Завоевание Средней Азии в хрониках российской армии

Туркмены больше на русских не нападали и ушли в Хиву. Туда их дошло человек 700 из посланных 2 тысяч. Остальные замёрзли в степи, часть умерло от голода. В Хиве, они, недолго думая, заявили, что весь русский отряд вымерз и воевать не с кем. В Хиве началось ликование. А то, что их вернулось всего 700, на это и внимания никто не обратил. Всё это стало известно потом, после похода, когда с Хивы стали возвращаться русские пленные.

Известия о появлении в степи хивинцев, произвели неблагоприятное впечатление на киргизских верблюдовожатых, лаучей. Одной ночью, без разрешения, с десяток их отряд покинули и ушли в свои кочевья. На следующий день оставшиеся взволновались, и уже все, а их было больше 2 тысяч, хотели последовать ночному примеру. Ситуация в секунду стала критической. Но Перовский приказал их окружить войсками, двоих расстреляли, бунт и неповиновение были подавлены в зародыше. (29,с.588; 32,с.159; 19,с.556).

Дальше в описании похода у авторов есть некоторые расхождения. Приведём сначала вариант Макшеева. Как ни как когда он писал свой труд, он был уже генералом, за плечами имел громадный опыт службы в Азии, участвовал в разных экспедициях, воевал. Наверное, он отдавал себе отчёт, что при работе над таким военно-обзорным материалом, допускать ошибки просто нельзя. Плюс ко всему, он наверняка пользовался какими-то серьёзными документами, из военного министерства, например. У русских авторов того времени есть одна особенность, нам малопонятная, в то же время неприятная и затрудняющая работу. Все они, начиная от прапорщика и кончая генералом, штатские тоже, очень и очень редко дают какого-либо рода ссылки, откуда они эти данные взяли, от кого получили. Так что тут нам остаётся всё принимать на веру и не сомневаться в порядочности старых русских исследователей.

Макшеев пишет, что на Эмбе отряд простоял почти целый месяц, (Захарьин – более 2 недель, выше упоминалось), занимаясь устройством продолжения похода. Годных к дальнейшему походу верблюдов, из 12 с лишним тысяч, оказалось 8900, поэтому всё без чего можно обойтись, оставили и 31 декабря начали выступление на Ак-Булак. Выступали 4 колоннами. Первая, полковника Бизянова, выступила 31 декабря, 4 января вышла колонна полковника Кузьминского, 10го тронулась главная колонна генерала Циалковского, прибыла она на Ак-Булак 25го, сделав за 16 дней 160 вёрст. Четвёртая колонна полковника Гекке выступила 16го и прибыла на Ак-Булак 2 февраля. (32,с.160).

Перовский же с лёгким отрядом выступил 17 января, и по пути обогнав все колонны, лично убедился в трудностях пути. После этого он принял командование над 3й колонной, сместив, теперь уже окончательно, генерала Циалковского, который теперь следовал с отрядом как какой-нибудь наблюдатель.

В общем если брать по выходу 4й, последней колонны, 16 января, то действительно, можно считать, отряд на Эмбе простоял около месяца. Прибыли в декабре 19го и последние ушли 16 января.

Главное же, это то, что Макшеев прямо указывает, что с Эмбы на Ак-Булак отряд выступил весь, разбитый на колонны.

Абаза сообщает примерно то же самое. По его тексту понятно, что шёл весь отряд. Переход был очень тяжёлым. Бураны, снег, мороз. Бывали дни, когда отряд проходил не более 4 вёрст. В Ак-Булаке все собрались в конце января 1840г. (1, с.36).

Захарьин же утверждает другое. Он особо обратил на это внимание, он писал, что, не смотря на общепринятое в исторической литературе мнение, что Перовский на Ак-Булак двинулся со всем экспедиционным отрядом, это не так. На Ак-Булак пошла всего одна колонна, все остальные войска оставались пока на Эмбе. (19,с.555, 564). Вышла колонна 9 января, начальником её был Циалковский, Перовский вынужден был его вновь назначить в строй, по болезни других старших офицеров.

Но, не смотря на категоричность утверждения Захарьина на движение к Ак-Булаку всего одной колонной, кажется прав всё же Макшеев и не только потому, что детально, по числам, называет даты выхода с Эмбы каждой колонны и прибытия их на Ак-Булак. Макшеев наверняка писал эту часть своей работы на основании каких-то документов, Захарьин же нет. Он сам в начале своей работы прямо указывает, что написана она «по рассказам и запискам очевидцев». Написал же Захарьин свой труд в 1891г. Со времени похода прошло 50 лет. Большинство его участников уже умерло, оставшимся в живых было лет по 70 и больше, т.е. память их могла и подвести, хотя, в общем, такое никогда не забывается.

Но как бы там не было, в конце января – начале февраля, главные русские силы пришли на Ак-Булак.

Генерал Перовский, ещё на стоянке в Эмбинском укреплении, начал сознавать, что поход, по сути дела, провален. В Петербург с Эмбы он отправил два донесения, в которых писал, что если на Устюрте снега будет мало, то отряд двинется дальше на Хиву, если же много, то вернётся на Эмбу, и по весне, получив подкрепления, всё же продолжит свой марш к конечной цели.

Придя на Ак-Булак, Перовский отправил на Устюрт рекогносцировочный отряд полковника Бизянова и генерального штаба штабс-капитана Рехенберга в составе 150 уральских казаков при одном 3х фунтовом орудии. Отряд должен был разведать пути к Устюрту, подъём на него и сколько снега на плато. Через 8 дней отряд вернулся. Результаты рекогносцировки были неутешительны. Бизянов доложил, вперёд, вёрст на 100 до подъёма на плато, снега ещё больше, корма и топливо им занесены, местами с трудом можно пройти даже на лошади. На самом же Устюрте, по которому отряд прошёл 20 вёрст, снега хоть и меньше, и он мягче и рыхлее чем внизу, но всё равно его слишком достаточно.

Таким образом, продвижение вперёд становилось проблематичным. Плюс ко всему, здесь на Ак-Булаке, русские узнали ещё об одном свалившимся на них бедствии. Рухнула и надежда на доставку с Каспийского моря верблюдов и провианта из Ново-Александровска. Суда с провиантом посланные из Астрахани, частью вернулись обратно, частью были затёрты льдами в 100 верстах от Гурьева и впоследствии разграблены адаевцами. Что же касается верблюдов, то для сбора их у киргизов между низовьями Урала и Ново-Александровским укреплением, ещё в ноябре 1839г., был послан корнет Аитов. Собрав 538 голов, Аитов двинулся с ними в Эмбинское укрепление, но 8 января вожаки из адаевцев напали на него, связали и увезли в Хиву, а собранных верблюдов возвратили в аулы.

Всё рушилось. Срочно был собран военный совет. На совете все высказались за невозможность продолжения похода. Приводились следующие аргументы. Если на полпути до Хивы потребовалось 2,5 месяца, нельзя было рассчитывать, что другая половина может быть пройдена за месяц, а именно на этот срок можно было поднять на оставшиеся верблюды продовольствие, не считая боеприпасов. Отряд мог достигнуть Хивы только при условии полного израсходования всего наличного продовольствия, изнурения лошадей и обессиливания верблюдов. При этих условиях отряд лишился бы не только способности действовать свободно, но мог быть поставлен в бедственное положение, и ему грозила возможность или быть целиком уничтоженным, или вынужденным сложить оружие. Вероятнее всего же было, что, не дойдя до Хивы, войска должны бы были повернуть обратно и, побросав всё, вернуться на Эмбу, что с пути было гораздо труднее, чем начать этот отход сейчас, от Ак-Булака, не вступая на Устюрт. Кроме того, продолжение похода было делом рискованным ещё и потому, что если киргизы узнают о бедственном положении отряда, то по примеру адаевцев, могут отказать в поставке верблюдов и отрезать всякое сообщение отряда с Россией. И, наконец, самая побудительная причина немедленного возвращения – убыль в людях вследствие постоянно увеличивающейся между ними смертностью и болезнями.

Перовский, убедившийся в невозможности продолжать путь к Хиве, решил вернуться к Эмбе, где был 4х месячный запас продовольствия. 1 февраля был объявлен приказ о возвращении. (19,с.573; 32,с.161–162).

Отступление началось 3 февраля. С Ак-Булака уходили 4 колоннами. Об этом пишут Макшеев и Захарьин. Таким образом, получается, как пришли с Эмбы на Ак-Булак 4 колоннами, так и в таком же порядке его покинули. Вот и получается, что Захарьин сообщая об уходе из Ак-Булака 4 эшелонами, незаметно для себя, себя же и опровергает. Ранее он писал, что основная масса войск оставалась на Эмбе и никуда с места не трогалась. (19,с.564, 578).

Далее Захарьин и Абаза сообщают, что войска пришли на Эмбу и простояли там до весны. (19,с.581; 1,с.39). Макшеев же пишет более определённо и конкретно. Обратный путь был не менее трудным. С Ак-Булака вышло 5 тысяч верблюдов, на пути к Эмбе 1780 пало. Морозы были от 15 до 25 градусов, плюс пронзительный ветер. На Эмбинское укрепление отряд не заходил, а между 13 и 17 февралём все колонны прошли мимо укрепления и направились в выбранное ими генералом Толмачёвым и подполковником Иваниным лагерное место при впадении реки Сага-Темир в реку Эмбу, куда потом были перевезены все запасы из Эмбинского, само же оно было взорвано.[19 - Укрепление Ак-Булак при отходе было также взорвано. Иногда, даже в драматических ситуациях, случаются довольно смешные истории. Так вышло на Ак-Булаке. Большая часть верблюжьего транспорта шла в сопровождении одних калмыков. Те, обревизовав поклажу, обнаружили, что значительную часть составляет непонятный для них груз – маленькие кирпичи. Калмыки, недолго думая, груз этот выбросили как ненужный, а верблюдов перевели в резерв, полагая, что этим, сослужили русским хорошую службу. Когда уже на зимовке в новом лагере, русские хватились этих «кирпичиков», то калмыки совершенно искренне им заявили, что они их выбросили, но что в Оренбурге вернут им столько же и нормального размера. «Кирпичики» эти были плитками телячьего бульона, чего калмыкам не сказали, то ли по забывчивости, то ли из-за опасения, что те по пути съедят их сами, отсюда и трагикомический результат.] В новом лагере отряд простоял до половины мая. Лишь дивизион 1го Оренбургского казачьего полка и 5 сотен уральских казаков ушли раньше. Дивизион под начальством полковника Гекке 24 февраля был отправлен на линию, для сбережения зернового фуража и прибыл в Ильинскую станицу 12 марта. Две сотни уральских казаков с султаном Айчуваковым и штабс-капитаном Рехенбергом были отправлены к Каспийскому морю, для сбора верблюдов и наказания киргизских родов, ограбивших и сжёгших русские суда с провиантом и захвативших в плен корнета Аитова. Чуть позже к ним присоединились оставшиеся 3 уральские сотни с двумя 3х фунтовыми единорогами, под начальством полковника Бизянова, который и взял на себя общее командование.

Бизянов преследовал откочевавшие киргизские роды до песков Сам на Устюрте, на обратном пути разорили адаевские кочевья у устья Эмбы и отобрали у них несколько сот верблюдов (у Захарьина 850), которых Айчуваков в конце марта и привёл в русский лагерь. Сам же полковник Бизянов поиск свой продолжил и вернулся в Калмыковскую станицу 12 мая.

Генерал-адъютант Перовский оставался в лагере до 1 апреля, пока не обеспечил отряд перевозочными средствами и продовольствием. Затем он в сопровождении сильно больного генерала Молоствова и всех больных офицеров и юнкеров, выехал в Оренбург, куда и прибыл 14 апреля. Основные войска оставались в лагере, покинули его только 18 мая, а в Оренбург пришли 8 июня. Поход закончился. (19,с.580–582; 32,с.162–163).

г) Причины неудачи и итоги похода

Основной причиной затеянного предприятия являлось полное, или почти полное незнание края, его климатических и природных условий (речь идёт не о прилегающих к Оренбургу степях, а гораздо дальше, к востоку и Устюрту), игнорирование опыта степных кочёвок киргизских родов и того, даже небольшого опыта, который был у русских. В результате совещания 12 марта 1839г. было принято решение о проведении осенне-зимней экспедиции, что явилось решением роковым и обрекло экспедицию на неудачу. К этому, в организационный период, добавился ещё ряд более мелких просчётов, которые в сумме своей, так же сыграли свою роль и ускорили неудачный исход. Ну, например, это нелучший выбор промежуточных пунктов, плохая экипировка пехоты, плохая конструкция передвижных лазаретов, в которых больные в большинстве случаев умирали, а не выздоравливали, взятие в поход много ненужного, и наоборот, отсутствие необходимого, плохой подбор начальствующих кадров, Циалковского, например и т.д. Всё это являлось результатом полного отсутствия опыта дальних степных походов, особенно в отношении пехоты, да ещё в таком количестве, так что результат экспедиции был закономерен и, слава Богу, что генерал Перовский в нужный момент принял нужное решение и вовремя начал отступление. Дальнейшее движение вперёд было чревато неминуемой трагедией и такое наверняка бы случилось, сумей Циалковский довести свои интриги до конца и принять начальство над отрядом.[20 - Циалковского сильно подозревали в отравлении генерала Молоствова, который внезапно, без видимых на то причин, тяжело заболел непонятной болезнью, после чаепития в палатке у Циалковского. После этого Циалковский делал неоднократные попытки заполучить к себе на чашку чая и Перовского, но тот все его приглашения отвергал.] Кроме этих конкретных причин, приведших к неудачному исходу, были ещё причины и политического характера. Макшеев писал: «Предприятие Перовского в политическом отношении не могло иметь успеха, потому что не было подготовлено предшествовавшею нашей деятельностью на Оренбургской окраине. Занимая в течение столетия пассивное положение на линии, мы не обеспечили её от набегов своих же подданных киргиз, не приобрели непосредственной власти и силы в киргизской степи и не оградили её от влияния ближайшего из Туркестанских независимых владений, ханства Хивинского. Что бы оспаривать это влияние, необходимо было предварительно самим утвердиться в степи, но генерал Перовский думал иначе и полагал возможным начать дело с конца». (32,с.148).

На экспедицию, как уже в начале этой части главы писалось, было отпущено 1,698 млн. рублей ассигнациями и ещё 12 тысяч червонцами, израсходовал Перовский, или как сейчас говорят «освоил», только полмиллиона. [21 - Сведения о финансировании того или иного военного предприятия в русской литературе всегда самые противоречивые. Причём разница в цифрах просто огромна. Были приведены данные Захарьина, Лобысевич же пишет о 6,5 млн. ассигнациями! (29,с.588).]

Говорят, на ошибках учатся. Однако Перовский, несмотря на неудачу именно из-за выбранного время года, тем не менее, второй поход на Хиву, планировал тоже на зиму. Он предлагал снарядить для этого 19 тысяч войска, куда бы входили и гарнизоны для промежуточных укреплений, 15 тысяч лошадей, 6 тысяч волов, 17 тысяч верблюдов, около 150 тысяч четвертей продовольствия, 15 тысяч вёдер вина (имеется в виду хлебное вино, т.е. водка) и пр. И всё это затеять опять зимой. Какими, интересно, соображениями он руководствовался? Мало что ли ему было одной зимы? Или он рассчитывал, что такие зимы как зима 1839–1840гг. случаются раз в 100 лет? Непонятно. Но к счастью поход этот утверждён не был, Перовский от губернаторства в Оренбурге был освобождён и для поправки здоровья отпущен за границу. (32,с.163–164).

Ну, а теперь об итогах всего этого предприятия. Сначала о потерях русских войск. В результате боевых столкновений с хивинцами потери в войсках были минимальны, убитых 5 и 13 раненных, все нижние чины. А вот потери от холода и болезней были огромны, причём, как и всегда, у разных авторов они приводятся в разных числах. Начнём по порядку.

Абаза общие потери русских войск не называет, пишет только, что из 5 тысяч русских солдат осталось менее 4 тысяч (а сколько?), из них 600 больных. Потери в верблюжьем транспорте у него оцениваются в 10,5 тысяч. Из 12 тысяч верблюдов, пишет он, осталось полторы тысячи. (1,с.39).

Захарьин приводит потери просто фантастические. За поход умерло 11 офицеров и более 3 тысяч нижних чинов! Наверное, это результат его опроса живых участников похода, которым к моменту этого опроса было лет 70–80. (19, с.579).

Лобысевич цифры потерь не приводит, сообщает только, что на линию возвратилась только треть войск. Таким образом, общие потери по Лобысевичу – убитых, раненых, больных и обмороженных составили так же более 3 тысяч. Верблюдов из 10 тысяч вернулось не более тысячи. (29,с.588).

Наиболее реальные цифры потерь, конечно же, у Макшеева. Он пишет: «…Среди людей, болезнь и смертность, особенно в гарнизонах, развилась до громадных размеров. В основном была цинга и горячка, в весеннее время они даже усилились и не прекращались с прибытием на линию. Всего во время похода умерло, не считая 199 башкир в транспортах, собственно в отряде – 8 чиновников и 1054 нижних чина, или 18%. Более всего пострадали гарнизоны укреплений и пехота, менее всего – уральские казаки. (32,с.163).

Несмотря на неудачу, поход продемонстрировал необыкновенную стойкость русского солдата, его выносливость в небывалых ещё условиях зимнего похода по пустыне. Все офицеры получили за поход или ордена, или следующий чин и, внезачёт, по годовому окладу. Нижние чины выборочно были награждены знаком Военного ордена (т.е. георгиевским крестом) и всем выдано денежное вознаграждение. Юнкера и унтер-офицеры топографы были произведены в прапорщики.

Долгое пребывание войск в Новоэмбинском укреплённом лагере имело вид подготовки ко второму походу, и это вынудило Аллакуллихана пойти на уступки. Он издал фирман, в котором запрещал всем своим подданным грабить и полонить русских, освободил и отправил на родину всех русских пленных, дав каждому в дорогу по одному золотому (4 рубля), мешку муки и по верблюду на двух человек. Правда, шёл разговор, что всю эту акцию провели англичане, они, опасаясь вторичного и более успешного русского нашествия, заставили хана сделать это, даже вроде сами выкупили у него пленных. Может быть. Шла 1я англо-афганская война и англичанам, конечно же, было выгодно, что бы русские находились как можно дальше от Средней Азии.

Всего в Оренбург прибыли корнет Аитов и 416 бывших пленников. (1,с.41–42; 19,с.585; 32,с.164).

С этой стороны кажется, что вроде экспедиция и была неудачной, но какой-то положительный, реальный итог, всё же имела. Пленники возвратились на родину, это главное. Однако не надо забывать, что в Оренбурге находилось столько же, даже чуть больше, арестованных хивинских купцов. По сути дела, произошёл размен, который при умелом ведении дел мог произойти и без похода, без миллионных затрат и многочисленных жертв.

Единственным положительным итогом этого предприятия было то, что власти в центре и в Оренбурге поняли, что проводимая ими политика по отношению к киргизским степям не эффективна и губительна для обеих сторон, что не обеспеча себе власть и авторитет в степях, о покорениях среднеазиатских ханств нечего и думать, что решать проблему надо начинать не с конца, как это попытался сделать Перовский, а самого начала, последовательно и безостановочно. Начинался новый период в русско-среднеазиатских отношениях, который подготовил прочный тыл и создал надёжные плацдармы для решительного и быстрого наступления вглубь Азии.

Итак, второй поход русских регулярных войск в Среднюю Азию кончился хоть и не катастрофически как первый, но всё-таки полной неудачей. Однако, прежде чем продолжать дальнейшую хронику событий, считаем следует вернуться немного назад и остановиться на одном, всеми забытом событии.

д) Экскурс в историю

В общем-то, поход Перовского в 1839–1840гг., если быть точным по счёту, был не вторым, а третьим. Второй же поход, до конца не доведённый, вернее прерванный почти с самого его начала, был поход донских казаков на Индию. Планировался поход по маршруту Астрахань-Каспийское море-Астрабад-Персия-Афганистан-Индия. Средняя Азия из этого маршрута исключалась, следовательно, исключались пески, высокогорные плато, враждебные отношения среднеазиатских правительств. Т.е. Среднюю Азию движение казаков обходило стороной. Но это, конечно, не означает, что угроза со стороны ханств при этом исчезала.

Речь идёт о пресловутом и всеми ныне забытом походе казаков атамана Платова в 1801г. Он напрямую был связан с резкими переменами русского внешнеполитического курса и личными амбициями императора Павла. После занятия Мальты англичанами, двусмысленного поведения австрийцев по отношению к русским войскам в Швейцарии и, в то же время демонстративно дружественных заигрываний, тогда ещё генерала, Бонапарта к России, Павел единолично и в одночасье изменил курс русской политики, отозвал Суворова из Италии, и, не дожидаясь официального заключения франко-русского союза, решил совершить то, о чём Бонапарт, и мечтать не смел, а именно ударить по Англии в самое её сердце, в Индию. Как Павел Петрович пришёл к такому решению – неясно. Подсказал ли кто, либо он интуитивно додумался до этого, остаётся только гадать. Однако решение было правильным и смертельно опасным для англичан, недавно только с помощью флота ликвидировавших попытку французов прорваться на Восток. В персидские и афганские же степи и горы, адмирал Нельсон свои фрегаты ввести не мог, а русские при желании и при тщательной подготовке, могли в Индию с севера или запада и вторгнуться.

Платов был в опале, причём не просто в опале, а сидел в Петропавловской крепости. Вдруг, чуть ли не среди ночи, за ним приходит сам комендант, и его везут к Павлу в Михайловский замок. Вводят к императору. Тот, ничего не объясняя, сразу, как говорится «в лоб», задаёт вопрос, знает ли тот дорогу в Индию? Платов ответил утвердительно, а кому охота в крепость возвращаться? Павел тут же приказал ему ехать на Дон, собрать тысяч 10 казаков с артиллерией и идти, не мешкая на Индию. Машина была запущена и завертелась. Ни о какой тщательной подготовки и речи не было, но факт начала экспедиции был налицо. Это настолько поразило англичан, что они предприняли буквально нечеловеческие усилия, чтобы устранить автора этой идеи, полностью субсидировали заговор против императора, который и совершился в марте 1801г. Павел был убит, франко-русский союз не состоялся, казачьи полки Платова были в районе Астрахани остановлены и возвращены на Дон.

Это была за всё время господства Англии в Индии единственная, реальная и конкретная угроза жемчужине Британской короны. Но поход этот, к счастью или несчастью, не состоялся, и лишь одному Богу было бы известно, что бы произошло, если переворот 12 марта, закончился неудачей. Однако русские панику англичан запомнили хорошо, и движение затем в Среднюю Азию во многом предпринималось как ответ на постоянные английские угрозы, особенно после Крымской войны. (48, т.3, приложение 6, с.27–29).

Часть 5. Начало русского наступления. 1847–1862гг.

а) Постройка фортов в киргизских степях

В 1842г., 3 июля, в Оренбург прибыл новый генерал-губернатор генерал-лейтенант Обручев, ранее командовавший дивизией гренадёрского корпуса. С его именем и связано изменение русской политики по отношению к киргизской степи, проникновения вглубь этих степей, устройства там постоянных укреплённых фортов, в общем, обуздание и, в то же время защита киргизских племён, бывших до этого русскими подданными лишь по названию. При Обручеве линия русских укреплений стала неуклонно приближаться к среднеазиатским владениям.

После зимней экспедиции генерала Перовского стало ясно, что зимою в пустыне несравненно труднее, чем летом, поэтому войска стали посылать в степь только в тёплое время года. Изменилась и цель походов. Если раньше, за небольшим исключением, они носили характер поиска и приносили русским больше вреда чем пользы, то с прибытием Обручева, войска стали посылаться в степь для прикрытия многочисленных топографических партий, затем во время возведения фортов использовались для конвоирования в них транспортов с продовольствием, боеприпасами, строительными материалами, принимали участие в постройке этих фортов, стояли в них гарнизонами, а так как смена этих гарнизонов происходила раз, а то и два раза в год, то передвижение по степи для войск стало делом привычным, и они быстро получили необходимый навык.

Обручев на основании личного опыта сам составил подробные правила для степных походов. Он, например, установил, что бы нижние чины в жару в походе были в одних рубахах, имея в руках только ружья и патроны, ранцы же и шинели везли на свободных подводах или артиллерийских лафетах, солдаты шли свободно, строя не соблюдали. Пехота стала в жару делать переходы в 30–35 вёрст, даже без привалов. (32,с.172–173).

Затем начался период устройства русских укреплений в глубине степи, вдали от линии. Начало было положено в 1845г. возведением двух фортов, Оренбургского на реке Тургай (позже город Тургай) и Уральского на реке Иргиз (ныне город Иргиз). Название их Оренбургское и Уральское было таковым, что гарнизон первого составляли оренбургские казаки, а второго – уральские. Строительство форта Уральского осуществлял генерального штаба полковник Бларамберг, Оренбургский форт возводил генерального штаба капитан Рыльцов, причём место для этого форта было выбрано не совсем удачное, и впоследствии он несколько раз перестраивался. (4,с.271; 64,с.535).

Форты Уральский и Оренбургский были возведены хоть и относительно близко к границам среднеазиатских владений, но находились всё же ещё в глуби степей и являлись как бы промежуточными укреплениями для складирования провианта, фуража, боеприпасов на случай крупной военной экспедиции в Среднюю Азию. Форт Уральский находился, например, в 400 верстах от Орска в направлении Аральского моря.

Возникновение этих фортов и других укреплений в киргизской степи, где в течение многих столетий грабили и убивали, в значительной мере способствовало к постепенной потери интереса к баранте и установлению относительного внутреннего порядка. (4,с.273–274).

А через 2 года, в 1847г., на правом берегу Сырдарьи, недалеко от впадения её в Аральское море, было возведено Аральское укрепление, или форт Раим, получивший своё название от находившегося по близости захоронения Раим. Форт Раим был уже заложен на самой границе с хивинскими владениями, в 70 верстах ниже крепости Джан-кала, на левом берегу реки. Укрепление было закончено 6 июля 1847г., гарнизоном в нём было оставлено 700 человек, комендантом назначен майор Ерофеев, наверное, тот самый, который ещё поручиком или штабс-капитаном отличился в Перовском походе. Кроме того, лейтенантом Краббе была собрана двухмачтовая шхуна «Николай» и лейтенант Митурич совершил на ней первый рейс по Аральскому морю, где доселе не появлялся ни один корабль. (4,с.286–287).

Возведение Раимского укрепления вызвало сильное недовольство хивинцев, собиравших до этого времени подати с киргизов, кочевавших в низовьях Сырдарьи и пошлины с караванов, ходивших из Бухары в Оренбург. Боясь прекращения этих поборов, они употребили все усилия, чтобы удалить отсюда русских, но безрезультатно. Усилия же эти выражались, естественно, в совершении вооружённых налётов на правый берег.