Ошибка императора. Война
Осторожный француз не стал уточнять, чей флаг: Франции или Великобритании. «Время покажет», – подумал де Пуант, а вслух произнёс:
– Думаю, что сровнять город с землёй – проблема небольшая, милорд. Вот найти и потопить тихоокеанскую эскадру русских и тем самым обезопасить нашу с вами торговлю в тех местах от русских каперов… посложнее будет.
Захмелевший Прайс не ответил. Он, заложив руки за голову и прикрыв глаза, развалился в кресле, мечтая о предстоящих сражениях. Но, неожиданно потянувшись, он провозгласил тост:
– Выпьем, сударь, за неё, за «Вираго», чтоб поскорее принесла нам благую весть.
Француз недоумённо посмотрел на своего коллегу:
– За неё?!..
– Да-да, за неё, за мегеру, воительницу, если хотите, сударь, стерву. Такой имеет смысл английское слово «вираго», мой дорогой адмирал.
Адмиралы дружно выпили. Вскоре показалось дно бутылки. Для приличия ещё немного поговорив, старые моряки распрощались.
Уже к вечеру французский фрегат «Ла Форт» сменил место стоянки, встав недалеко от «Авроры». Теперь французы вели постоянное наблюдение за русским фрегатом. Но ведь это французы… Монотонность, скука и духота их утомляют…
Так прошло несколько суток. Со стороны казалось, что ремонт «Авроры» идет медленно. Матросы продолжали болеть, целыми днями по всему рейду с борта судна изредка доносились стуки молотков, раздавались ленивые окрики боцманов, судовой колокол методично отбивал склянки. Всё говорило о правоте слов французского адмирала.
Каждое утро ровно в восемь часов с последним ударом склянок с мостика «Авроры» раздавалась команда: «На фла-аг и г-ю-йс…»
В звонкой тишине полного штиля в минутном молчании замирает строй матросов и офицеров. Андреевский флаг, синий косой крест на белом полотнище, медленно ползёт вверх. Весь экипаж с замиранием следит за подъемом святыни. И не бывает в жизни русского моряка более торжественной минуты, чем подъем корабельного флага, зовущего без колебаний умереть за веру, престол и Отечество.
Моряки знают: даже если их корабль будет со всех сторон окружён неприятелем, их командир никогда не отдаст позорную команду «Флаг спустить». Не шелохнувшись, стоит строй.
Командир «Авроры», со слов иностранных матросов, болтающих языками в портовых кабачках (несмотря на запрет общаться с местным населением), знал, что мирно стоящие англо-французские корабли рассматривают русский фрегат, как дорогой трофей, и только и ждут вестей с почтового парохода «Вираго» о начале войны. А потому союзники не выпустят этот корабль из порта. И тогда…
Вот и сегодня день на «Авроре» прошёл в обычном распорядке.
В этих широтах вечер наступает внезапно. Приглушая звуки и скрывая яркие дневные краски, сразу падает темнота. И тут же отчётливо вырисовываются огни на гафелях многочисленных судов.
Тропическая темень, как всегда, обрушилась резко. Большая часть команды после трудного дня в подвесных койках пыталась заснуть в душных кубриках, подстелив под себя мокрые прохладные рубашки. Несмотря на позднее время, на палубе корабля ещё раздавались приглушённые голоса матросов боцманской команды и недовольное ворчание самого старшего боцмана Жильцова, с переносным керосиновым фонарем шныряющего по всем закоулкам фрегата в поисках оставленного каким-нибудь нерадивым матросом инструмента.
Убедившись, что экипаж отдыхает, Изыльметьев в кают-компании собрал офицеров на совещание.
Полумрак. Душно. Иллюминаторы раскрыты настежь. Тихо и загадочно звучит фортепьяно. Пальцы лейтенанта Максутова мягко касаются клавиш, и волшебные звуки «Лунной сонаты» Бетховена заполняют кают-компанию.
Лица офицеров напряжены, глаза многих полуприкрыты. Неяркий жёлтый свет от двух карселевых ламп слабо освещает угол помещения, где расположен крепко принайтованный к палубе музыкальный инструмент, и кажется, что звуки льются ниоткуда, из пустоты. И это придаёт им ещё большую загадочность.
В тесном углу рядом с Максутовым, облокотившись на инструмент, пристроился судовой священник Иона. Он тихо посапывал, для приличия изредка открывая глаза. Несколько волос его длинной шевелюры от духоты и пота прилипли ко лбу, и батюшка широким рукавом рясы, стараясь не потревожить лейтенанта, поминутно, но очень осторожно промокал лоб.
Но вот последние аккорды затихли. Командир встрепенулся, поблагодарил пианиста и попросил внимания:
– Время позднее, господа. – Изыльметьев показал на иллюминатор, в котором в свете кормовых огней виднелись слабые очертания иностранных кораблей, полукольцом охвативших рейд. – Смотрите, господа, как обложили… Стерегут. Вряд ли они дадут нам уйти!..
Командир немного помолчал, опять посмотрел в иллюминатор и продолжил:
– Я не знаю, что делают эти англосаксы здесь, в порту, и куда они потом отправятся, но точно знаю, что не сегодня-завтра наши союзники превратятся в наших противников, подлых и жестоких. Не зря же «Форте» перешвартовался к нам под борт, совсем не зря.
Выход один: тянуть более нельзя, не сегодня-завтра прибудет их почтовый корабль «Вираго». Не сомневаюсь, война с англо-французами, если не началась, то не за горами. Предлагаю, господа офицеры, завтра под утро сняться с якоря и уходить. И прощаться надобно тихо и незаметно, как принято говорить, «по-английски». Не скрою, риск в этом есть, и немалый. Коль французы проснутся, беды не миновать.
Командир на какое-то время задумался. И, словно оправдываясь перед подчинёнными, добавил:
– Нет у нас, господа, другого выхода, нет. Не выпустят союзники «Аврору» без боя. А коль догадаются о нашей затее, бой начнут прямо на месте. Со всех сторон полетят ядра. И я не думаю, что сражение будет в нашу пользу.
– Не догадаются, Иван Николаевич, это точно, – подал голос судовой врач Вильчковский. – Я давеча, как вы приказали, обошёл все иностранные суда в поисках хинина. Никто не дал. Теперь они точно думают, что у нас половина команды при смерти и некому ставить паруса. Нет, ну каково, господа? Не помочь больным?!.. Что за люди?..
– У нас хватит смелости и мужества достойно постоять за себя, Иван Николаевич, – подал голос недавний пианист князь Максутов. – Офицеры с «Ла Форта» болтали в кофейне, мол, часть экипажей с кораблей отправилась по железной дороге в столицу, Лиму, развлечься. Всё полегче будет, ежели что.
Изыльметьев скептически посмотрел на лейтенанта, усмехнулся, затем встал.
Его массивная фигура нависла над столом, отбросив крупную тень на переборку. Показав рукой на иллюминатор, в котором виднелись якорные огни иностранных кораблей, он произнёс:
– Давайте, господа, без этого «ежели что»! Не сомневаюсь, лейтенант, в смелости экипажа. Да, погибнуть – дело нехитрое. Но нам нужна удача. Вся надежда на ночной и утренний туман… А бой… Долго ли продержимся?.. Ждут нас, господа, на Дальнем Востоке, очень ждут.
Вы, Михаил Петрович[69], – обратился он к старшему помощнику, – лично проверьте, чтобы смазаны были все блоки. Якорь следует поднимать медленно, не дай бог где-нибудь скрипнет. Сами знаете: на милю при утренней тишине слышно будет. Того же прошу и при спуске шлюпок. Команды отдавать шёпотом. Пресной воды и прочего хватит до ближайшего порта?
Старпом утвердительно кивнул:
– Пару дней назад забункеровались под жвак, Иван Николаевич.
– Лимонов нагрузили, свежего мяса, огородной зелени, какие были медикаменты, – тоже, – вставил доктор. – Даже перуанский бальзам, как вы, Иван Николаевич, советовали, с собой взяли. Белья нижнего для матросов с достатком запаслись. Но эта сырость на корабле… Неужели нельзя создать на «Авроре» хоть один сухой уголок? – в отчаянии закончил доктор.
– А… – встрепенулся священник и в упор уставился на старпома.
– Бочки загрузили в должном количестве. Не переживайте, батюшка, вина хватит, – усмехнулся Тироль.
– Не можно без того. Грех это! – довольный ответом, пробормотал Иона.
– Хорошо! – произнёс командир. – Дорога длинная, 9000 миль впереди. Всё, господа офицеры, спать. В три – подъём. Завтра, – Изыльметьев обвёл взглядом подчинённых, – непростой день. Коль надо будет, умрём, но флаг свой не опозорим. Да поможет нам Бог! А по поводу сухого уголка, доктор, потерпите.
Иеромонах Иона трижды перекрестился. Затем назидательно произнёс:
– Умрём?!.. Бог дарит человеку жизнь, господа! И потому человек не вправе расстаться с подарком божьим, не имея на то уважительной причины. Но перст божий указывает нам, грешным, – иеромонах поднял указательный палец левой руки вверх, – коль того требуют интересы высшего порядка во спасение душ чад своих, Господь примет оную смерть без порицания.
Священник помолчал, потом добавил:
– На всё воля Божья! Аминь!
Иона опять перекрестился и шумно выдохнул. Перекрестились и присутствующие.
Ночь прошла тревожно.
Туман на следующий день не подвёл. Влажная липкая пепельно-серая пелена опустилась на рейд, скрыв очертания соседних судов. Стояла тишина.
Неслышно ступая босиком по деревянной палубе, матросы и офицеры разошлись по отведённым ранее местам.
Стоя на юте с бесполезной подзорной трубой, командир шёпотом приказал помощнику вахтенного офицера гардемарину Григорию Аниканову:
– Передайте боцману, Аниканов, приказ: «Спустить шлюпки. Якорь поднять».
Аниканов стремглав слетел по трапу вниз, но на палубе споткнулся, зацепившись ногой за комингс.
– Аниканов, мать твою, так и башку сломать можно! – недовольно прошипел старший помощник. – Что за молодёжь пошла… Спешить надо медленно… Пора бы традиции морские знать, чай, не впервой на море.
С борта тихо спустили все шлюпки. По штормтрапам в них ловко сошли матросы и офицеры. Шлюпки взяли фрегат на буксир приготовленными ранее канатами.
Через несколько минут якорь пополз вверх. Его лапы, увешанные водорослями и морским илом, медленно вползли в якорный клюз. Почувствовав свободу, «Аврора» слегка вздрогнула и легла в дрейф[70].
В предрассветной мгле в полной тишине матросы налегли на обмотанные ветошью вёсла и, не разворачивая судно кормой, медленно потянули фрегат на внешний рейд.
Всё прошло спокойно.
Забрезжил рассвет. Корвет оделся в паруса. В них упёрся упругий тропический муссон, и вот серая гористая перуанская земля поплыла назад. «Аврора» взяла курс на северо-запад к восточным берегам России, к проливу Де-Кастри.
Фрегат «Аврора» избежал позорного плена или героической гибели. Через несколько дней в Кальяо прибыло посыльное судно с известием о начале войны Англии и Франции с Россией.
Дорогой читатель! В середине XIX века ещё не было Интернета, мобильной связи и радио. В крупных городах Европы только-только вводился телеграф, который всё больше приобретал популярность. А пока средствами передачи информации были железная дорога, почтовые кареты, морские корабли… Это и спасло корвет «Аврора».
Английский адмирал Дэвид Прайс был в гневе:
– Вы, адмирал, – выговаривал он своему коллеге-французу, – упустили лёгкую добычу. Где эту «Аврору» теперь искать?
Не знали они оба, что в августе этого же 1854 года англо-французская эскадра опять встретится с этим русским фрегатом, но будет это за много тысяч миль от Кальяо, в Петропавловске. И оба адмирала очень пожалеют, что упустили «Аврору». Английский адмирал Прайс погибнет от одного из залпов береговой батареи Петропавловска. И роковой для адмирала залп будет произведён из пушек, снятых с фрегата «Аврора». Но всё это произойдёт позже…
…«Аврора» вышла на просторы Тихого океана… Однако оставим на время наш фрегат. До места назначения ему плыть очень долго, и мы ещё вернёмся к нему.
А в это время в мире происходили события, на первый взгляд, не связанные между собой, но, как потом оказалось, они были предтечей главного события – войны с Россией.
Официально войну на этот период времени объявила только Турция, остальные страны Европы решили пока не рисковать, зная, чем обычно заканчивались их войны с Россией. «Пока нейтралитет, а там видно будет… – рассуждали лидеры Пруссии, Австрии и других стран. – В случае успеха Великобритании, Франции и Турции поддержать союзников мы всегда успеем…»
Заседание совета Адмиралтейства
Одиннадцатого февраля 1854 года по вызову первого лорда сэра Джеймса Грэхема адмирал Чарльз Нейпир прибыл в здание Адмиралтейства. Новость, которую сообщил лорд, для адмирала была неожиданной. Она заключалась в том, что Кабинет её величества королевы Виктории назначил его, Нейпира, главнокомандующим английскими морскими силами, предназначенными действовать на Балтийском море против русских.
Седьмого марта в одном из самых фешенебельных политических клубов Лондона, «Клуб Реформы», Нейпиру был дан прощальный банкет, на который были приглашены лорды Адмиралтейства, некоторые министры, представители двора и аристократии.
Банкет проходил шумно и весело. Среди желающих пожелать адмиралу успехов выступил один из гостей, в речи которого прозвучали слова уверенности, что английская эскадра с божьей помощью через три недели возьмет Петербург. Из зала раздались скептические возгласы. «Ну, по крайней мере, – согласился выступающий, – сильно разрушит его бомбардировкой».
Март 1854 года. Лондон.
Старинное трёхэтажное здание английского Адмиралтейства, построенное почти сто тридцать лет назад по проекту архитектора Томаса Рипли, своими наружными стенами из бледно-жёлтого кирпича напоминало стиль классической старины в духе архитектуры итальянца Андреа Палладио. И именно это обстоятельство часто привлекало любопытных, желавших на время окунуться в ту далёкую эпоху английской старины. Здание тянулось вдоль Уайтхолла и являлось центральным в комплексе строений, осуществлявших управление всем громадным флотом Британской империи.
Ближе к десяти утра двери зала заседаний Адмиралтейства открылись. В зал вошли двое слуг: один – смуглый совсем молодой и низкого роста, он держал в руках ведро с водой и корзину с принадлежностями для уборки; второй – статный высокий старик с пышными бакенбардами, больше похожий на лорда, чем на слугу. Старик шёл налегке и что-то недовольно выговаривал на ходу своему напарнику. Тот с виноватым видом молчал. Он с тоской разглядывал зал, заполненные мусорные корзины, толстый ковёр под ногами, который надо, если уж не вытряхивать (ой, не дай Бог), то хотя бы как следует вычистить, а ещё освободить большой стол от бумаг, газет и просыпанного пепла от курительных трубок… И пыль кругом протереть…
«Час, как минимум, на этот чёртов ковёр… Мусорные корзины… Пыль… – прикидывал молодой слуга. – Как успеть к полудню?..»
В зале было довольно прохладно, однако запах табака не выветрился.
Высокий старик принюхался, брезгливо поморщился и недовольно произнёс: – Ну и накурили вчера наши адмиралы!.. – и уже совсем раздражённо продолжил: – Вот так, Серадж, ещё раз повторится такое, тебе придётся искать новую работу. Сказано же было вчера: после вечернего заседания совета проветрить и прибраться. А ты?..
– Так это… – пытался что-то сказать Серадж, но старик его не слушал. Он быстрым шагом направился к окнам.
Даже сквозь стёкла с улицы доносилось завывание ветра, который крутил в воздухе остатки влажных прошлогодних пожухлых листьев и с силой припечатывал их снаружи к окнам.
Прежде чем впустить свежий воздух, старик на минуту задумался, для верности ещё раз принюхался, опять поморщился и затем решительно приподнял одну из рам. Помещение сразу наполнилось шумом разгулявшейся непогоды, а проникший внутрь помещения ветер тут же сдул со стола совещаний деловые бумаги, за которыми вчера допоздна заседали члены многочисленных комитетов Адмиралтейства.
– Собирай, Серадж! Чего стоишь? – заорал старик. И сам бросился поспешно ловить запорхавшие по всему залу листы. – Дверь, дверь закрой, не видишь, сквозняк.
– Так это… – закрыв дверь, ползая по ковру, с небольшим акцентом опять повторил второй слуга. – Сказать хочу: не было меня вчера, простудился, меня домой отпустили… Я всю неделю чуть ли не каждый вечер, на ночь глядя убирался в этом зале. Какой день господа допоздна не расходились. Сколько свечей извели… Жуть…
– Не было, говоришь… Хм… Ну ладно, извини. Разберусь попозже.
Серадж поёжился от холода:
– Как вы, англичане, живёте в таком холоде? У нас в Индии всегда тепло, солнце… А у вас вечные дожди и сырость… Брр…
– Ну и жил бы в своей Индии…Чего приехал?!
– Не я, родители. Их привез в свой дом один английский полковник, что служил там. Я тогда маленьким был.
– Понятно, почему индусам не нравится наша пасмурная погода. Зато мы, англичане, как никто, умеем радоваться солнечному свету. В такие дни, – старик грустно посмотрел в окно, – стихает ветер, исчезает серость, а в воздухе царит спокойствие. Разве вы, иностранцы, это поймёте? Это у вас там солнечные дни круглый год…
Старик вздохнул. Оба слуги на какое-то время замолчали. Индиец продолжал ползать по ковру, вычищая его, а высокий старик складывал пойманные документы в стопки, придавливая их, чтобы опять не разлетелись, тяжёлым бронзовым колокольчиком.
Воздух в зале посвежел, запах табака исчез. В открытое окно стали залетать редкие капли начинающегося дождя. Старик опустил окно.
– А что теперь допоздна господа сидят, – верно. Слышал, на заседаниях говорили о войне с русскими, а это дело непростое. Недавно вот контр-адмиралу Нейпиру морской совет звание вице-адмирала присвоил. Лорд Паркер[71], оказывается, с ним одного года рождения, обоим по шестьдесят восемь лет, и служили они где-то вместе… А я с адмиралом Нейпиром из одного графства, даже из одного города, – похвастал старик. – Возможно, мальцами-то где-нибудь и встречались. Сидел мой адмирал во время заседания совета в приёмной весь в орденах, очень волновался. Оно и понятно… Я в тот день как раз разносил чай господам, так они спорили, кого назначить командующим эскадрой, идущей в Балтийское море к русским берегам.
Старик сделал паузу, внимательно посмотрел на камин и сказал:
– Ты, Серадж, протри-ка камин сверху, оно вроде бы пыли особо не видно, да мало ли… Так вот, решили адмиралы моего земляка командующим назначить. Сэр Грэхем[72] скривился, правда, но спорить не стал. Он политик, а не моряк, чего ему спорить?.. Ты вот что, Серадж, отвлекись. Сходи за свечами. Я их сам вставлю в канделябры. Вдруг и сегодня до вечера сидеть будут. Первый лорд ох как не любит, когда огрызки торчат.
– Есть же керосиновые лампы… Газовые, в конце концов. Уйма денег на эти свечи уходит… – направляясь к двери, пробурчал молодой слуга.
– Да, так-то оно так, да адмиралы – народ пожилой, не признают эти модные нынче штучки. Запах отвратительный, говорят. Им стеариновые свечи подавай… – старик огляделся по сторонам и, заметив, что напарник уже вышел, добавил: – А что дорого… не свои же тратят…
Зал заседаний Британского адмиралтейства со времени строительства претерпел мало изменений: те же большие окна, стены и потолок с отделкой в нежно-голубых тонах, длинный рабочий стол, стулья с высокими спинками вокруг стола, посередине одной из стен – камин, который весьма редко использовался по назначению, вот, пожалуй, и всё… Хотя нет… на полу лежал ковёр, толстый, с витиеватыми узорами и, конечно, под цвет морской волны. В отличие от других помещений морского ведомства, ни напольных, ни настенных светильников, утыканных свечами, в зале заседаний не было. Когда совещания морских лордов вдруг затягивались, а в последнее время это происходило весьма часто, слуги ставили канделябры с зажженными свечами на стол, не забывая при этом подстилать под них специальные небольшие коврики: не дай бог, воск накапает на стол.
Через какое-то время появился напарник. В руках он держал связку свечей. Положив их на стол, он продолжил уборку. Высокий старик тут же принялся вытаскивать из канделябров обгоревшие свечи и ставить на их место новые. Закончив, он произнёс:
– Продолжай уборку, а я распоряжусь по поводу чая, да и молоко подогреть надо. Лорд Паркер не любит ни холодный, ни горячий чай. А по мне, так только горячий. Тёплый – какой же это чай?
Вскоре в зал вошёл один из секретарей совета. В руках он держал пачку документов, свёрнутую в рулон карту и деревянную указку. Секретарь недовольно посмотрел на слугу, вытряхивающего мусор изкорзины, и хмуро сделал замечание:
– Поторопись, чего копаешься?.. Лорд Грэхем уже прибыл, скоро здесь появится.
Затем секретарь направился к стойке, стоявшей в углу, поднёс её ближе к столу и повесил на неё большую карту с нанесёнными значками разного цвета, после чего на столе напротив каждого стула разложил документы. Уже собравшись покинуть зал заседаний, он бросил подозрительный взгляд на слугу, на секунду задумался и, махнув рукой, ни слова не говоря, удалился.
В полдень в зал стали заходить члены совета, за ними – приглашённые: секретари, руководители подкомитетов, рядовые сотрудники. Последними шли главный секретарь совета и адмирал Нейпир. Они о чём-то оживлённо шептались.
Адмирал Нейпир был одет не по рангу. Судя по одному галуну на белых обшлагах кителя и эполетам на плечах с одной восьмилучевой звездой, из-за большой занятости, связанной с подготовкой эскадры к выходу в море, адмирал ещё не успел обзавестись формой, подобающей вице-адмиралу флота её королевского величества. Китель контр-адмирала, пошитый восемь лет назад, сейчас сидел на нём мешковато, обшлага – затёртые, хоть и белого цвета, одна из пуговиц на кителе болталась, и, казалось, вот-вот оторвётся. Нейпир почувствовал на себе осуждающий взгляд адмирала Паркера и, садясь на своё место, настороженно взглянул на первого морского лорда. Паркер укоризненно покачал головой, но промолчал.
Когда все расселись по местам, первый лорд Адмиралтейства, шестидесятидвухлетний сэр Джеймс Грэхем, откашлявшись, поздоровался:
– Рад видеть вас, господа!
Члены совета молча кивнули и стали сосредоточенно просматривать лежавшие перед ними документы. Адмирал Нейпир тихо, но явно возмущённо, стал что-то шептать на ухо руководителю подкомитета по снабжению. Снабженец слушал адмирала рассеяно и лишь хмуро кивал в сторону сидящего напротив морского лорда казначейства. А тот сидел с невозмутимым видом, листая принесённые с собой документы. Грэхем уловил обрывки фраз адмирала о чрезмерной экономии в обеспечении его эскадры.
В зале стоял лёгкий шум, нарушаемый шуршанием бумаги и перешёптыванием между собой присутствующих.
Давая время для ознакомления с документами, первый лорд, политик малосведущий в тонкостях морского дела и традиций, вытащил из кармана принадлежности для курения и аккуратно разложил их перед собой. Затем не спеша стал ёршиком чистить курительную трубку. Закончив чистку, он аккуратно набил трубку табаком, но не закурил. Минуты через три, заметив, что члены совета подняли головы, он отложил трубку в сторону и своим низким натренированным в бесконечных политических дебатах в парламенте и на заседаниях в правительстве, хорошо поставленным голосом произнёс:
– Начнём, пожалуй, господа.
Взглянув на Нейпира, лорд сделал замечание:
– Вы, сэр Нейпир, не торопитесь, ещё успеете высказать претензии своему визави.
Адмирал замолчал.
– Господа, на днях я имел разговор с премьер-министром графом Абердином[73]. Мы обсуждали, какое политическое значение имеет поход нашей эскадры на Балтику. Не секрет, что граф как-то по молодости, возвращаясь на корабле из путешествия, посетил Россию. Так что премьер-министр не понаслышке знает трудности морского пути по северным морям.
– Когда это было, сэр… С тех пор… Россия давно изменилась, – вставил адмирал Нейпир.
– Понятно, почему наш премьер так вяло поддерживает поход на Россию в отличие от министра внутренних дел лорда Палмерстона, – послышался с дальнего края стола голос одного из гражданских членов совета.
– Не думаю, что ваша реплика, милорд, уместна в данном случае. Господа! Должен вам заметить, что некоторые разногласия нашего премьер-министра с лордом Палмерстоном никак не влияют на весь ход кампании, тем более, после сражения у Синопа русских с турками, – парировал первый лорд Адмиралтейства. – Правительство её величества в целом поддерживает план лорда по ослаблению России. Я могу его напомнить.
– Хотелось бы…– пробурчал Нейпир.
– На первый взгляд, план фантастичен, однако… только на первый взгляд… Вот, к примеру… Аландские острова и Финляндию лорд Палмерстон предлагает вернуть Швеции; российский прибалтийский край отдать Пруссии; королевство Польское должно быть самостоятельным государством, как барьер между Россией и Европой. Молдавия, Валахия и всё устье Дуная, по плану лорда Палмерстона, отходят Австрии, а Ломбардия и Венеция от Австрии передаётся Сардинскому королевству; Крым и Кавказ отбираются у России и отходят к Турции, причём на Кавказе Черкессия выходит из юрисдикции османов и становится самостоятельной территорией. Безусловно, заманчивый план. Нет, конечно, это всё кулуарные разговоры… Но, зная лорда Палмерстона, не уверен, что так не думает правительство. По крайней мере большая его часть.
