Ошибка императора. Война

«Кладбищенская» батарея, огрызаясь своими тремя 24-фунтовыми пушками, заряжаемыми канонирами с «Авроры», несмотря на шквальный обстрел неприятеля, оказалась весьма живучей. Чтобы окончательно подавить сопротивление, флагман союзников приказал высадить десант.

К берегу приближались две большие шлюпки и более десятка баркасов, набитых французскими пехотинцами.

Беспрерывные залпы орудий с корвета «Пайк» и брига «Облигадо», а потом и с фрегата «Президент» всё же сделали своё дело: батарея Попова замолчала. При виде десанта два десятка защитников отступили и приготовились принять последний бой.

Под барабанную дробь около шести сотен союзных пехотинцев, не торопясь, по-хозяйски осматривая территорию, спокойно высадились в районе батареи. Берег расцветился синими и красными пятнами обмундирования нападающих. Над батареей взвился французский флаг. Но торжествовали союзники недолго: по ним ударила батарея с мыса Кошки.

И тут из-за ближайшего пригорка показался отряд, состоящий из более сотни русских солдат и матросов. С ружьями наперевес они бежали в сторону батареи. Англичане, видимо, решив помочь своим, дали залп с орудий одного из фрегатов. Снаряды не долетели до рядов русских солдат, но одно из ядер разорвалось в гуще французских пехотинцев, убив и ранив несколько человек. В рядах союзников началась паника.

Почти одновременно пушки русских кораблей тоже произвели по ним залп. Ядра «Авроры» и «Двины» разметали десантников; послышались крики раненых, несколько нападавших упали.

Союзники дрогнули.

При виде приближающегося отряда русских многие повернули в сторону баркасов. В это время на мачте флагманского корабля взвился сигнал к отступлению. Пехотинцы, поддерживая раненых и погрузив на плечи убитых, бросились обратно в шлюпки. Бой затих.

Однако канонада не прекращалась: с южной стороны по кораблям союзников продолжали палить пушки «Кошечной» батареи, а также орудия «Авроры» и «Двины».

Чтобы оградить себя от обстрела русских кораблей, загрузив на борт пехотинцев, корабли союзников с помощью парохода опять сменили место стоянки и, прикрывшись мысом Сигнальным, переключились на бомбардировку батареи на мысе Кошка. Несколько часов союзники обстреливали её, но защитники под руководством лейтенанта Дмитрия Максутова, отвечая метким батарейным огнём, выдержали натиск, нанеся немалый урон врагу.

Продолжая обстреливать «Кошечную», союзники перекинули часть огня на батарею, пять пушек которой под командованием Александра Максутова находились на перешейке между мысом Сигнальным и Никольской сопкой. Прикрываясь пушечным артобстрелом, с брига «Облигадо» и фрегата «Эвридика» союзники опять высадили десант. Метким огнём батареи и этот десант был рассеян. Потеряв одну шлюпку с десантниками, союзники и на этот раз вернулись на свои корабли.

Попытка захватить город с суши провалилась. Однако прорваться в город можно было, захватив порт. Преградой этому опять были батареи на мысе Кошка, а также пушки на «Авроре» и «Двине».

С помощью парохода «Вираго» фрегаты неприятеля подтянулись ближе к порту. «Форт», «Президент» и «Пайк» всей мощью своих восьми десятков орудий обрушились на внутренний замок порта – батарею мыса Кошка.

Командир лейтенант Дмитрий Максутов отвечал редкими залпами, тщательно сверяя каждый раз расстояние до цели: порох надо беречь.

Среди грохота разрывов мелькали чумазые лица двоих мальчишек, подносящих канонирам картузы с порохом[85 - Зарядные мешочки с отмеренным количеством пороха.]. Лица подростков были серьёзными и хмурыми, но глаза искрились азартом и желанием после сражения рассказать товарищам по учёбе в особой низшей военной школе о своих подвигах.

Неожиданно после очередных разрывов вражеских снарядов Максутов услышал крик:

– Погреб! Ложись!

Лейтенант бросился к оврагу, где находились запасы пороха.

Там, внизу, у самого хранилища, он увидел крутящееся раскалённое ядро, готовое вот-вот взорваться, и бежавшего к нему часового по фамилии Белокопытов. Ещё мгновение – и…

Белокопытов успел подбежать, поднять голыми руками раскаленный двухпудовый снаряд и столкнуть его вниз по склону, где он и взорвался, не причинив вреда боезапасам.

Максутов подбежал к часовому. Бледный, испуганный солдат разглядывал свои обожженные ладони, прямо на глазах покрывающиеся пузырями.

– Жив!.. – произнёс командир. – Руки надо смазать…

Серия взрывов заглушила его слова.

День подходил к концу. Постепенно стало темнеть. Канонада стала затихать, упрямая батарея на мысе Кошка ещё огрызалась. Чем дальше, тем очевиднее становилось, что победного банкета в городе сегодня союзникам устроить не придётся. Жаркий десятичасовой бой выиграли петропавловцы.

Свои изрядно потрёпанные корабли неприятель был вынужден отвести в безопасное место.

Итак, 20 августа 1854 года закончился первый штурм Петропавловска. Две русские батареи, на мысе Сигнальный и Красном Яру, были разбиты, но закрепиться на берегу союзники так и не смогли. Попытка захватить город со стороны моря провалилась. Наступило тревожное затишье.

Несколько дней англо-французы занимались устранением повреждений своей техники и похоронами погибших на берегу Тарьинской бухты. С ближайших батарей защитники видели, как с особыми почестями союзники хоронили одного из офицеров.

Этим офицером был контр-адмирал Дэвид Пауэлл Прайс.

На траурном мероприятии народу было много: присутствовали представители всех кораблей союзников. Чуть в стороне от места захоронения с топорами и пилами в руках стояли матросы с американского китобоя, заготавливающие в бухте дрова для своих нужд. Проходя мимо китобоев, командир английского фрегата «Президент» Николсон подошёл к ним, разговорились. Американцы, с их слов, прожившие в Петропавловске весну и зиму, рассказали ему, в каких местах у русских стоят наспех построенные оборонительные сооружения, сколько на них пушек и каково количество защитников в городе. Самый молодой из китобоев добавил, мол, среди солдат, кроме воинов гарнизона, есть обычные крестьяне, охотники-камчадалы, мастеровые…

Их сведения пригодились на вечернем совете, прошедшем на борту флагманского корабля «Ла Форте». После обсуждения и споров адмирал де Пуанте принял решение предпринять повторное нападение на город 24 августа 1854 года, высадив десант со стороны Култушного озера и на Никольской сопке, где стояли две русские батареи.

День и ночь трудились и защитники города. Они восстанавливали разбитые батареи, хоронили погибших. Город жил в тревожном ожидании следующей вражеской атаки.

С самого раннего утра бухту Крашенинникова в назначенный день накрыл плотный туман. Тёмные силуэты кораблей англо-французской эскадры, стоящие менее чем в кабельтове друг от друга, были едва видны. Придавленная густым туманом, морская поверхность лениво плескалась у бортов, спущенных на воду баркасов и шлюпок, издавая привычные хлюпающие звуки. Плавсредства были до отказа заполнены сонными пехотинцами и матросами, многие из которых продолжали спать сидя, досматривая сны. Десант ждал сигнала к началу высадки на берег. Неутомимый «Вираго» потащил корабли союзников к намеченным позициям.

Около шести утра туман стал рассеиваться. С берега стали видны зловещие контуры вражеских кораблей и копошащиеся у них под бортами плавсредства с торчащим поверх голов солдат частоколом штыков. В полной тишине, прерываемой только лёгким шумом волн, десант терпеливо ждал приказа на штурм русских берегов. И эта пауза была зловещей.

Разглядывая неприятеля, защитники ждали: вот-вот начнётся стрельба. И вскоре бомбардировка началась…

Предутреннюю тишину разорвал грохот первого вражеского залпа. Ядра «Эвридики», «Облигадо» и «Ла-Форта» накрыли территорию батареи на мысе Сигнальный, акваторию порта и сам порт. Часть ядер полетела в сторону фрегата «Аврора» и транспорта «Двина».

С моря потянуло пороховой гарью. Всё пришло в движение.

Буксируемый пароходом, немного опоздавший к месту запланированной стоянки фрегат «Президент», как только его якоря коснулись дна, всем бортом тоже произвёл залп по батарее, расположенной на северной оконечности Никольской сопки, прикрывающей дорогу между сопкой и Култушным озером. Затем последовал второй, третий залп из трёх десятков корабельных пушек…

В общем грохоте разрывов залп пяти береговых орудий русской батареи капитан-лейтенанта Коралова почти не был слышен: под покровом пороховой завесы всё слилось в общий гул. Особенно тяжёлое положение сложилось на батарее со странным названием – «Смертельная». Батарею под командованием лейтенанта Александра Максутова уже несколько раз накрывала серия густых разрывов. Она несла тяжёлые потери: всё меньше оставалось орудийной прислуги. Но батарея не сдавалась и продолжала отвечать метким огнём. Одним из взрывов был тяжело ранен лейтенант Максутов, но он, истекая кровью, не оставил место боя и сам наводил орудия.

А битва продолжалась. Даже «Вираго», освободившись от буксировки кораблей, встав на якоря, тоже начал обстрел с Никольской сопки. Сопка стала похожей на дымящийся вулкан, который вот-вот взорвётся. Около 9 часов утра сражение велось уже на всей территории, окружавшей Петропавловск.

Огромное преимущество союзников в пушках, их мобильность, несмотря на меткий огонь защитников, дали себя знать: часть русских батарей была разрушена.

На флагманском корабле «Ла Форте» взвился сигнал «Начать высадку».

Под прикрытием артиллерии гребные плавсредства с десантом в девятьсот человек, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее, стали приближаться к берегу Никольской сопки. По ним картечью ударила одна из ещё действующих русских батарей, однако это не помешало вражеским пехотинцам высадиться на берег. И вскоре союзники овладели сопкой, с высоких склонов которой открывался вид на всю Авачинскую бухту. Русские корабли теперь были видны как на ладони. Вражеские пехотинцы стали из штуцеров обстреливать «Аврору» и «Двину». Путь к городу был открыт. Наступил критический момент.

Получив сообщение о чрезвычайной ситуации на Никольской, Завойко направил гонца к командиру «Авроры» Изыльметьеву с просьбой срочно послать в район сопки дополнительные силы.

Изыльметьев исполнил просьбу губернатора: с небольшими интервалами послал в бой отряды из матросов под командованием судовых офицеров мичмана Фесуна, прапорщика Жилкина и гардемарина Давыдова, общей численностью до восьмидесяти человек.

К орудиям «Авроры» встали все оставшиеся на борту члены экипажа.

Обстрел союзниками русских кораблей продолжался. Смертельная картечь цокала по деревянной палубе, выбивая из неё и надстроек крупные щепы. Невзирая на это, раздетый по пояс, последний оставшийся на борту гардемарин Аниканов и иеромонах Иона, подвязав кушаком полы рясы, помогали орудийной прислуге подтаскивать пороховые заряды и ядра.

– Вершины опасной горы не достигнешь, коль ленивым родился да трусливым, – вытирая пот, бормотал священник, нагруженный ядрами. – Да воздастся врагу по заслугам, да настигнет его кара небесная, – и, освободившись от груза, перекрестился, грозя в сторону врага кулаком.

От порохового дыма лицо батюшки стало серым, левый рукав рясы был оторван и болтался, мешая движению. Иона с силой рванул его и отбросил в сторону.

В это время за его спиной кто-то вскрикнул. Батюшка обернулся: согнувшись пополам, гардемарин медленно валился на палубу. Из раны на его спине хлестала кровь. Иона бросился к юноше.

Григорий стонал, харкая кровью. На палубе расплылось кровавое пятно. Иона сгрёб Григория в охапку и, закрывая его своим телом от пуль, потащил в судовой лазарет.