Светлейший
Коген хмыкнул и про себя скептически подумал: «Ну-ну… Молод ты ещё… Русских не знаешь! Посмотрим, милорд, как с ними и трезвенником остаться и дело сделать».
– А теперь по существу… Должен вам сказать, Коген, перед отъездом в Петербург я получил соответствующие инструкции от графа Саффолка, после чего имел честь получить аудиенцию у лорда Норта. Напутствуя меня, глава правительства прямо сказал:
«Времена для Англии наступили трудные. Восстали наши северные колонии в Америке, неспокойно и в Испании. Это плохо, очень плохо, Гаррис! Но Великобритания столкнулась не только с восставшими подданными в заокеанских колониях, но и со своими европейскими противниками, и в первую очередь с Францией».
Меня, Смит, при этих словах главы правительства аж передёрнуло. Францию с её бантиками, рюшами и жеманными манерами у мужчин… ненавижу.
От возмущения посол даже притопнул ногой. Сделав небольшую паузу, он продолжил пересказ разговора с ним сэра Норда:
«Французский король Людовик, не поставив нас в известность, принял в Версале посланца конгресса колонистов некоего Бенджамина Франклина, тем самым косвенно одобрив идею создания нового американского государства. Больше того, его министр иностранных дел граф де Вержен в феврале прошлого года подписал с этим посланцем в Париже совместный договор о союзе и торговле.
– Как это понимать, сэр? – удивился я.
– Как это понимать?!.. – это подлый удар нам в спину, Гаррис. И французы ответят за это! – гневно произнёс сэр Норт. Затем он глубокомысленно добавил:
– Я всегда с ужасом смотрю на географическую карту: Россия давит, нависая над нами, как грозовая туча. Кажется, вот-вот из этой тучи ударит молния и раскроются хляби небесные… Нас, Гаррис, словно щепку смоет в Атлантический океан. И вот парадокс: Великая Британия просит Россию о помощи… О времена!.. Да, приходится констатировать: нам как воздух нужен военно-оборонительный союз с русскими. Россия стала другой, её военные успехи впечатляют, могущество растёт.
Однако не всё так плохо, есть некоторые успехи и у нас. С помощью американских индейцев мы захватили большую территорию на западе Америки, высадились в Джорджии и Саванне. Но удержимся ли, неизвестно. Повторюсь, нам необходим военный союз с русскими, иначе мы навсегда потеряем американские колонии. Кстати, французы тоже добиваются от Екатерины подобного договора. Учтите это, милорд.
– Так, может быть пойти на компромисс с американцами, сэр? Как-никак, два с половиной миллиона колонистов там, – вставил секретарь.
– Пробовали, Коген, пробовали! Только ведь колонисты полной независимости от Англии требуют. Их вожаки упёрлись и ни на какие компромиссы не идут. Говорят: демократия… Не могут супротив народа своего идти. Да боюсь, сил наших не хватит воевать и с ними и с французами и с испанцами. Вот сэр Фредерик Норд и настаивает:
«Ваша задача, Гаррис, подружиться с ближайшими помощниками императрицы, а более, – с князем Потёмкиным! Интригуйте, платите, но мы первыми должны добиться союза с Россией на наших условиях. Это, повторяю, ваша главная задача в России. Не стесняйтесь Екатерине напомнить, что именно Англия способствовала в минувшую русско-турецкую войну проходу её эскадры из Балтики в Средиземное море. Это Англия представила русскому флоту свои порты для починки и пополнения запасов. А следовательно, без этой помощи не было бы и Чесменского сражения, где русские корабли потопил чуть ли не весь турецкий флот. Обязательно, слышите, Гаррис, без стеснения об этом напомните русским. Долг платежом красен, как вы знаете. А русские – совестливый народ».
– Таким взволнованным я главу правительства давно не видел, Смит. Всегда спокойный, рассудительный, сэр Норт за какие-то дела при мне грубо отчитал своего секретаря, когда тот заглянул в кабинет. Неслыханная бестактность с его стороны в присутствии постороннего.
Гаррис замолчал. Аккуратно, не обронив ни крупинки, не спеша набил табаком трубку, тщательно его утрамбовал и, не раскуривая, с раздражением произнёс:
– Эти чертовы колонисты с их демократией совсем обнаглели: требовать независимости от Великобритании?!.. До чего дошёл мир?!.. – он нервно раскурил трубку.
– Как вам это нравится, Коген?!.. Вырвать из английской короны такой жирный кусок?!.. Не бывать этому!
Секретарь пожал плечами, затянулся, выпустил дым, и промолчал.
– Скажу больше, господин секретарь! Моя задача – не только уговорить Екатерину II подписать договор, но и обязать Россию направить экспедиционный корпус в Америку. И это, пожалуй, самое трудное.
– Сэр, но тут есть две трудности, – не выдержал Коген. – А не обратились ли бунтовщики в Россию сами с просьбой о помощи? Ведь в русском характере – помогать слабым… – И это вполне реально. Есть и вторая информация: у русских большие проблемы с Крымом, там опять совсем не спокойно. Не до нас Екатерине будет.
– Вот так даже?! Ну о первой трудности мне известно, Смит. Сэр Норт высказал подобное опасение. Мол, непроверенные сведения к нему уже поступали, якобы русские на помощь бунтовщикам-республиканцам хотят отправить эскадру. Слухи, конечно, но… Этого в любом случае нельзя допустить, Смит! Никак нельзя! Если русские откажутся помогать нам, то и противной стороне тоже не должны, – с горячностью произнёс дипломат. – О беспорядках в Крыму я не осведомлён, но не думаю, что это может сыграть против нас, скорее наоборот. Тем более русским с Англией надо дружить.
– Возможно, сэр! – неопределённо ответил секретарь. – Сэр Норт, конечно знает, о чём говорит, но о просьбе американцев сказать ничего не могу, не знаю, не слышал. В отношении сближения с Потёмкиным тоже не ведаю как быть. Кажется мне, не тот человек светлейший князь, на личные контакты он никак не идёт. Другими словами, деньгами Потёмкина к себе не расположишь, не берёт. Он не женат, детей, как мне известно, тоже у него нет. Хотя, милорд, некие слухи ходят. Якобы этот тридцатипятилетний от роду красавец, будучи ещё генерал-адъютантом и подполковником Преображенского полка, в 1774 году с императрицей заключил морганический брак, и потом даже у них девочка родилась. Однако, сие официальности не имеет, – слухи. Трудно к Потёмкину подобраться, сэр, к тому же с нашей вечной скупостью…
– Когда дело идёт о подкупе влиятельного лица правительство её королевского величества может быть щедрым до расточительства, можете мне поверить, господин секретарь. Англия ещё в 1750 году давала великой княгине Екатерине Алексеевне так называемые займы, ну вы, Смит, понимаете, что это за займы. Правда, пользы для нас от этих финансовых операций практически не было. Правда, вреда – тоже.
– Милорд, надеюсь, вы не станете напоминать императрице об этом. Теперь другие времена: и Франция, и Пруссия с Австрией, дабы завоевать благосклонность императрицы готовы и не такие суммы ей дать.
– Что вы, что вы Коген! Ни в коем случае. Сэр Норт запретил этого делать. Но и безвыходных ситуаций не бывает, поверьте мне. Не берёт Потёмкин?!.. Но есть же родственники, коих у него, по моим сведениям, достаточное число, товарищи, в конце концов. И потом сэр Ганнинг не слишком лестно отзывался о князе Потёмкине и рекомендовал мне на крайний случай некоторых сторонников братьев Орловых для этих целей.
Сказанное послом не требовало ответа, да и мало было похоже на предложение старому дипломату, прожившему в России достаточное количество лет, помочь советом.
Вытащив потухшую трубку изо рта, секретарь выбил из неё остатки табака, постучал ею несколько раз о край пепельницы, стоявшей перед ним на столе, и отвечать опять не стал.
«Смысл убеждать?!.. Орловы уже не имеют прошлого авторитета, сторонники – тем более… Опять пустышку тянуть будем. Родственники Потёмкина?!.., – пока тёмные лошадки. Советовать бесполезно. Пусть посол сам решает»
Дипломаты на какое-то время замолчали. Каждый думал о своём. Сквозь неплотно прикрытое окно, лёгкий ветерок надул в комнату всё тот же запах свежего хлеба, который, вкусно смешавшись с табачным дымом, заставил желудок Смита Когена заурчать от желания поесть. Посольский секретарь беспокойно заёрзал в кресле.
– Восстание в Северной Америке спровоцировала наша финансовая политика, я считаю, – неожиданно произнёс посол. – Правительство ввело, понимаете ли, там чрезмерные налоги, ограничения разные. И зря!
Колониям, естественно, это не понравилось. Нет, ну не бред?! Они, видите ли, захотели жить самостоятельно от нас… И кто?.. Эмигранты со всех частей света, искатели приключений, нигеры, индейцы… Мы, англичане, принесли в эти дикие места цивилизацию, порядок… Скольких совсем не глупых в мирской жизни каторжников спасли от казни, отправив их в Америку?..
Для наглядности посол покрутил пальцем вокруг собственной шеи и с горечью в голосе пробормотал:
– Обидно, очень обидно, но наши войска до сих пор не могут с ними справиться, – и тут же пафосно, словно он не в темном кабинете английской миссии в Петербурге, а на заседании английского парламента, заявил:
– Но, Англия всегда права, даже если она не права. Это истина, господин Коген, не требующая объяснений. Истина, завоёванная нами англичанами в трудной борьбе.
«Разбоем и наглостью, – мысленно добавил секретарь. – Мне-то зачем эту патетику нести?!..» Но вслух произнёс: – Милорд, мы же сами когда-то и вооружили этих головорезов-колонистов. С их помощью проблемы свои решили: отхватили земли от Канады до Миссисипи. А до этого с ост-индскими владениями лягушатников-французов покончили. Кому же это понравится?.. Вот французы и их сторонница Испания козни нам и строят. Накручивают безмозглых поселенцев, чтобы те себя независимыми провозгласили. «Так не доставайся же ты никому Америка!» – решили обиженные.
Коген ухмыльнулся. Придуманная только что фраза ему понравилась. «Как говорится, ни себе, ни людям!.. – мысленно добавил он. – Однако новый посол – непримиримый противник Франции, и свои патетические слова о всегдашней правоте Англии он высказал как настоящий английский патриот». Секретарь уважительно посмотрел на своего начальника.
В это время открылась дверь и в комнату, держа клетку с небольшим попугаем, вошла привлекательная, стройная и очень молодая супруга посла. Секретарь, кряхтя, встал, приветствуя даму.
– Джеймс, дорогой, время уже позднее. Пригласи нашего гостя в столовую, пора обедать, – она поставила клетку на стол, подошла к окну и закрыла его на щеколду. Затем открыла дверцу клетки. – Пусть полетает, засиделась наша птичка, – произнесла она.
– Случайно услышала, господа, что с князем Потёмкиным контакт трудно найти. Могу подсказать! Джеймс, милый, помнишь русского поверенного в Лондоне, с которым на последнем рауте в правительстве нас познакомил сам сэр Норд? Так вот, этот русский господин попросил меня об одолжении: передать письмо своей родственнице в Петербурге. Сразу по приезде я выполнить эту просьбу никак не могла. Вы же знаете, господин Коген, весь наш гардероб погиб при перевозке по морю. Ах какой нерадивый капитан!.. – супруга притопнула ножкой. – А здесь эти предметы дороги и редки. Так вот, была я с вашей сестрой, Джеймс, у этой родственницы с визитом. Дама оказалась милой, мы пили чай, много болтали…
– Дорогая, ты же сама сказала, что поздно. Будь добра, скажи нам суть своего предложения.
Супруга надула губки и недовольным голосом продолжила: – В гостях там была фрейлина императрицы Екатерина Сенявина.
– Ну и что?
Жена посла ехидно взглянула на первого секретаря, сделала паузу и с той же ехидцей в голосе произнесла:
– Ничего?!.. Любовница князя Потёмкина сия фрейлина. По-моему это важная информация! И мало того, эта дама в вашем Потёмкине души не чает.
Наклонившись к клетке, супруга опять нежным голоском проворковала: – Лети, птичка, лети!
Однако попугайчик вылетать из клетки не хотел. Женщина легонько подтолкнула его к открытой дверце: птичка нехотя выпорхнула, и тут же уселась на плечо хозяина. Довольный посол погладил попугая, и тот в надежде на лакомство несколько раз клюнул его в руку. Все рассмеялись.
– А фаворит государыни нынче – некий красавец Зорич, чистый серб. До него был Завадовский. Не знаю, кто это, но хохол, как мне сказали. Зорича протежирует Потёмкин, Завадовского – Орловы, – добавила супруга посла.
– Хм… Интересные подробности. Вот что значит простое женское чаепитие! Хотя в своих последних рапортах, с коими мне дали ознакомиться в Англии, сэр Ганнинг упоминал о неком красавце-полковнике, способном заменить князя Потёмкина в государственных делах. Фамилию точно не помню, но что-то похожее вспоминается. Теперь, значит, новый красавец, Зорич?!.. И опять Потёмкин… Спасибо, дорогая. Обсудим эту информацию позже. Так ведь, господин Коген, – посол скептически посмотрел на своего секретаря.
– Однако, действительно, пора заканчивать. Господин секретарь, прошу отобедать с нами. Сестра, поди, заждалась нас. Повар-англичанин ещё не прибыл, а к блюдам русской кухни, что повар местный готовит, мы ещё не привыкли: их всегда непривычно много, и они жирные. Так и поправиться недолго. Когда мы с супругой были в Пруссии, особыми разносолами король Фридрих нас не баловал. Верно, дорогая?
Гаррис взглянул на тучного секретаря, и… – оба рассмеялись. Пропустив вперёд себя жену, посол чуть слышно произнёс:
– Прошу не забывать, господин секретарь, наши действия, направленные на подписание договора с Россией не снимают с нас обязанности всячески провоцировать русских к очередной войне с Турцией. Сильная Россия опасна, и не только для Великобритании…
***
«Шепталки» у Екатерины
Октябрь 1777 год. Санкт-Петербург.
Осень в Санкт-Петербурге, а уж октябрь тем, паче, это не только время года напоминающее жителям столицы о пролетевшем весьма скоротечном лете, это то время, которое по-честному предупреждает жителей о начале слякоти, заморозков, пронизывающих до костей холодных ветров и вообще пора, мол, господа, доставать из сундуков тёплые вещи, впереди зима!
По дорожкам дворцового парка с места на место ветер гоняет опавшие листья. Выглянувшее было с утра солнце тут же скрылось за нависшими над столицей тучами.
Привыкшая вставать рано императрица сегодня была особенно раздражена: за окном сыро, ветрено, страсть как не хочется выходить на прогулку, к тому же, наверное, холодно. Настроение по погоде хмурое! Но дело не в ней, давно привыкла, дело в другом: английский король слёзно просит её послать войска в Америку, а ввязываться в войну ой как не хочется, в Крыму опять бунт, в спальне переполох – пропала бриллиантовая брошь, непременный аксессуар на груди при выходе к подданным. Всё как-то сразу… Откуда тут взяться хорошему настроению?!..
Екатерина брезгливо разглядывала мечущихся по спальне служанок. Воровство – тяжкий грех, всегда считала она, а потому к подлым людям, ворам, относилась не только с осуждением, но и брезгливо, руки не подавала – боялась запачкаться. Однако сегодня раздражение Екатерины усугубилось, помимо прочего, еще одним обстоятельством: мерзким поведением её нового фаворита Вани Корсакова.
…Выходец из захудалого дворянского рода со Смоленщины, Корсаков год назад был представлен Екатерине опять же Потёмкиным. Неравнодушная к симпатичным молодым мужчинам, расставшись с Зоричем, императрица, конечно, увлеклась двадцатипятилетним красавцем. И для Ванечки пошло всё по заведённому ранее обычаю: флигель-адъютант, действительный камергер, генерал-адъютант, дом на Дворцовой площади (кстати, принадлежавший ранее Сашке Васильчикову)… Польский король успел даже орден Белого орла Корсакову всучить… «Живи себе и радуйся сытой и привольной жизни: ан нет, на блуд Ваню потянуло. Буквально вчера в объятьях графини Прасковьи Брюс застукала его. Прогнала… Провела ночь одна-одинёшенька…» – с жалостью к самой себе размышляла обманутая женщина.
А служанки продолжали испуганно метаться в поисках броши. Они всё перевернули, всё перетрясли и наконец, слава тебе Господи, нашли: за диванную подушку завалилась, подлая. Вздох облегчения вырвался у бедных женщин. Екатерина фыркнула.
– Давайте ужо прикалывайте, – недовольно произнесла она.
Мария Перекусихина напоследок ещё раз окинула придирчивым взглядом фигуру Екатерины, поправила складку её пышного платья и, всплеснув руками, произнесла: – Какая ты у меня красавица, Катенька! Не стареешь, матушка, ей-ей года назад откручиваешь.
Екатерина скептически посмотрела на себя в большое до пола зеркало. – Скажешь тоже, Мария! – поправляя рукой причёску, – произнесла она. – Годы своё берут и никуда от этого не денешься. Чай, не молодка ужо, полвека, вот-вот, стукнет, – и вздохнула, кокетливо надув губки. – Идти надо, ждут меня мои соколики.
Часы приготовились отбивать десять часов. – Пора, – произнесла императрица.
Перед тем как покинуть спальню, Екатерина всё же не удержалась, и ещё раз взглянула на себя в зеркало. Она подмигнула своему изображению и озорно погрозила пальчиком.
– Молодость проходит – не беда! Плохо, что старость подходит! Нельзя нам стареть, подружка, никак нельзя! – с грустинкой в голосе произнесла государыня и решительно направилась к выходу.
Мария вслед перекрестила её: – Храни тебя Господь, Катенька! – прошептала она.
Сквозь неплотно прикрытые шторы в большие окна императорского кабинета проникал серый, вызывающий уныние дневной свет.
Привычка императрицы совещаться с близкими помощниками («пошептаться», как однажды высказался Панин), перед своим выходом в общую приёмную залу, стала уже протокольной обязанностью. Как правило, Екатерина сама загодя определяла список вельмож с кем ей необходимо было посоветоваться. Именно на этих «шепталках» и решались основные вопросы внешней и внутренней политики государства, а уже потом они выносились на утверждение в госсовет и далее.
Аудиенция всегда начиналась в десять часов, и никто, в том числе и государыня, к назначенному часу не опаздывал.
Как-то на слова благодарности, высказанные Екатериной в адрес своих помощников по поводу отменной дисциплины, Панин возразил ей: «Ну, это вы льстите нам. Потёмкина забыли, ваше величество».
– Уж что есть, то есть, – со вздохом согласилась Екатерина.
Вот и сегодня Панин и статс-секретарь её императорского величества – Безбородко, развалившись (собственно, развалился Панин, секретарь себе этого не позволял) в больших креслах обитых щёлком, отороченных золотистой бахромой и подбитых шнуром-кантом того же цвета, терпеливо ожидали государыню; они лениво вели беседу, часто прерываемую молчанием. Предметом разговора были конечно волнения в Крыму, а молчаливые паузы – события в Северной Америке, где против своих колонизаторов, англичан, восстало местное население. Тринадцать штатов в начале июля 1776 года уже провозгласили свою независимость от Великобритании, образовав новое государство Соединённые Штаты Америки. Там шла нешуточная война. Оскорблённые наглостью неблагодарных американцев, англичане высадили на материк свои войска и поначалу вроде бы имели даже успех, но их силы быстро таяли, восставшие стали теснить бывших хозяев по всему фронту. А тут ещё в пику англичанам Франция стала помогать восставшим.
– Георг III-то помощи у государыни попросил, – не то спрашивая, не то констатируя сам факт, растягивая слова, произнёс Панин. – Ганнинга отозвал. Знаешь, поди.
– Вестимо, знаю. Пространственное послание король лично государыне отписал, что раньше весьма редко делал. Однако наша Екатерина Алексеевна не спешит с ответом – выжидает, – тем же неспешным голосом поддержал разговор статс-секретарь.
– Да, в принципе, бог бы с ней этой Америкой, хотят пусть воюют, но ввязывать нас в войну?!..
На этом разговор прекратился: оба имели своё, отличное от Потёмкина (приверженца южной политики), суждение в этом вопросе, и, не зная мнения на этот счёт императрицы, оба предпочитали ситуацию, возникшую в Америке, подробно не обсуждать. Так спокойнее.
Потёмкин, конечно, опаздывал.
– Этот Перюша130 опять не торопиться, – насмешливо произнёс Никита Иванович. Безбородко равнодушно пожал плечами.
Александр Андреевич Безбородко уже несколько лет служил в этой должности. Был весьма исполнительным и преданным государыне. Екатерина всецело ему доверяла.
Статс-секретарь пользовался уважением среди сановников. Он обладал прекрасным почерком, многое знал, многое умел, но никогда не пользовался доверием государыни в личных, корыстных целях: должности и привилегии себе не клянчил. К тому же, как он сам выражался, не причислял себя к значительным лицам: ни к таким, что стремятся получить известность, а потом переживать, чтобы, не дай Бог, её потерять; ни к влиятельным людям, в основе влиятельности которых лежит, скажем, публичное и громогласное прославление самодержицы по поводу и без.
«Для этих целей всегда находятся любители и познатнее меня…», – усмехаясь, говорил статс-секретарь.
Раздался первый бой курантов – десять часов. С пятым ударом распахнулась боковая дверь и в кабинет торопливо, с шумом вошёл Потёмкин.
Дорогущий эфес его шпаги, инкрустированный драгоценными камнями, зацепился за дверь и, показалось, что с него тотчас полетят камни, но алмазы устояли, кожаный темляк131 смягчил удар. Надетая поперёк груди шёлковая голубая лента с Андреем Первозванным сползла с плеча и орден прошёлся по другим наградам: орденам Святого Александра Невского, Святыми Григориями второй и третьей степени, а по пути успел слегка зацепить ещё и Святую Анну.
Тяжело дыша, Потёмкин поздоровался, поправил повязку, закрывающую повреждённый глаз, и, не стесняясь, тут же высморкался в платок, неожиданно появившийся в его огромной ладони. Панин, насмешливо покачав головой, с иронией произнёс:
– Что так, Григорий Александрович! А где остальные награды? Нешто не успели надеть, торопились, поди?
– Иностранные, имеете ввиду, Никита Иванович? Да вот, слугам в чистку отдал, не выдерживают они наш сырой климат, темнеют быстро, – ещё не отдышавшись, сострил он. – Пардон, господа! Едва успел ко времени, с чёрного входа по лестнице поднялся. На Невском…
Договорить он не успел, вошла императрица. Мужчины встали.
Запыхавшийся Потёмкин сразу привлёк её внимание. В парадном одеянии, с аккуратной причёской на голове да ещё с вплетённой в неё по-модному черной лентой, к тому же со съехавшими набекрень орденами и с носовым платком в руке он, естесственно, выделялся на фоне благообразных, с покорным взглядом коллег. На какое-то время она задержала на Потёмкине свой взгляд.
«Хорош!..» – с долей некоторой грусти подумала Екатерина.
И хотя обида на Корсакова ещё осталась, могучая фигура бывшего фаворита, как всегда, его дерзкий, восторженный взгляд и ямочки… Ах эти ямочки на щеках… – успокоили, напомнив ей о совсем недавнем прошлом и таком когда-то счастливом времени. Она приветливо улыбнулась Потёмкину.
– Недурно выглядите, светлейший князь!
– Куда мне до вас, ваше величество?! – нашёлся Потёмкин, торопливо засовывая платок за обшлаг рукава мундира. Ни тебе благостной интонации в голосе, ни почтительного поклона… Панин в душе чертыхнулся, статс-секретарь привычно пожал плечами.
На бестактность князя государыня лишь снисходительно усмехнулась. При виде своих помощников настроение у неё поднялось, образ смазливого Ванечки растаял, уплыл в туманную серую даль, забылся…
– День добрый, господа! Начнём наши «шепталки», – садясь в своё кресло, радушно произнесла императрица.
Статс-секретарь разложил перед императрицей большую стопку различных документов.
Какое-то время она внимательно изучала их, на некоторых сразу накладывала резолюцию, по другим, прежде чем подписать, интересовалась мнением присутствующих сановников. Так продолжалось около часу.
Наконец Екатерина отложила в сторону перо, закрыла помпезную, в форме головы льва крышку бронзовой чернильницы и, взглянув на притихших помощников, произнесла:
– Из Крыма – плохие новости, поди знаете, господа, уже! Ты, Александр Андреевич, давеча сказывал мне про татар, что опять недовольны своим ханом. Недавно же, в марте, коль память мне не изменяет, они выбрали его ханом, и опять бунт?!.. Опять недовольны?!.. А хан-то правильно всё делает, из трясины средневековья пытается вытянуть свой народ. Поди, чем-то схож с нашим Петром I… Так нет, недовольны крымцы! Господи, как это уже надоело! Устала я от них. Хочется иметь нормального соседа, ан нет, кочевряжатся татары. Турки, поди, смущают народ? Что скажешь, светлейший князь?..
– Верно говорите, ваше величество! Турки большой вес имеют до сих пор. А Шахин-Гирей разумно правит, это верно, да больно круто взял, шибко круто. Любой народ-то не любит терпеть, что уж о татарах говорить? Вы, ваше величество, правильно подметили, с нашего Петра Алексеевича пример берёт, да одного не учёл татарчонок: бунты-то и у нас были, да ещё какие!.. Почище крымских… Поди, недовольных тож было не счесть, да деталь малая: царь Пётр бунтовщиков-то тех, что прощал, при себе не держал, отсылал за тыщи вёрст в остроги, ссылки, в Сибирь, с глаз подальше. Территория какая!.. А в Крыму возможно ль такое?!.. Куда этих недовольных девать? Всех-то не казнишь… – недовольно произнёс Потёмкин. – Сию «бородавку» – Крым – давно надо прибрать к рукам, всем покойнее было бы. Чай, в записке о Крыме, что мы с Александром Андреевичем вам, ваше величество, подали об этом когда ещё сказано!..
