Светлейший

– Эрнст Бирон, к слову сказать, верен был интересам России и не позволял себя увлечь подарками ни прусскому королю, ни другим иноземным государям. И то правда, не привечал своих соотечественников из Курляндии на государственных постах, как наш император Пётр III. Президенты большинства коллегий и сенаторы при Бироне русскими были, а что иностранцев сегодня в армии много… Говорил ужо: Пётр I так решил. Другое дело, что Бирон невысокого мнения о нас, русских, был. Однако он этого и не скрывал. Боролся, как мог, с нашими разгильдяйством и мздоимством, но гуманными мерами, заметьте. Заметьте также, молодые люди, и ещё факт! Они, вельможи русские, и настояли на регентстве Бирона над малым царём. Князья Черкасский, Трубецкой, Куракин и прочие настояли. Факт известный.

– Вот видите, граф, – подхватил Яков. – А теперь наш государь заключил с Пруссией мир. Это хорошо. Но зачем он вернул Фридриху всё нами завоёванное? Пётр оскорбил Россию да ещё объявил войну Дании! Всё повторяется, как и двадцать лет назад, смею вам, граф, заметить. Император действует по указке прусских советников. Так чем он лучше Анны Леопольдовны и Бирона?

– Кругом командуют родственники императора, – продолжил захмелевший Булгаков. – Гвардия готова к решительным действиям, господин фельдмаршал.

– Ну в чём-то вы правы, конечно. Но дозвольте мне всё-таки напомнить вам, господа мятежники, и о хороших делах нашего императора. Ведь именно наш император Пётр Третий позволил нам, дворянам, беспрепятственный выезд за границу. Ввёл гласный суд, чего не было до него. Ну про «тайную канцелярию» все знают. И ещё много чего…

– Указы были ранее подготовлены покойной императрицей, господин фельдмаршал, – парировал Булгаков. – Император лишь подписал и обнародовал их.

– Хм… может, и так, а может, и нет. Мог ведь и не подписывать. На это, господа, тоже надобно иметь решимость.

Друзья промолчали.

– Вот вы, молодые люди, сказывали, что государь оскорбил Россию. Мне больно повторять эти слова, но я их уже слышал.

Бутурлин неожиданно замолчал. Он раздумывал: а стоит ли так уж сразу выкладывать молодёжи государственные тайны? Достоверных сведений о неблаговидном поступке императора нет, только слова английского дипломата… А вдруг дезинформация?.. Пауза затягивалась. Наконец он всё же решился:

– Не знаю, известно вам иль нет, молодые люди, но наш император принял чин полковника прусской армии. Это ли не позор для России?! Перед отъездом из столицы я имел случай беседовать с одним джентльменом, английским дипломатом по фамилии Кейт, и вот он пророческие слова высказал…

Граф тяжело вздохнул, покачал головой и, словно стесняясь высказываний иностранца, тихим голосом произнёс:

– Ваш император, так сказал Кейт, приняв чин полковника прусской армии, начал своё царствование оскорблением своего народа и, вероятно, закончит его общим презрением к себе. Вот что предвидел иностранец… И я боюсь, что англичанин окажется прав. Больно, господа, больно.

За столом наступила тишина.

– А хотелось бы узнать, – вновь заговорил хозяин, – кого же гвардия желает видеть на троне, господа заговорщики.

– Супругу императора, Екатерину Алексеевну, – ответил Потёмкин. Фельдмаршал покачал головой, но вида неудовольствия не показал.

– Ваше сиятельство, решайтесь. Россия действительно в опасности, – неожиданно вступил в разговор очнувшийся Фонвизин.

Просьба Дениса требовала ответа от графа, друзья притихли. Денис медленно поднялся со стула, за ним встали Булгаков и Потёмкин. Граф вставать не стал.

– Мы, русские, меры не знаем ни в чём, всегда по краю пропасти ходим, а в самый низ, на самое дно никак не падаем. Как так у нас получается?… Ума не приложу. Любит Господь нас! Вот и этот император стал негож. Опять головы лететь будут, что супротив пойдут. Нам, русским, ненадобен хлеб, мы друг друга едим и сыты бываем.

Сиятельство вздохнул, окинул взглядом гостей, вздохнул ещё раз и обречённо произнёс:

– Что ж, Екатерину, говорите. Но и она не русская – немка. Чего же шило на мыло менять-то, а?.. И, мало того, прервётся наследственность Петра Алексеевича Романова. Надеюсь, это вы и сами разумеете.

– Супруга императора не такая. Екатерина Алексеевна понимает русский народ. А что немка… потому и приехали к вам, Александр Борисович, помощи просить, – смиренно молвил Григорий.

– Право, не знаю, как быть, господа. Знать московская будет возмущена, да и войска тоже. Сына императрицы, Павла, шибко здесь привечают. Последствия могут быть самыми непредсказуемыми.

Старый фельдмаршал задумался. Затем, видимо, поразмыслив, произнёс:

– И всё же зря государь завоёванное Россией вернул Фридриху, контрибуций не востребовал. Ей богу, зря! Ошибка это! Да какая ошибка! Прав, наверное, был Кейт.

Бутурлин поднялся, заложил руки за спину и стал расхаживать по веранде. Друзья продолжали стоять, не решаясь нарушить тишину. Наконец граф подошёл к столу. Тихо, чтобы слышали только присутствующие, произнёс:

– Заметьте, господа! Я не спрашиваю у вас имен главных заговорщиков, а значит, в любом случае их не выдам. Но очень надеюсь, они знают, что делают… И ещё! Позвольте уточнить, молодые люди. Хочу знать своё место при новой власти. Новая метла… сами понимаете!

Яков и Денис посмотрели на Григория.

– Говорить буду честно, граф. Сих инструкций я не получал, – ответил Потёмкин. Булгаков укоризненно покачал головой.

– Однако ж известно мне, что Екатерина Алексеевна не раз о вас добром поминала, – вовремя вспомнил Гриц слова Орлова.

– Хм… Что не стал посулами прельщать – ценю. Хорошо, пусть будет по-вашему. Пути Господни неисповедимы – всё в руках Божьих.

Молодые люди облегчённо вздохнули.

– Войска и жители Московской губернии должны поддержать новую императрицу, – на всякий случай уточнил Потёмкин. – Будет лучше, если вы, Александр Борисович, на всех дорогах к Москве заслоны поставите. В город до времени никого нельзя пускать, пока гонец лично от нас не прибудет к вам с известиями.

– С какими только… – проворчал граф. – Заслоны… Не думаю, что можно долго держать всё в секрете… Ежели свергать власть, то быстро надобно. Ох, лихоманка на мою голову. Ну уж, как решил, так тому и быть. Давайте, господа, на посошок да прощаться будем. Выпили все, даже Потёмкин. Друзья молча, по-военному попрощались с хозяином и покинули усадьбу московского генерал-губернатора.

– Да поможет вам Бог! – вслед заговорщикам произнёс старый фельдмаршал и, закрыв глаза, перекрестился.

***

Рано утром следующего дня Григорий и Яков выехали из Москвы, держа путь в столицу.

Закрыв глаза, они некоторое время ехали молча. Под окрики ямщика[30 - Кучер на государственной службе.], подгоняющего лошадей, и нудную дорожную тряску каждый думал о своём.

«Как всё обернётся?!.. В опасное дело ввязались. Ох, чует сердце, зря в Москву приехал. В Вену надо было ехать, а не выпрашивать отпуск. Да теперь что уже… Слово Грицу дали», – искоса поглядывая на друга, мысленно сокрушался Булгаков.

Потёмкин, хотя и старался казаться внешне спокойным, но, забывшись, покусывал ногти, из-за чего Яков догадался о его волнении. И Булгаков, прикрыв глаза, отвернулся.

«Ну и нервы у Яшки! Спит себе. Тут, глядишь, по приезде в столицу генерал Юшков, а то и сам Корф поджидает с кандалами… Какой тут сон? А, впрочем, поздно думать, всё равно назад дороги нет. Я вроде бы всё выполнил до срока, что Орлов указал. Бутурлин дал согласие. Москва на нашей стороне. Что ещё надо?..» – размышлял Григорий.

– Что надо?.. Поспешать, вот что надо, – с внезапной решимостью прошептал Потёмкин. И повторил: – Поспешать.

И виц-вахмистр, приоткрыв дверцу кареты, заорал на ямщика, чтобы гнал быстрее. От этого крика со своей лавки подскочил Яшка с перепуганным лицом.

– Матушка Лизавета-государыня, царство ей небесное, указ когда ишо издала, что поболе десяти вёрст в час ехать не можно! Бешеный какой-то, – огрызнулся ямщик, но, несмотря на дурную дорогу, стеганул коней что есть мочи, и те, заржав от несправедливости, помчались, обгоняя ветер.

А мимо проносились селения, церквушки на пригорках, покосившиеся избы, угрюмые подворья… Перепуганные куры с кудахтаньем разбегались перед экипажем.

Примостившись у окна, Яков снова задремал. Глядя на друга, Потёмкин зевнул, потянулся, встряхнул головой. Открыл дорожную сумку, нехотя достал книжку, переданную Денисом, – «Путешествие сэра Джерома Горсея» 1626 года издания.

– На вот, Гриц, почитай, – напутствовал его перед отъездом Фонвизин. – А то пятьсот вёрст в дороге. Всё одно делать неча. Но смотри не потеряй да не забудь вернуть потом.

– Как же, вернёт обязательно, коль башка на месте будет, – хмуро вставил Яков.

– Типун тебе на язык, – снова прошептал Гриц. Открыл книгу, полистал, опять зевнул, но читать начал.

В записках англичанина Григорий вскоре обнаружил массу неточностей.

– Нет, ты глянь, Яшка! – возбуждённо произнёс Потёмкин, – что этот Горсей пишет: «Опричники царя Ивана Грозного в 1570 году убили в Новгороде около семисот тысяч жителей». Откуда?.. Жителей там в то время всего-то тысяч тридцать от силы было, точно знаю.