Как я родился и вырос (детские воспоминания, школьные годы и немного истории)

– А что если мне спрятаться в трубе, – почему-то шепотом сказал я.

–Чего?– не понял Серега.

– В трубе, под твоей ногой. Я туда залезу, а ты приложишь к отверстию пару кирпичей, так чтобы меня не было видно, – стал я объяснять. Сергей с серьезным видом посмотрел на трубу, почесал затылок.

– А, что давай попробуем, вдруг получится. Самое главное, что бы Вадька не догадался. Он, честно признаться, башковитый малый, – заключил многозначительно мой товарищ.

– Да кто может подумать, что в трубу можно залезть. Да и какой… – тут я запнулся и не стал развивать мысль дальше. Просто сказал, что об этом ни кто не догадается. На том и порешили.

Придумали мы это конечно здорово – забраться в трубу. Но в действительности задача оказалось не из легких. Труба была узкая, и влез я в нее с трудом. А о том, что бы внезапно выскочить из нее, типа «всем стоять, руки в верх» и думать, как говориться «немоги». Но отступать было не куда, да и времени было в обрез. В общем, засунули мы меня туда и кирпичиками заложили. Словом, натурально «замурованный по собственному желанию». Закончив работу и оставив не большое отверстие для доступа воздуха, Серега побежал прятаться в сарай. А тут и наши оппоненты заявились.

Прочесав близлежащие кусты, «вражеские солдаты», по какой-то странной случайности поплелись в сторону того самого сарая, где засел Серега. Видно и вправду Вадька был не глуп, сразу расколол место первого бойца. Словом, война для Сергея закончилась быстро. Обрадованный таким быстрым успехом, противник стал "утюжить" все злачные места. Одно за другим. Но к удивлению Вадьки и Юрки, и к великому удовольствию Сереги, меня они так и не находили. Ватага побрела в конец улицы, и я не стал различать их голоса. Как Вы помните, дело происходило приятным летним деньком. Так, что может быть замкнутая атмосфера трубы, подогретая ласковым солнышком или еще, какая-то причина побудила меня ко сну? В итоге я уснул в этой самой трубе.

Сколько я проспал в трубе невинным сном, не знаю. Но время подошло к полудню и баба Стюра, вышедшая на улицу уже покрикивала по сторонам, что бы я шел обедать. Голос ее, сначала уверенный в скором моем отклике, постепенно становился все более волнительным и напряженным. Я, конечно же в другой раз обязательно отозвался бы и побежал домой, но ни в этот. Не мог я отозваться, по одной простой причине. Я мирно спал в этой «долбаной» трубе сном праведника. Тем временем голос бабы Стюры становился настойчивей и тревожней. Еще бы, не известно, куда подевался внук, который по всем правилам должен был гулять, где-то рядом, в шаговой доступности. Тут ей на глаза попалась наша «троица».

– Юрка, Вадька, вы моего Витальку не видали, куда он мог задеваться? Кричу обедать, а он не отвечает, – бабуля с надеждой подошла к ребятам.

– Не-е баб Стюр, сами не знаем куда делся, все обыскали, а его нет ни где, – честно и откровенно ответил Юрка, не подразумевая ни чего такого, плохого.

Такой ответ ввел бабу Стюру сначала в ступор, потом в шок, а потом в тихую (в начале) истерику. Если уж закадычные друзья не знают, где ее внук, то уж у кого узнавать-то? Бабка завыла в голос и бросилась вдоль улицы, тормоша всех соседей, которые были в видимой досягаемости. Все отвечали, мол видели, вроде пробегал, а куда потом делся не знают. Бегает где-нибудь с друзьями. Такие ответы бабулю не успокаивали, тем более, что друзья, как раз были рядом и без ее Витальки. Бедная баба Стюра, не переставая выкрикивать мое имя, побежала дальше.

Друзья-товарищи поняли, что ляпнули чего-то не то и быстро разбежались по домам. Баба Стюра методично проискав меня по всей улице и несколько раз протопав по злосчастной трубе, ринулась к родителям близнецов, заподозрив, какой-то подвох с их стороны. Мать Сереги и Юрки собиралась в магазин, когда испуганная бабуля вошла к ней в дом. Сбивчиво поведав о пропаже внука, она села на стоящий рядом стул убитая горем. Тетя Тоня, так звали маму братьев, подозвала сначала Юрку и, крутя ему ухо, стала расспрашивать куда я делся. Тот, моля о пощаде и сдерживая слезы, вопил, что знать ни чего не знает и ведать ни чего не ведает. Знали бы взрослые, каким правдивым, как никогда был, мой друг Юрка в этот раз. Ни чего от него не добившись, Тетя Тоня подозвала Серегу. Брат Серега был мальчик смышленый. Предвидя неприятную процедуру отвинчивания дорогого для него уха, он рассказал всю историю, как на духу. Получив одобрительный подзатыльник матери и радуясь за целые уши, он побежал показывать тайное место. Баба Стюра, охая и причитая все известные ей молитвы, поспешила за ним.

Яркий сон, с геройскими подвигами советских разведчиков в тылу врага, где естественно я был главным героем, как то плавно улетучился и, открыв глаза, я услышал причитания бабки сопровождавшийся стуком откидываемых кирпичей. Серега трудился в поте лица. Возвращалась будничная действительность, исчезала героическая мечта снов. С будничной действительностью параллельно подступало неотвратимое наказание за тревожные минуты, пережитые бабой Стюрой. Извлеченный из своего добровольного заточения, я стоял обалдевший от такой быстрой смены сна и яви. Натерпевшаяся страхов бабуля отряхивая меня от пыли и ржавчины, одновременно охаживала мое заднее место противным и больно бьющим прутиком чудесным образом оказавшимся в ее руках. Видно спеша за Серегой, она не забыла сковырнуть с одного из многочисленных кустов подходящую для такого дела веточку. Правда экзекуция была не долгой. Немного успокоившись, что я жив и вроде бы здоров, она повела меня домой для дальнейших разборок. Тетя Тоня довольная, что все обошлось и на всякий случай, шлепнув Серегу под зад, поспешила по своим делам.

Я не буду пересказывать то, что выслушал от бабули идя к дому. Сопровождая меня и не забывая периодически напоминать мне о существовании прутика, она настойчиво уверяла меня, что я могу надолго забыть прогулки, и игры с друзьями, всякие там сладости, и другие удовольствия, правда какие она не говорила.

На пороге дома нас встретил дед. Бабуля все ему рассказала. И то, как она меня везде искала и, как я бессовестный такой упрятался в трубу на дороге, додумался ведь до такого безобразия, по трубам лазить. Перечислила все душевные боли и страхи, пережитые ей на старости лет из-за меня. Дед посмотрел на меня строгим взглядом и задал резонный вопрос, мол за каким лешим я залез в эту трубу. Тут меня посетила слабая надежда, что дед поймет меня, как фронтовик «разведчика» и все от начала и до конца рассказал ему о нашей игре. Дед меня внимательно выслушал, хитро хмыкнув, когда я рассказывал про тактику и стратегию. Дослушав мой рассказ до конца, он одобрил мою смекалку и находчивость в «боевой» обстановке. Да, дедуля меня понял, правда всыпал мне ремня по первое число. Только после этого он сел обедать довольный, что во всем сам разобрался, что я цел и не вредим и что баба Стюра в конце концов, стала потихоньку успокаиваться.

После того, как меня отмыли и переодели, я тоже сел за стол и с невинными глазами стал наворачивать бабкины щи. Вечером я получил «свое» от родителей, только в этот раз без телесных наказаний, а так чисто морально. Ложась спать, я зарекся больше прятаться по трубам и тому подобным, не пригодным к играм местам. Затем перед самым сном, когда силуэты темной комнаты превращались из размытых предметов действительности в объекты будущего сна, у меня мелькнула мысль: «а все-таки, я здорово придумал про трубу, там меня таки и не нашли Вадька с Юркой». Затем мысли растворились в ночи, и я медленно переплыл в мир сновидений. Какими они были я уже не помню. Наверное, интересными. В детстве все сны бывают интересными. Потому что, там в нашем детстве все плохое забывается быстро, а хорошее помнится долго.

Прожив уже не один десяток лет, я вспоминаю этот эпизод своего детства, как яркое приключение, которое произошло со мной и с моими друзьями. Редко бывая в родном городе, я всякий раз, проходя с улицы Свердлова на улицу Горняцкую, вижу эту трубу, и каждый раз вспоминаю, как я был когда-то «разведчиком».

"Часть 3"

"Семидесятые годы"

"1"

"Начало школьной жизни"

За окном идет дождь. Тяжелые капли барабанят по стеклу. Вечер медленно превращается в ночь. Где-то далеко, «блеснула» молния и чуть погодя бухнули раскаты грома. Над городом нависла майская гроза. Первая в этом году. Полумрак комнаты обволакивает меня маленькими тайнами темных уголков. Негромко звучит музыка. На душе приятно, спокойно. Хочется думать только о хорошем. Оно и думается. И думается, как раз о семидесятых годах прошлого, двадцатого века…

Семидесятые годы двадцатого века стремительно ворвались в мою жизнь. Это и понятно. Настало время идти в школу. Настало время становиться взрослее, понимать, что в жизни должны быть не только твои «хотелки», но и обязанности. Пришла необходимость учить уроки, познавать тайны математики, правописания и всякие другие премудрости начального образования. Закончилась беззаботная жизнь, начиналась жизнь с домашними заданиями, кляксами в тетрадках, веселыми уроками пения и труда и самое главное, с отметками в дневнике.

Нет, конечно, игры с друзьями оставались, но после выполнения домашнего задания. Домашнее же задание могло выполняться быстро, а могло и долго. Так, что жить становилась не так уж просто. Но во всем нужно искать положительные стороны. А положительных сторон было тоже не так уж и мало. Новый портфель с интересными учебниками, красивая, выкрашенная свежей краской школа с просторными, светлыми классами и шумными коридорами. Наконец, новые знакомства, новые друзья. Я ходил в школу с удовольствием. Больше всего мне нравилась в учебном процессе математика, рисование и уроки труда. В классе нас набралось тридцать человек. Девочек и мальчиков было приблизительно поровну.

Вот, дорогой читатель, я, конечно, скромничал, когда перечислял положительные стороны учебного процесса. Было в этом процессе, то, чего не было ранее. Половина класса составляли девочки. В фартучках, с бантиками в косичках. Девочки были разные. Симпатичные и «так себе», высокие и не очень. В ребячьи отношения они, конечно не особо влезали, тем не менее учебный процесс с девчонками проходил гораздо интересней. Часто наш класс, когда дни бывали солнечными и теплыми, проводил уроки «Природоведения» в городском парке. Мы собирали листья для гербария, дышали воздухом, слушали рассказы о природе. Наша учительница начальных классов Мария Львовна была замечательной рассказчицей. Затем, после живого урока, построившись в колонну по двое и взявшись за руки, класс разноцветной ленточкой наших курточек вытекал из парка и направлялся в школу.

Пролетело первое полугодие моей учебы в школе № 13. Да, именно такой номер был присвоен ей еще в годы строительства города. Школа была одна из старейших и для меня школа стала родной. В классе я сдружился со многими ребятами. Все было бы хорошо, но! Грянул гром среди ясного неба. В городском отделе образования решили, что школа, в которой я начал учиться переполнена и некоторую часть учеников первых классов необходимо перенаправить в другие, близлежащие школы.

По разнарядке я попал в школу № 25, в класс « Е». Одна буква чего стоила, а тут еще и парты мне показались не такие, и окна. А раздевалка? Она вообще была где-то в подвале, а точнее в бывшем бомбоубежище. Столовая, почему то была мрачной и не приветливой, какао, подавали всегда с пенкой. Словом, дорогой читатель, не легла мне эта школа на душу, а даже наоборот. Ходил я в эту школу одну четверть, третью, самую продолжительную. Ходил, скрепя сердцем, пил какао с пенками, лопал не вкусные котлеты (в тринадцатой школе все было иначе: и котлеты вкуснее и ни каких тебе пенок). Ходил – ходил, да и выпалил родителям под конец четверти: « Я больше в эту школу не пойду. Что хотите со мной делайте, но я буду учиться в прежней школе». Вот так прямо и сказал. Мать задумалась, а потом согласилась поговорить с директором школы о моем переводе. Так я к великой своей радости и радости моих друзей вернулся в свой родной класс.

Проучился я в двадцать пятой школе всего одну четверть, но на всю жизнь у меня осталось впечатление не уютности и мрачности ее школьных стен. Вообще-то школа была обыкновенная. Учителя были такие же, как и везде. Кстати сказать, учительница нашего класса не хотела отпускать меня обратно в тринадцатую школу и всячески уговаривала мою мать оставить меня в ее «Е» классе. Она была приятная женщина и очень хорошо ко мне относилась. К сожалению, я не помню ее имени и отчество. Воспоминания о третьей четверти первого класса у меня остались смутные. Правда в дальнейшем, в моей судьбе опять возникнет средняя школа № 25. Но это будет уже совсем другая история.

"2"

"Терпение и труд – все перетрут"

Семидесятые годы подходили к концу. Шел семьдесят седьмой год двадцатого века. Полярники изучали движение льдов в бескрайних северных широтах нашего Отечества. Геологи находили на шельфах этих же широт залежи нефти и газа. Страна готовилась к Олимпиаде-80. Научные умы и промышленность Великого и Могучего Советского Союза ковали мощь государства и тем самым способствовали к возникновению уважения, а в некоторых случаях и боязни всяких там не дружелюбных военных блоков. Магазины наполнялись потребителями каждый день, но не каждый день потребитель был удовлетворен этим посещением. Очереди в провинциальных городах галдели о том, что все продукты свозятся в Москву, а в Москве горожане скромно ворчали, стоя в возникших от приезжих очередях за своими, привычными пятьсот граммами колбасы. Они то видели эту колбасу трех, а то и пяти – семи сортов, каждый день. А вот, приезжий контингент, который и создавал очереди, видел эту вожделенную колбасу только в стольном граде по имени Москва – в столице нашей Родины.

Жизнь бурлила и в общем потоке, незаметными движениями шагали в свое будущее провинции. Одной из этих провинций был мой родной город Новомосковск, в Тульской области.

Так вот, в городе Новомосковске, в школе номер тринадцать, то же кипела жизнь. Она кипела потому, что заканчивался учебный год, учителя выставляли четвертные и годовые оценки.

Сыночки, дочки и их родители, кто, конечно, был на это способен, суетились о том, что бы оценки были, как можно выше. «Блатные» папы и мамы подходили то к одному преподавателю, то к другому и посредством уговоров и подарков старались, что бы у их чад вырисовывались более высокие результаты. Таких, правда набиралось не так много, но факты были. В общем, суета поглощала всех. Май катился, вернее стремительно бежал к своему завершению, что бы передать всех нас в теплые руки июня.

За период шестого года обучения я сдружился с парнем из параллельно класса, которого звали Володька. Не сказать, что я не знал его ранее. Знал, конечно, но не так, как теперь. Во время игр в войну, индейцев и шныряния по чужим огородам, у меня была несколько другая компания, я о ней рассказывал прежде. В период перехода в более взрослое состояния моего сознания, когда душе требовалось более серьезное общение, меня стало тянуть к этому парню. Он был не глуп, увлекался музыкой. Нет, он не учился в музыкальной школе и на гитаре играл посредственно, как в прочем и я. Он увлекался прослушиванием музыки популярных зарубежных исполнителей. У них в доме был стерео магнитофон, а Вовкин брат Андрей, учившийся в институте, частенько приносил на прослушивание новые записи. Так вот, когда Андрюха постигал премудрости высшего образования мы с моим другом в свободное от обучения время знакомились с творчеством популярных зарубежных исполнителей. Мы частенько вместе играли в футбол, просто гуляли по городу, и размышляли о настоящем и ближайшем будущем (о далеком старались не задумываться), говорили о музыке и так далее, тому подобное. Короче, мы понимали друг друга

В один из последних майских дней мы с Вовкой вышли из школы. С четвертными и годовыми оценками было все понятно. Что у него, что у меня вырисовывалась вполне благополучная ситуация. Пятерок, правда, было мало, но троек у нас не оказалось. Вышли мы из школы в хорошем расположении духа. «Какие планы на лето?» – спросил меня друг. «Не знаю», – ответил я. Правда была в том, что планов то у меня и не было. Поваляться на кровати, почитать книжки, а дальше? Что делать дальше, я особенно не задумывался.

– А у тебя какие планы? – поинтересовался я.

– Июнь у меня свободен, а в июле мы с семьей уезжаем к родственникам на Украину. Знаешь, у меня есть идея по поводу июня, – сказал Вовка и с интересом посмотрел на меня.

– Выкладывай, – заинтересовался я его идеей.

Идея была вот, какая: взять и устроится поработать на месяц, подзаработать немного деньжат и на заработанные деньги купить что-нибудь, что захочется. Неплохо было придумано. Мне, как раз, «до зарезу» нужен был магнитофон. «Сам придумал?» – спросил я. «Не-а. Отец идею подсказал. Я давно прошу купить мне велосипед, складной. Он и предложил в свободный месяц заняться полезным делом», – ответил Володька, склонившись над развязавшемся шнурком на ботинке. Я согласился с его предложением. Оставалось, что бы мои родители были не против.

Мы договорились, что я уговариваю своих родителей и после этого начинаем искать подходящее место, где можно было бы поработать двум несовершеннолетним, ко всему способным, во всех отношениях положительным отрокам. Мы тогда даже не представляли себе, сколько у нас скрыто способностей, на всякие там дела, зачастую, совсем не положительные. Но об этих своих «талантах» мы узнали позже.

Вечером на родительском совете я изложил идею о летней работе. Мать, узнав, что моим напарником будет Вовка, согласилась. Отец подумал, подумал и то же согласился. Уговорились, что основные средства на магнитофон зарабатываю я, а что не хватит, добавят родители. Наконец-то моя мечта о магнитофоне исполнится, и мы с Вовкой будем обмениваться музыкальными записями, как настоящие коллекционеры музыки.

Утром в школе, я нашел Вовку и сказал ему, что все просто здорово. У него так же состоялся разговор с предками и то же был положительный результат. Была пятница, учебный год заканчивался. В понедельник нам предстояло начинать превращать свои задумки в жизнь.

Понедельник выдался так себе. Небо заволокли тучки, ветерок надувал на город прелести химического производства. В десять часов утра я зашел к Володьке домой. Андрей, его старший брат был почему-то не в инстетуте и он ехидно напутствовал нас, что бы мы искали работу потяжелее, дабы через пот и слезы познать труд, и почувствовать к нему уважение, и трепет, а после десятого класса идти прямиком в институт. Мы, выбегая из дома, мысленно послали его подальше, но вслух ни чего не сказали, а то можно было бы и по шее получить.

Побегав весь день по различным учреждениям, начиная со школы, где надо было взять наши характеристики и до детской комнаты милиции с комитетом по делам не совершеннолетних мы поняли, что двум шестиклассникам устроится на временную работу – дело не простое. К среде на руках у нас были все необходимые справки и характеристики, включая разрешение родителей. Самое трудное было пройдено, осталось только найти работу.

Начали мы с отдела кадров Новомосковской ГРЭС. Лысоватый мужик смотрел на нас не добрым взглядом. Крутил, вертел наши справки и через пять минут кряхтения сказал: «К сожалению, ребята у нас на производстве для вас рабочих мест нет. Ни чем не могу помочь». Мечты отодвинулись на неопределенное расстояние. Лица наши посерели, стало, как-то прохладно и не уютно. Как же так, такая замечательная идея, столько надежд, столько уже преодоленных трудностей и нате вам «НЕТ». Мы грустно посмотрели на него и медленно повернулись к выходу. Тут, наверное, у строгого кадровика, что-то прояснилось и на прощание он нам посоветовал: « Да не горюйте вы так, у нас работу не нашли в другом месте найдете. Я вам советую зайти в кадры ремонтно-строительного управления, что в поселке Клин, там всегда требовались подсобные рабочие. А у нас поймите, режимный объект».

Когда мы вышли из административного здания ГРЭС, было 13 часов, время обеда. Мы с грустью плелись на автобусную остановку. «Что будем делать?» – спросил Вовка. Я молчал минуту. «Поедем в Клин, я кажется знаю, где может находиться эта контора, – сказав это, я с уверенностью посмотрел на друга. – Ни чего, прорвемся!".

Клин был поселок не маленький, располагался в южной части города, на самой окраине. Там было множество гаражных кооперативов, лесопилок, складов, авторемонтный и электромеханический заводы. Среди всей этой массы заборов и проходных к трем часам по полудню мы все-таки отыскали серое двух этажное здание Новомосковского ремонтно-строительного управления. Найдя кабинет отдела кадров, мы робко, но с надеждой на лучшее постучали в дверь. В ответ послышалось: «Войдите». За дверью оказался скромный кабинет. Против окна стоял двухтумбовый письменный стол. За столом сидела приятная на вид, средних лет женщина. Усадив нас на стулья, стоящие вдоль стены она спросила: «Что вам ребята, чем могу помочь?». Мы сразу решили с другом, что о наших намерениях буду говорить я. Так вот, сглотнув слюну, я, сдерживая волнение, поведал хозяйке кабинета, что она то и может нам помочь, что она то нам и нужна, потому что мы хотим своим посильным трудом внести вклад в производственные успехи данного предприятия. После моей проникновенной речи мы подали Вере Степановне, так она представилась, свои документы. Вера Степановна, на удивление серьезно стала изучать наши справки и характеристики. После того, как всё внимательно прочитав, она посмотрела на нас.

Два друга сидели и ждали вердикт. Все же теплилась надежда, что тут-то нужны наши рабочие руки. К нашему счастью они действительно оказались просто необходимы. «Что же, вы ребята пришли по адресу. Нам, как раз необходимы две пары рук в помощь нашим ремонтным бригадам. Сейчас мы вас оформим и завтра можете выходить на работу». Мы удивились скорости принятия решения по нашему трудоустройству. Видимо и в правду, подсобные рабочие были им нужны. Вера Степановна позвала к себе в кабинет нашего будущего руководителя – прораба дядю Сережу. Искренне поблагодарив Веру Степановну, мы вышли из кабинета в сопровождении дяди Сережи.

Лет прорабу было 35 или 36. Дядя Сережа был высок ростом и немного сутулился, в плечах был не широк и имел открытое улыбчивое лицо. «Ребята, не представляете, как вы меня выручили. Надо срочно три объекта сдавать, а рук не хватает. Так, а вы лопаты можете в руках держать?» – выпалил дядя Сережа, ведя нас по коридору. «Да мы и лопаты и молотки с пилами в руках держать умеем, и раствор мешать можем», – с гордостью за наши способности ответил Вовка. Правда, на счет раствора он немного перебрал, с роду ни он, ни я растворов не замешивали, ну не приходилось пока, что уж тут поделаешь. Наш новый шеф был доволен ответом. Пройдя еще несколько шагов по коридору, мы остановились против двери с табличкой «Прорабская».