Записки несостоявшегося гения

уставившийся ослепительно белыми глазами в затянутое тяжелыми свинцовыми облаками

небо, и привалившийся к его плечу мальчишка-поводырь с поникшей головой. Рука

старца тормошит юношу, им пора в путь, вот-вот пойдет дождь, но слепому неведомо то, что с ужасом сразу замечает зритель: глубоко вонзившуюся в грудь подростка стрелу с

хищным опереньем…

Ночь, смерть, витающая поблизости, и глубинное одиночество бедного старика, не

знающего о своем горе. А всадники все идут и идут мимо, не оборачиваясь на несчастных.

Судя по предварительному обсуждению членов жюри, произведение ленинградского

художника уверенно лидировало, открывая молодому талантливому мастеру путь к

вершинам признания и известности.

Но вот к полотну подошел график Орест Верейский, известный своими великолепными

иллюстрациями книг Толстого, Пришвина, Хэмингуэя. А еще – меткими, сочными

фразами, емко характеризующими все, попавшее в поле зрения этого остроумца.

Например, о своем приятеле Твардовском он говорил: «Санина внешность напоминает

смесь красного молодца с красной девицей». Или о портрете Брежнева кисти художника

Глазунова: «Портрет императора, выполненный парикмахером».

Верейский, подобно самонаводящейся торпеде, прошел по залу, замедлив свое движение

лишь у картины Петра Пасечного. Там он задумчиво постоял минуту и другую, дожидаясь подхода своих клевретов, жадно внимавших каждому его слову, а затем

негромко сказал: «Что ж, это действительно серьезное явление… Наверняка останется в

истории отечественной живописи как серьезный сигнал необходимости широкого

кругозора и системных знаний для начинающих художников. Обратите внимание, друзья, на инструмент в руках слепого. Сдается мне, в те времена бандуристов еще не было. Они

появятся спустя несколько столетий. Не знаю, не знаю… Возможно, стоит заменить

71

бандуру на кобзу, что будет ближе к татарским набегам. Впрочем, какая разница. На

картине – слепец, но и автор, увы, не зряч…».

Рассказываю эту историю со слов Сережи, не в курсе разницы между бандурой и кобзой, допускаю, что здесь что-то переврано, но после того злополучного конкурса художник

уничтожил свое детище. Не желая оставаться дальше в столицах, он решил удалиться на

периферию и прожил всю последующую жизнь в нашем регионе. Что-то рисовал. Мне

лично попадалась на глаза его картина «Воспоминания и размышления», на которой был

изображен раскрытый томик маршала Жукова со старческими очками с оправой из

облупившегося от времени белого металла. Какое-то время он возглавлял херсонское

отделение Союза художников, принимал участие в оформлении зала «Юбилейный».

Думается, после такого унизительного столичного фиаско в их небольшом домике и

появилась Большая Советская Энциклопедия. Чтобы его дети не оказались когда-нибудь в

положении своего родителя.

***

В семье Петра Ивановича воспитывалось трое мальчиков. Старший, Василий, я с ним не

был знаком, Сергей и младший – Борис. Сегодня никого из них нет в живых. С этой

семьей, на мой взгляд, вообще связана какая-то роковая мистика. Обычно поколения

уходят одно за другим. Так устроен наш мир. С семейством Пасечных система дала сбой: все ушли, практически, одновременно, в течение нескольких лет. Первым трагически

погиб младший, о котором все отзывались, чуть ли не как о гении. Школу окончил он в 15

или 16 лет, затем – Киевский госуниверситет. Опять-таки, энциклопедическая

образованность. В университете этот несмышленыш вел кружок истории русского

оружия, на котором нередкими гостями была университетская профессура. Дружил с

Юрием Шаповалом, который сегодня заслуженный академик-историк. Такая же судьба, если не еще ярче, ожидала Бориса, если б не подружился он вдруг с московской элитой, приехал в гости к внуку Кропоткина, да-да, того самого, и угодил под колеса электрички.

Его привезли в гробу в Голую Пристань аккурат на день рождения Сережи, 31 марта. Те

похороны, говорят, до сих пор помнят старожилы райцентра. Из Киева приехал весь курс

погибшего, руководство университета. Набирающая в те годы всесоюзную известность

элитарная писательница Алла Боссарт отозвалась на смерть «юного гения» большой

статьей в модном журнале «Даугава». Где называла Бориса «потомственным

интеллигентом с холодным пристальным взглядом врожденного мыслителя». Я знавал