Записки несостоявшегося гения

усыпальницы, ни крепкими стенами старейшего в регионе храма. Спи спокойно, великий

гражданин и преданный любовник!

Да, тело высшего сановника отсутствует. Не могу знать, кому и когда оно

понадобилось. Но местные власти, считая интересы края (то бишь, развитие туризма) превыше тьмы низких истин, до сих пор настаивают на наличие здесь именитого трупа, упрекая в необъективности и некомпетентности несговорчивых краеведов. Причем, вменяют им не отсутствие в усыпальнице конкретного тела, а низкий уровень местного

патриотизма, как они себе его представляют. Тема эта звучит год от году глуше, и лишь

одно в ней неоспоримо: что в воздухе нашем, херсонском, разлито нечто такое, что

содействует бесследному исчезновению тел знаменитых земляков, – вечная им память…

К стыду своему, признаюсь, что я даже стал сомневаться в захоронениях на самом

церковном подворье. А там погребены непростые люди: элита высших репродукций, наиболее титулованная знать, достойнейшие граждане губернии. При жизни они имели

все: громкие фамилии, украшавшие историю империи, огромную власть, богатство, почет, славу.

Ушли они, а с ними – десятки, сотни, тысячи людей, которые их окружали; и нет

на свете ни одного человека, который бы о любом из лежащих здесь мог сказать: – Да, я

был с ним знаком. Достойный был гражданин…

При жизни они принадлежали империи, были любимы или ненавистны. Как и всех

прочих, их одолевала мирская суета: навязчивость окружения или происки недругов, болели зубы или голова, докучали переживания за своих детей или родителей, а как иной

раз не хватало любви или понимания близких…

Каждый из них был лично знаком с первыми лицами империи, мечтал произвести

на них хорошее впечатление, ведь чтобы попасть на этот привилегированный погост, гарантирующий историческое бессмертие, одних звучных фамилий было недостаточно.

Нужна была еще и карьера. Все они – молодые и старые – сумели ее сделать.

Любопытно и то, что здесь нет ни одной женщины. На этом знаменитом погосте

отдыхают от трудов праведных, пережидая столетия в гордом одиночестве, лишь одни

достойные мужья. Странно, правда: при жизни – вместе, а после – врозь, как-то не очень

справедливо.

Впрочем, что это я – разве плата за историческое бессмертие не стоит посмертной

разлуки с близкими?! Это был общий семейный выбор.

___________

Вернемся к нашему британцу. Есть одна вещь, о которой умолчать не имею права.

Несколько слов о роде Говардов в Британии.

353

Известная английская исследовательница Мариам Мэррей после тщательного

изучения истории этого рода определила его, как жертвенный род так называемых

«заместителей». Что это значит?

В средневековой Англии существовали пережитки язычества, согласно которым

залогом доброго здравия, всяческих успехов в жизни и в державных делах властелина

являлось принесении искупительной жертвы, для чего использовались исключительно

представители жертвенных родов, как бы искупавшие раз в семь лет накопленные за это

время грехи сюзерена. Мэррей приводит известные слова французского посла Фенелона о

таком роде. Он говорил, что:

– «Говарды, как мужчины, так и женщины, в силу какого-то ряда обстоятельств

подвержены тому, чтобы их обезглавливали, и не могут избежать этого, ибо происходят

из племени, предрасположенного к такой участи».

И до Джона Говарда, и после него, именно такая ужасная судьба постигла целый ряд

его сородичей. Вот наиболее известные из них:

Анна Болейн – супруга короля Генриха Восьмого. Из рода Говардов. Была казнена по

вымышленному обвинению.

Екатерина Говард – следующая супруга этого короля. Тоже казнена, но уже через 7 лет.

Есть и другие Говарды – заместители, но их имена менее известны.

Между прочим, Вирлич тоже обращал внимание на то, что экспедиции Джона Говарда

в Россию совершались раз в семь лет: 1783 год – Астрахань, 1790 – Херсон. Интересное

совпадение, не правда ли?

И вывод: может быть, представителю жертвенного рода Говардов, действительно, раз в

семь лет было целее находиться где-нибудь подальше от своего жестокого отечества?

Знатоки средневековых традиций утверждают, что если представители жертвенных

родов умирают своей смертью, то в год, кратный семи, после их ухода начинают

происходить странные события, например: пропадает что-то существенное или где-нибудь проступают кровавые пятна…

К этому мы еще вернемся, а теперь о главном.

Оставим скрупулезным историкам заниматься анализом фактических материалов

биографии подвижника-иностранца. Что он делал и как, чьи распоряжения выполнял и

почему. Отчего неприкрыто интересовался фортификационными колодцами крепости и

возмущался начальством, которое его туда не пускало, несмотря на известную грамоту.

Мы-то с вами прекрасно разумеем, что можно одновременно заниматься разными делами, решать и ориентироваться на целый ряд различных задач и целей.

Мне кажется, для нас, прощающихся с двадцатым стремительным веком, более важной

является другая особенность его жизни – глобальная, всеобъемлющая тема человеческого

одиночества…

Экспедиции в далекую страну, отсутствие друзей и близких, длинные темные вечера в

осеннем Херсоне, когда тусклое пламя свечей с трудом разгоняет тьму в чужом доме.

Опасливая настороженность к нему – владельцу грозного диплома императрицы – со

стороны местных властей…

Что наполняло его дни, мы можем только гадать, но вот какие мысли, отрывки

воспоминаний, угасающие с возрастом желания, охватывали его по ночам, – об этом

никому уже не узнать, как и не разделить с ним его трудную ношу.

Какое одиночество и заброшенность ощущались им, стариком, пленником то ли идеи, то ли интересов своего отечества, в самые последние месяцы, недели и дни в чужой

стране, в чужом городе и в окружении чужих и чуждых ему людей?..

Но и это не все. Настоящее одиночество, в виде коварного полузабвения, пришло к

нему все-таки не до смерти, а после нее, и продолжается оно уже больше двух столетий. А

странная возня вокруг его имени? То в честь столетия со дня его смерти стержневую

магистральную улицу города называют «Говардовской», то сразу после революции

354

переименовывают ее. Проходят годы и опять, уже во время немецкой оккупации, имя

Говарда этой улице возвращается, а в 47-ом году – снова уходит в небытие…

Что это: осколки холодной войны или наши вековечные безалаберность и

неблагодарность? Хотя, какая ему сейчас разница!

Памятник стоит. Солнечные часы на нем показывают время, а это значит, жизнь идет, и

ему в ней по-прежнему есть место.

Вот только, что это за красное, похожее на кровь пятно, периодически появляющееся

на его памятнике? На дворе двухтысячный год, прошло 210 лет со дня его смерти, так-так-так – число кратное семи…

Неужели?!

_______________

Конец

ДОМ С ФОНАРЕМ (Из забытых городских историй)

Хозяин этого дома был в городе известным человеком, почтмейстером, как если бы в

наше время – начальником областного управления связи.

Он очень любил свою жену. Много лет у них не было детей. И когда они уже почти

разуверились, жена сообщила, что беременна. Он был на седьмом небе от счастья.

А потом у нее, женщины в возрасте, были тяжелые роды. Она их не выдержала. Почему-то последними словами ее были:

–«Наказал меня Господь…»

Осталась девочка. Долгие годы отец был безутешен. Всю свою душу, боль и отчаяние он

вкладывал в дочь, к которой привязан был безмерно.

Подрастая, она становилась все больше и больше похожей на мать. Казалось, происходит

какое-то горькое чудо…

На этом балконе они сидели за чаем долгими летними вечерами. Со временем стали

замечать, что ночью свет горит только в одной комнате, затем сразу гаснет. Кто-то полез

посмотреть. По городу поползли слухи, что они живут как муж и жена.

355

Оба были крайне нелюдимы и всех избегали. Дочь – смуглолицая высокая брюнетка, внешне тяжеловата, с полными стройными ногами. Всегда молчалива, в глазах – вызов.

Ушла с последнего класса гимназии, рассчитала прислугу, стала сама вести домашнее

хозяйство. Когда шла скупиться на рынок, ее провожали глазами.

Так продолжаться долго не могло, но шли годы – и ничего не происходило. На старости

отец тяжело болел. Преданно и беспрекословно ухаживала за ним. После его смерти ушла

сестрой милосердия на санитарно-медицинский поезд. Вернулась после революции – в

доме уже жили несколько семей, ее не пустили.

Пошла жаловаться в ЧК, ей дали жилье в другом доме, взяли работать машинисткой. Ей

было за 40, когда она родила от кого-то ребенка.

Этот кто-то был, очевидно, влиятелен и хорошо снабжал их материально. Она, а потом и

ее дочь, скрытно подторговывали ювелирными изделиями, которые потом некоторые

опознавали, как личные украшения горожан, исчезнувших в чекистских застенках.

В городе мать и дочь не любили и боялись. Я был знаком с ее дочерью. Она работала

учительницей, сейчас – старуха, нелюдимостью пошла в мать, никогда не была замужем.

В этой истории более всего меня смущает одна деталь: последние слова умирающей

роженицы. Их рассказывала моя бабушка, Млода Исааковна Эльзон. Она была акушеркой, принимала те ужасные роды.

И я думаю: а ведь действительно, у почтмейстера и его жены так много лет не было

детей… Что она имела в виду, прошептав: – «Наказал меня Господь…?» Неужели

происхождение несчастного ребенка?

Тогда все последующее было не так страшно…

================

СТАРЫЙ ПЛЯЖ

На той стороне Днепра, где сейчас все заросло камышом, где сегодня, пожалуй, не

осталось и следа от прекрасного рукотворного намывного песчаного берега, совсем

недавно, каких-то тридцать лет назад, располагался Центральный городской пляж.

Летом ежедневно, с интервалом в 10 минут, тысячи херсонцев сразу от двух причалов –

Речпорта и Ушакова – перевозились на этот пляж. Пляж, которого сейчас уже нет…

Масса загорающих, толпы фланирующих по берегу, десятки ларьков и киосков, мощная

спасательная служба, от которой осталась сейчас разве что эта смотровая вышка. Вы

видите ее, полусожженную?!

356

В те времена советским людям, как принято сейчас говорить, не было ведомо понятие

«секс», но ведь были же здесь завидно обнаженные прекрасные молодые тела, ни с чем не

сравнимая атмосфера ожидания встречи, той самой встречи, которая перевернет и

изменит твою жизнь.

Здесь знакомились и влюблялись, пили вино и резались в карты, выясняли отношения и

дрались, готовились к экзаменам и воровали небрежно брошенные вещи…

Здесь находилось место для всего: для смеха и слез, радости и отчаяния, а неумолимая

статистика утонувших – ежегодно показывала количество тех, кому столь нравились эти

дивные места, что у них даже пропадало желание возвращаться отсюда домой, в город…

Здесь наши родители вспоминали в беседах прошлое, а мы и наши сверстники строили

планы на будущее. И наверное, никому и в голову не могло прийти такое будущее, в

котором не найдется места нашему любимому Центральному пляжу.

А вот удивительнее всего, пожалуй, то, как быстро, на протяжении всего лишь жизни

одного поколения, природа отвоевала свое, вернулась в первозданный вид, стерла и

малейшие следы пребывания здесь тысяч людей. Вроде бы никогда нас там и не было, да

и вовсе не ступала нога человека. Какая сила, какая бессмертная вечная мощь!

И вот по-прежнему размеренно катит Днепр свои величавые воды, а наших родителей –

давно уже нет, а мы – стары, и дети наши уже не знают грустной истории этого клочка

земли…

Прощай, прощай, наш умерший Пляж!

==============

СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ

Этой фотографии совсем немного – каких-то 90 лет. На ней компания молодых людей, собравшихся по поводу дня рождения одного из них, и запечатленных – теперь уже

можно сказать навеки – цейсовской оптикой мощного объектива в Александровском

парке.

357

А у меня ушло почти три года, чтобы ответить на вопрос: кто они, эти люди на

снимке, и как сложилась их дальнейшая судьба.

Сразу признаюсь: удалось мне это не полностью. Следы одного из них, увы, затеряны безвозвратно, и мне так и осталось неведомо ни имя его, ни фамилия, известно

лишь, что он – не херсонец, попал в эту компанию случайно, приехав из военного

училища погостить к другу.

Попробуем теперь, как это модно нынче, провести небольшой психологический

тренинг. Говорят, есть такая наука – физиономистика, которая, по одному внешнему виду, а точнее – лицу человека, позволяет распознавать характер его, а то и определять

дальнейшую судьбу.

Давайте проверим свои психологические способности. Узнаем, дано ли нам свыше

умение увидеть суть другого человека, понять, что он собой представляет и вообще –

вступить с ним в виртуальный контакт, вызвав его хоть на мгновение из небытия, из той

легкой загадочной дымки, куда ушел он давно и навсегда. Попробуем?

В нашем случае, для этого нужно окунуться в начало прошлого века. Нет, нет, не бойтесь, нет ничего проще. Оглянитесь по сторонам, видите: куда-то исчезли телевизоры и

холодильники, пропало электричество и сложная бытовая техника, а в доме откуда-то

появилась громоздкая мебель ручной работы. Мужчины в котелках и дамы в дивных

шляпках на улице… И в завершение картины: чей это звонкий детский крик доносится до

нас из подъезда? Не ваша ли это прабабушка расшалилась после гимназии, играя с

милыми подружками в "классики"?

А раз так, поздравляю: цель достигнута, что там у нас на календаре?..

И дополнительная информация: на этом снимке семеро молодых людей, примерно, одного возраста. Они расслаблены и чуть усталы. Уже общались несколько часов, посетили кондитерскую на Ришельевской, долго гуляли по Суворовской и лишь после

этого зашли в парк сделать фото на память.

А теперь внимательно вглядитесь в их лица. Хорошо ли они видны вам? Четкое ли

изображение на экране?

И первый вопрос: – У кого из них сегодня, 25 сентября 1909 года – день рождения?

И маленькая подсказка: именинник смотрит прямо в объектив и несколько

озабочен. Вечером он должен отбыть поездом в свой учебный отряд в Севастополь, и его

уже поджимает время… Вы нашли его?

Есть здесь и будущий активный участник Ледового похода, отчаянный командир

офицерского ударного батальона смерти, легендарная личность.

Но как же он молод на этом снимке, в будущем грозный полковник!

А вот одна из молодых дам, что сейчас перед вами, выйдет через пару лет замуж за

дальнего родственника, подающего надежды скромного немецкого летчика-офицера, станет со временем счастливой матерью троих детей и уважаемой в обществе

генеральшей. В жизни, как и на фото, она на все смотрит сдержанно и чуть

высокомерно… Вы узнали ее?

Запечатлена здесь и молодая пара, к новому 1910 году они станут мужем и женой.

Он – помощник казначея городской управы, она – единственная дочь председателя

уездного суда. Конечно, вы уже догадались: эти двое – справа, не так ли? Сегодня их

будущее кажется нам безоблачным, но что их ожидает на самом деле? Об этом вы узнаете

чуть погодя…

А что впереди у дочери купца первой гильдии, милой девушки с крепко сжатыми

ладошками?

В октябре начнутся занятия на медицинском факультете города Ильменау. Скажу

больше: ровно через неделю она навсегда – так уж сложится – покинет наш город. Так

что, получше, пожалуйста, вглядитесь в прекрасное лицо той, кто свою жизнь посвятит

358

спасению других жизней, и хоть не суждено иметь ей своих детей – сколько чужих она

вернет, буквально, с того света…

Ну что, друзья, знакомство с героями этой фотографии в первом приближении

состоялось.

А теперь: кто есть кто – или попробуем расставить точки над і.

Первая слева – романтическая поклонница любовной лирики г-жа Елизавета фон

Экке, в будущем – фрау Эльза фон Патник, супруга начальника операвтивного управления

штаба Люфтваффе генерала Эриха фон Патника. Она погибнет в бомбежке в начале 45-го

года в Дрездене с женою и детьми старшего сына. Ее тело так никогда и не будет найдено.

Еще раз вглядитесь в это властное лицо. Своим невесткам она говорила, что очень

счастлива. Вот такая судьба.

Ей на плечо возложил руку ее младший брат – будущий командир офицерского

ударного батальона смерти полковник Николай Иоганнович фон Экке. Он достойно

выдержал все выпавшие на его долю военные испытания, но не вынес суеты и

бесцельности эмиграции: погряз в злачных кварталах Стамбула, по слухам, крупно

проигрался, и был по пьяной лавочке застрелен товарищем. Предан земле на чужбине

безвестно…

Рядом его друг и именинник – Андрей Павлович Гвоздецкий, влюбленный тайно и

явно в неприступную Лизочку фон Экке, но вот беда – она старше его на целых три года…

По правде говоря, Лизочку уже тяготит пылкость чувств молодого кавалера.

Впрочем, ничего страшного: скоро вечер, дома ждет ее увлекательнейший роман

Мопассана, а что говорить – любовь в книжках куда как заманчивее, чем в жизни…

Вот и женится Андрей Гвоздецкий на другой, будет иметь двух сыновей, сложится

и личная жизнь, и служба на флоте, но в 1916-ом году на подводной лодке «Сивуч», которой он будет командовать, взорвутся аккумуляторные батареи.

И по сей день, уже более восьмидесяти лет, покоится невезучая субмарина в

Балтийском море на предельных глубинах.

Лишь по архивным данным Моргенштаба России известны сухие цифры координат

ее гибели. Вот они:

59 градусов, 56 минут и 17 секунд Северной широты и

23 градуса, 10 минут 41 секунда Восточной долготы –

где в точке пересечения, в ржавеющих останках подлодки, в свинцовых Балтийских водах

нашли вечное упокоение все 24 члена экипажа.

А тело нашего именинника почти столетие бодрствует на центральном посту, в

командирской рубке, у разбитого, ослепшего перископа.

Покой и безмолвие, безмолвие и покой… Лишь иногда их нарушают робкие тени

диковинных рыб…

Вечное погружение – вечная память!

…Тот, кто в центре фотографии, мне неизвестен. И боюсь, что сегодня на всем белом

свете вряд ли есть кто-нибудь, кто его еще помнит и смог опознать.

Но смотрите: как он глядит на нас, с каким желанием прервать свое безмолвие, назваться – и хоть на минуту ожить!

… Девушка со сжатыми руками провела ими тысячи операций. Анфиса Прохорова, более тридцати лет – ведущий кардиохирург национальной клиники Буржет в Алжире.

Одна из немногих женщин – граждан Французской республики, награжденная орденом

Офицера Почетного легиона.

Похоронена в возрасте восьмидесяти двух лет в Париже. Похоронную процессию

возглавлял Президент де Голль.

… И, наконец, будущие супруги Мищенко: Александр Евгеньевич и Валентина

Егоровна, урожденная Мельникова. Единственные на этой фотографии, они остались до

конца преданы своему городу.

359

Прожили вместе долгую жизнь. Страдали в гражданскую, голодали в 30-ые и 40-ые

годы. Оставались в немецкой оккупации, получили в 47-ом странную похоронку на

единственного сына, погибшего в 43-ем на фронте.

Александр Евгеньевич прослужил всю жизнь бухгалтером, всячески скрывая

происхождение работавшей библиотекарем в пединституте супруги.

Вели они крайне скромный образ жизни, всего опасаясь и ничему не веря. Говорят, он немножко выпивал, но относился к своей Валечке всегда бережно и с любовью. Им бы

жить в другое время…

Она ушла первой, а без нее он зачах в считанные годы. Я пытался найти их могилы

на центральном городском кладбище, но сейчас там такое творится, что, скорее всего, это

уже невозможно.

Вот и оканчивается история старой фотографии…

А я смотрю на молодых людей, золотую молодежь начала прошлого века, и думаю, как это странно: здесь, на снимке, у них – давно и безвозвратно ушедших – есть будущее, а есть ли оно у меня, для них – старика, но по возрасту годящегося им разве что во внуки,

– это еще вопрос…

И снова я вглядываюсь в эти лица

Полные когда-то уверенности, надежд и огня

И кажется мне, что в них жизнь опять теплится

И они выжидающе глядят сейчас на меня…

Но, к сожаленью, часы их уже стали

Подкараулила каждого своя беда

Мечтали о будущем, свою правду искали

Стремились в вечность, а ушли в никуда…

… Старая фотография, старая фотография…

Мне остается только просить у вас прощения, мои незнакомцы, за это сладостное

погружение в тот год, месяц и даже тот самый день рождения, на который я не был

приглашен, но почему-то пришел – спустя столько времени и без спроса!

Я опоздал всего на 90 лет, но никого из вас уже не застал: ни именинника и ни

гостей, ни скамейки и деревьев, под которыми вы сидели, и даже не нашел той тенистой

аллеи, где когда-то фотограф остановил мгновение вашей молодой жизни.

Но если ничего этого уже нет, то что тогда останется – после нас?

Неужели только фотографии?!

_________________

ЗОЛУШКА

Холодной ранней весною двухтысячного года по этой улочке долго ходил

худощавый старик, явно приезжий, одетый не по сезону – в дорогом светлом плаще.

Он несколько раз подходил к этим воротам, но войти так и не решился. Что-то, видно, мешало.

Но вот оттуда вышла старушка с непоседливою внучкой, он подошел к ним и стал

о чем-то расспрашивать, показывая рукой на дом с мезонином. Малышка тянула бабушку

гулять, старушка нервничала, и их разговор продолжался лишь несколько минут.

А потом старик ушел.

360

Он шел подчеркнуто ровной походкой, глядя прямо перед собой и, казалось, ничего не

замечая вокруг.

Его лицо было спокойно, глаза ничего не выражали. В них не было ни боли, ни

радости, ни любви и ни печали. Так, ледяная, стылая, безответная пустота…

Последний раз он был на этой улице десятки лет назад, в июне 41-го года. Странно, как мало здесь что-нибудь изменилось…

В тот день молодая жена, с которой они прожили меньше года, провожала его на

фронт.

Вот такой была Вера Золошко, которую детдомовские подруги за доброе сердце

называли Золушкой, когда залетная цыганка сказала ей вещие слова: – Будет, будет, девка, в твоей жизни любовь! Да такая, как ни у кого больше – навсегда!

А Золушка в ответ только усмехнулась: – А как же, только так!

Не знала, не ведала тогда Вера, что ее ожидает…

Боевая судьба ее суженого, Алексея, в первые месяцы войны была сломана: горел

в танке, попал в окружение, затем – плен.

А она получила извещение, что муж пропал без вести, но сердце ее беды не чуяло, она верила, что он жив и обязательно вернется.

Спустя какое-то время ему вновь довелось повоевать, но уже во власовской армии.

Затем лагеря перемещенных лиц, после – Америка.

Новый мир был открыт и приветлив. В газетах писали о том, как дома поступают с

изменниками, и Алексей стал понемногу свыкаться с мыслью, что назад пути нет.

Оказался способным к языкам. Много и тяжело работал. Долго искал себе место

под солнцем, исколесил всю Америку, пока не обосновался в Сан-Франсиско.

Встретил добрую женщину и раскрыл ей свое сердце. Затем дети и внуки. Хорошая

семья.

Когда выпадало время остановиться-оглянуться, делал себе голубые минуты, вспоминал далекий город своего детства и ту, что осталась в прошлом…

А Золушка продолжала ждать. Окончилась война, вернулись, казалось, все, кто

только мог и хотел вернуться, но его все не было.

В конце пятидесятых она снова вышла замуж. За ветерана-фронтовика. Знала, что

он тяжело болен, но уж очень хотелось к кому-нибудь прислониться, стать любимой и