как воевала, сколько у кого Героев Советского Союза, дважды Героев и.т.д. Честно говоря, мне
неприятно обилие на эту тему материалов в украинской еврейской прессе. А поскольку
антисемитам мы все равно ничего не докажем, стало быть, снова доказываем сами себе?
Есть вещи, которые трудно или вообще невозможно осмыслить. Суровая статистика
войны, например, показывает, что офицерский корпус, по сравнению с рядовыми
солдатами, имеет больше шансов сохранить жизнь в ходе ведения боевых действий. А в
семье Сокорянских как раз остался живым старшина, а пятеро офицеров – погибли. Но
297
что это доказывает? Ровным счетом ничего. Или – что братья Сокорянские не знали
статистики…
А заметил ли читатель, что в свое время все братья учились в хедере? Каюсь, лично я
всегда относился к хедерскому образованию несколько насмешливо, как к чему-то
довольно убогому. Но чтобы молодой полковник, командир дивизии – с хедерским
средним?! Кстати, по отзывам боевых сослуживцев Григория, он был талантливым
командиром с полководческим будущим. Наступление немцев под Харьковом это
будущее перечеркнуло. А нам осталась на память лишь его фотография.
Мне думается, и об этом я рассказываю своим ученикам, судьба семьи Сокорянских
воочию свидетельствует о том, что поэт Хаим Бялик был все же не прав. Потомки
Маккабеев не исчезли. Они есть и будут в нашем народе всегда. Но каждая нация имеет
своих героев и своих подлецов. И наш народ, увы, не исключение из этого правила.
Думаю, следует признать, что братья Сокорянские оказались куда лучшими сыновьями
для своей социалистической Родины, чем она для них – матерью. Настоящая Родина-Мать
обязательно позаботилась бы о родных и близких тех, кто отдал за нее самое дорогое -
свою жизнь.
После всех бед и несчастий средневековья, после издевательств над нашим народом уже в
сравнительно недавние времена, вклад Хаима Бялика в возрождение еврейского духа и
мужественности – трудно переоценить. Ведь именно он, поэт Хаим Бялик, открыто
противореча традиционным взглядам на самоубийство, четко назвал дальнейшую жизнь
прятавшихся и тем спасшихся – постыдной и бессмысленной! Вот они, ключевые слова
этого произведения, авторский призыв и пожелания всем, кто: Рассыпались, бежали словно мыши,
Попрятались, подобные клопам,
И околели псами…
Сын Адама,
Не плачь, не плачь, не крой руками век.
Заскрежещи зубами, человек,
И сгинь от срама!
Автор "Сказания о погроме" считает – и нам передается гражданственный пафос и
эмоциональный накал его стихов – что жить далее человеку, не защитившему свою
семью, а по крупному счету – свой род, свой народ – нельзя. И даже, более того, призывает его не просто умереть, а умереть в наиболее унизительной, животной форме:
– Сгинь, – говорит он, а это значит: – сдохни, пропади, провались! И сделай это не из
жалости к изнасилованным или убитым близким, не от боли безвременных утрат и потерь, а – от стыда, от срама – ибо с таким чувством порядочные люди не живут.
Вот это и есть главная мысль произведения и, как учитель, я стараюсь и делаю все для
того, чтобы довести до своих учеников непреложную, неразрывную связь между
"Сказанием" и появлением в нашем народе братьев Сокорянских и множества их боевых
побратимов.
298
Я дал почитать эту статью моему раввину. Через несколько дней он предложил вместе
навестить могилу супругов Сокорянских.
И вот мы на кладбище. Солнечный осенний день. Кругом желтая листва. Могила ухожена, все вокруг прибрано. С громким хлопаньем крыльев срывается с деревьев стая ворон.
Говорят, эти птицы долго живут. Но почему они так любят кладбища? Что влечет их
сюда: тишина, покой, медленное течение времени? А может, они прилетают навестить
тех, кого знали когда-то живыми?
Пусть меня простит мой читатель, я специально пишу здесь о кладбищенских птицах. Я
просто затягиваю время, потому что мне трудно рассказать вам, что мы увидели…
Наверное, кому-то помешала мраморная табличка с последним упоминанием о павших в
боях офицерах Сокорянских. Она грубо сорвана, ее больше нет.
Простите нас, Фейга Вольфовна и Шулим Гершевич! Если кому-то спустя столько после
войны мешает память о ваших мальчиках, значит – они все еще живы и им суждена долгая
жизнь в нашей благодарной памяти. А вот тот, кто сделал эту подлость и спокойно живет
среди людей, – вот он-то как раз и мертв. И нет ему места среди живых, как вашим
сыновьям-героям среди мертвых!
Весь обратный путь мы проделали молча. Лишь перед въездом в город раввин спросил, почему я пишу о конце этой истории, разве она завершена?
Он прав. Фамилии Сокорянских суждена долгая жизнь. В последний раз, пожалуйста, присмотритесь к фотографиям братьев-героев. И теперь, если вы попадете в Израиль и
случайно увидите на улицах Иерусалима или Хайфы молодых ребят в форме Цахала с
короткоствольными автоматами узи, и их лица почему-то покажутся вам знакомыми, не
удивляйтесь – так и есть, это – правнуки Сокорянские.
Что ж, у Вооруженных Сил Израиля неплохое пополнение… Эти погромов не допустят
Конец
==============
ТРУДНАЯ ТЕМА
Горький осадок оставила у меня беседа в кругу политических единомышленников, где, среди прочих, были два народных депутата: один действующий, а другой прошлой
каденции.
Странное дело, почему-то при мне в дружеских компаниях или товарищеском
застолье часто всплывает еврейская тематика. Неужели директор еврейской школы –
такая экзотика?
Один товарищ, поглядывая на меня, завел речь, что после поездки президента
Ющенко в Израиль новые обороты стала набирать тема Холокоста.
– Хотя я бы на месте евреев так много не уделял этому внимания, – сказал он. – Тем
более, по крупному счету, тема Холокоста для евреев невыигрышная, показывающая их в
истинном свете: как нацию не слишком смелую, скорее даже – трусливую…
299
За столом сразу замолчали. Присутствующие ощутили некоторую неловкость. Это
заметил и говорящий, поэтому, как бы поясняя свои слова, он продолжил:
– Что это за люди, какой еще народ позволил бы себя уничтожать, как скот на
бойне, не оказывая и малейшего сопротивления? Я как-то читал об одном концлагере -
одном из сотен! – где евреи, в конце концов, восстали, перебили немногочисленную
охрану, сожгли все вокруг и разбежались…
Так что, не надо сильно щеголять Холокостом, а нужно подумать, – тут он
посмотрел на меня, – как лучше воспитывать свою нацию, подрастающее поколение, чтобы впредь оно не было таким беззащитным, могло достойно за себя постоять.
Это я говорю не с целью, Виталий Абрамович, вас обидеть, а чисто по-товарищески, как
человек, который в жизни много общался с евреями, неплохо знает вашу нацию и
относится к ней вполне положительно. Вы согласны со мной?
Обстановка за столом несколько разрядилась, и хоть мне не очень хотелось
вступать в какую-нибудь полемику, особенно на не вполне трезвую голову, как-то
отреагировать следовало: я ощущал, что от меня ждут ответа.
Куда деваться, пришлось корректно поделиться соображениями о том, что
вопросы национального характера – материя достаточно тонкая, и прежде чем делать
какие-то выводы, следует серьезно и предметно отнестись и к самому обсуждаемому
вопросу, и к его предыстории.
Честно говоря, мне не очень понравились в устах известного политика слова
«щеголять Холокостом» и обобщения типа: «что это за люди, какой народ такое
позволит…»
С историей, когда еврейские узники восстали, я знаком, может быть, глубже, чем
об этом здесь говорилось. Речь шла, очевидно, о Треблинке, которая никогда не была
концлагерем, в понимании концентрационный лагерь – как место, где сконцентрировано
множество людей. Треблинка – это одна из известнейших в мире фабрик смерти, куда на
протяжении нескольких лет ежедневно приходил утром поезд с полутора – двумя
тысячами несчастных. Их строили на плацу, заставляли догола раздеться под предлогом
предстоящей банной процедуры, а затем вели длинной километровой колонной к месту
уничтожения.
Немецкие психологи хорошо рассчитали: голые люди обычно теряют способность
к сопротивлению, плюс вооруженная охрана, которая подгоняет их штыками и окриками.
От момента выгрузки до смерти проходило чуть больше часа. Требование раздеться
догола своей дикостью и неожиданностью людей деморализовало, многие впадали в
шоковое состояние, у них не было времени, чтобы осмыслить свое положение и что-нибудь предпринять. По разным подсчетам в Треблинке погибло от восьмисот тысяч до
миллиона людей. Так продолжалось до тех пор, пока в 1943 году один из прибывших, польский еврей, человек физически сильный, по профессии – кузнец, осознав, что
происходит, вырвал винтовку у стоящего рядом охранника, заколол его и тут же
набросился на другого. Люди мгновенно протрезвели, пришли в себя, и в течение
нескольких минут весь персонал был перебит. Восставшие сожгли все помещения, уничтожили сторожевые вышки и разбрелись по лесной округе. Отстраивать Треблинку
фашистам было экономически не выгодно, так что на этом фабрика смерти прекратила
свое существование.
Не знаю, стоит ли делать вывод о трусости еврейского народа на основании того, что среди сотен тысяч загубленных в Треблинке нашелся только один настоящий бунтарь.
Не стоит забывать, что еврейский контингент фашистских лагерей состоял в основном из
стариков, женщин и детей, о действенном сопротивлении которых говорить вообще, на
мой взгляд, не очень этично. Немногие отдают себе отчет и в том, что, с точки зрения
фашистов, любой бунтарь, заколовший штыком солдата вермахта, безусловно, преступник. Они, убийцы, действовали по приказу, то есть по закону, а он, ставший их
300
убивать самовольно, вместо того, чтобы подать на них в суд и отстаивать свое право на
жизнь, – настоящий преступник!
– Я вижу, друзья, что вы смотрите на меня, как на сумасшедшего… Ничего, сейчас
все поймете. Об одном народе мы уже поговорили, перейдем к другому.
Как назвать то, что происходит в Украине с 1990 года? Тотальное разграбление
