Многовластие

– Такое бывает? – спросил Алексей.

– Теперь часто, – нахмурилась Прасковья. – Как пошли эти дезертиры с фронта после революции. У них ничего святого нет. Если не украдут, то испортят без жалости.

– Что же, никакой управы на них нет?

– А какая управа? Вот, нанимаем сторожей, а кто может, сам сторожит. По очереди. Только силы – то у них мало. Помолимся, может нас эта напасть стороной обойдет. Ой, огурчики засохли. Они поливку любят. Алеша, – обратилась она к молодому человеку, – ты бы сбегал к пруду с ведрами, а мы с Леной прополкой займемся. Вы не возражаете?

– Конечно!

Они дружно взялись за работу.

Глава двадцать восьмая. Дача Дурново

На заседании Петросовета, где присутствовал Алексей, распространилось сообщение, что в Петрограде активизировались анархо-коммунисты. Они, не желая отставать от большевиков, которые самозахватом расположились во дворце известной балерины Кшесинской, проникли в пустующую дачу Дурново, бывшего царского министра, и сделали особняк своим штабом.

Двухэтажное здание с десятком коринфских колонн посередине было построено со вкусом. К нему прилегал обширный ухоженный сад, которым привыкли пользоваться жившие поблизости рабочие выборгской стороны. Анархисты захватили и типографию газеты «Русская воля». Один из них, обильно заросший густой бородой, собрав вокруг себя отстраненных от работы типографам, внушал им:

– Граждане, старый режим запятнал себя преступлением и предательством. Если мы хотим, чтобы свобода, завоеванная народом, не была изгажена лжецами и тюремщиками, мы должны ликвидировать старый режим, иначе он опять поднимет свою голову. Газета «Русская воля» под контролем Протопопова сознательно сеет смуту и междоусобицы. Мы, рабочие и солдаты, хотим возвратить народу его достояние и потому конфискуем типографию для нужд анархизма. Предательская газета не будет существовать.

Рабочие молча слушали воззвание, не проявляя никаких эмоций, кроме досады. При внимательном взгляде можно было обнаружить и некоторую долю сочувствия анархистам в глазах некоторых, особенно молодых, рабочих. В действиях людей под черным знаменем была доля романтики.

– Мы, что же, отстраняемся от работы? Или должны будем работать на вас? – задал вопрос бывалый печатник.

– Будете работать на свободный народ – был ответ, мало прояснивший ситуацию.

– А платить нам тоже народ будет?

– Все будет, как было до того, – ответил анархист.

И хотя в словах захватчика не было уверенности, рабочие, кряхтя, пошли к своим рабочим местам.

Сообщение о захватах привело в возбуждение участников совещания. Когда-то они с трудом сдержали себя, узнав о захвате большевиками дворца Кшесинской. Но не хотели терпеть того же от анархистов, о которых ходили самые неблагоприятные слухи. Ленинцы были им значительно ближе, чем бакунисты и воспитанники Кропоткина. От Петросовета была послана делегация наблюдателей, одним из членов которой был назначен Алексей.

С ведома Правительства и Исполкома Петросовета к типографии прибыли войска Петроградского гарнизона во главе с Половцовым. Прежде всего, воинский отряд был направлен к зданию захваченной газеты. Алексей видел, с какой легкостью казаки Половцова очистили редакцию «Русской воли». К зданию типографии прибыло немало народа. Здесь можно было увидеть людей разного возраста и социального положения. Когда анархисты были выведены из помещения с помощью вооруженной силы, публика встретила Половцова и его бойцов как славных победителей. Дамы махали им платками, из толпы доносились приветственные возгласы.

Теперь встал вопрос об освобождении самой дачи Дурново. Однако возникли сложности. Оказалось, что деятельность анархистов уже коснулась соседних рабочих кварталов. Рабочие возражали против возможного изгнания, а тем более ареста видных анархистов. Он угрожали правительству большой забастовкой. И это была не шуточная угроза. Забастовали четыре завода. А на другой день бастовало уже 28 предприятий. Правительство выжидало. Захватчики заявили, что в случае атаки будут отбиваться с оружием в руках. Большевики оказывали поддержку анархистам.

Министру юстиции Перверзеву поступала информация о складах оружия и боеприпасах на даче. Говорили, что там скрываются беглые преступники. Вопрос был передан на рассмотрение съезда Советов. Один за другим выступали социалисты. Делегаты от социал-демократов заявляли, что они по разным причинам против штурма дачи Дурново. Недаром анархисты называли себя анархо-коммунистами. Для оценки состояния захваченной дачи Исполком направил туда прокурора Бессарабова.

Алексей оказался вблизи дачи с небольшой группой представителей Совета и Исполкома. Опасаясь выстрелов из особняка, они вместе с прокурором Бессарабовым подошли к дверям особняка. Им открыли двери вооруженные пистолетами и винтовками люди в темном.

– Кто такие и зачем пожаловали? – спросили их на проходной.

– Я прокурор Бессарабов. Вот требование Исполкома, – протянул он бумагу с печатями. – Это решение осмотреть состояние дачи ее законных владельцев. Распорядитесь провести нас по помещениям дворца.

Бумага была принята. Вскоре явился представитель штаба анархистов.

– Можем пропустить только одного человека. Пусть это будете вы, товарищ прокурор.

– Эти люди – представители Советов. Они со мной, – прокурор указал на группу людей, среди которых был Алексей.

– Кроме вас никого не пропустим, – жестко ответил анархист.

Прокурор вынужден был согласиться после некоторой попытки доказать свое.

Прошло добрых полчаса, когда двери открылись, из них вышел Бессарабов. Он имел растерянный вид.

– Ну, что там? – спрашивали его нахлынувшие корреспонденты и депутаты. – Полный разгром? Склады бомб? Уголовники?

– Прокурор оглядел толпу и уверенно сказал:

– Не поверите, все в отличном порядке. Мебель цела, паркет не испорчен. В помещениях чисто.

– Невероятно. Так уж ничего и не испорчено? – слышались возгласы удивления.

– Ну, разве что вся дорогая мебель собрана в большом зале. Других нарушений я не заметил.

После этого посещения Правительство отложило выселение анархистов.

Глава двадцать девятая. Братание

В этот день, довольный встречей с самим главой Правительства, Василий Кириллович остался с ночевкой на передовой. Повезло с погодой. Было тепло и сухо. Настоящее лето. Ряды траншей и ходов сообщения протянулись на десятки километров, так что терялись за горизонтом. Хорошо были видны ряды колючей проволоки, разделявшие своих и чужих. Василий Кириллович рассматривал укрепленные стволами деревьев защитные сооружения передовой. Прапорщик Авдеев согласился быть его провожатым в окопной жизни. Всё осмотрев, они вошли в блиндаж, где из земли и досок были созданы столы и нары.

– Здесь даже уютно, – сказал Василий Кириллович, указывая на накрытые деревянными досками земляные скамейки и лежанки. За столом сидели молодые офицеры, обсуждая какие-то вопросы. Они замолчали, когда вошли посторонние.

– Познакомьтесь, Василий Кириллович. Это мои боевые друзья Виктор, Степан и Руслан, – представил Авдеев своего преподавателя сидевшим за столом. – Это мой наставник и воспитатель из военного училища Василий Кириллович, – с гордостью сказал офицерам прапорщик.

Все привстали, приветствуя капитана.

– Помогаете друг другу? – участливо спросил Василий.

– По-другому тут нельзя, – был ответ

– А как отношения с личным составом?

В ответ было неловкое молчание. Никто не брался отвечать. Наконец, один из офицеров сказал:

– Сейчас солнце сядет, и все увидите.

Летний вечер наступал медленно и лениво. Почти не было характерной для передовой ленивой перестрелки. Солдаты неторопливо передвигались по ходам сообщения. Несмотря на то, что многие не отдавали чести офицерам, ходили с расстегнутыми до нельзя пуговицами, да еще и ленивой походкой, замечания со стороны офицеров они получали редко.

Сумерки дали о себе знать, прежде всего, переливами гармошки. Гармонист совсем недалеко играл завлекательно, игриво. Это была какая-то озорная песня. Вскоре послышались и низкие звуки подпевавших солдат. Было понятно, что песни звучат назло начальству, назло надоевшему военному порядку.

Василий Кириллович прошел вдоль наполненной рядовыми траншеи. Через некоторое время музыка утихла. Послышался шепот:

– Идут. Мимо нас идут!

Несколько солдат в сопровождении офицера прошли мимо Василия. У него дух захватило: на них была немецкая форма! Четверо высоких немцев в начищенных сапогах и с ними унтер-офицер прошли вперед. Никто их не задержал. Наоборот. Раздался одобрительный шепот. Все двинулись вслед за ними. Они остановились в самом широком месте. Собралось много солдат. Тут был и тот с гармошкой. Немцы были без оружия. Один из них говорил на ломаном русском языке.