Ангола – СССР: дружба и забвение

Для нас, граждан, выросших в тоталитарном советском государстве, любые послабления в системе контроля были менее понятны, чем ужесточения. Тогда мы с недоверием отнеслись даже к появлению зеленых коридоров, предполагали, что это новшество не будет долгим. Нам было нелегко поверить, что проходить границу можно «втемную», без показа своих вещей служащим таможни.

В городе

Выйдя из электропоезда на Белорусском вокзале, я тотчас направился к метро, самому понятному и удобному транспорту для тех, кто не является жителем столицы. Здесь никого ни о чем не нужно спрашивать: все маршруты движения электропоездов показаны на карте, и даже ребенку легко в ней разобраться. Единственное, что следует знать, – название своей конечной остановки, этого вполне достаточно, чтобы не заблудиться и добраться до самого сердца Москвы.

Метро и вокзал навеяли воспоминания. Находясь внутри поезда, я стал вспоминать маршруты своих поездок тридцатилетней давности: от гостиницы, где мы жили перед отъездом за границу, до центра города, куда ежедневно приезжали в Десятое управление ГШ Министерства обороны СССР.

А перед этим…

До приезда в Москву в 1989 году у меня, как и у большинства молодых людей в то время, были прекрасные годы студенчества. Довольно беззаботные, если оценивать их с позиций сегодняшнего дня. О своем будущем мы сильно не беспокоились. Знали, что при любом жизненном раскладе обязательно будем иметь работу по специальности и государство бесплатно обеспечит нас квартирой. Тревожились только об одном: как избежать распределения в сельскую местность. Нецивилизованная деревня без бытовых городских условий, с грязью на дорогах пугала даже тех, кто был с ней хорошо знаком. Выходцы из деревни за годы учебы в белорусской столице привыкали к комфортным условиям жизни в городе и не желали возвращаться в уже подзабытый мир малой родины. Городские же ребята воспринимали работу в сельской местности не иначе как ссылку. Но для меня, распределившегося еще до окончания вуза в штат Министерства обороны, все эти страхи были позади. И, как следовало ожидать, в середине лета я получил официальное направление в Народно-Демократическую Республику Анголу.

Перед самым отъездом за границу начальство нас приятно удивило: на специальном складе мы получили одежду импортного производства. Как понимаю, в те годы холодной войны военнослужащие, выезжающие за границу, должны были выглядеть не хуже западных людей. Но в связи с тем, что предприятия отечественной легкой промышленности в то время еще не научились шить достойные, подобно европейским аналогам, образцы одежды, нам повезло стать обладателями импортных вещей, столь ценных в советские годы.

Однако уезжали мы в страну экономически слаборазвитую, поэтому нам не следовало «держать вид». Всю полученную одежду мы отправили домой, понимая, что эти вещи нам еще пригодятся в будущем.

В самолете

На данный момент точно не помню, по какой причине, но переводчики с советниками улетали в Анголу на самолетах нашего «Аэрофлота», а специалисты и техники – на боингах западных компаний. Кажется, такой принцип предусматривался договоренностью между двумя странами – СССР и Анголой. Транспортные расходы на специалистов несла ангольская сторона.

Я как переводчик отправился в столь длительный перелет на отечественном Ту, и моим соседом волей случая оказался старший помощник капитана гражданского судна лет пятидесяти. Он летел на смену экипажа судна, пришвартованного в порту Луанды. С ним находился и весь состав новой команды. Когда в Москве мы стояли в очереди на посадку, старший группы отстранил одного матроса от поездки – тот приехал в аэропорт в нетрезвом виде. В те времена социалистических производственных отношений, когда у людей отсутствовал страх потерять работу, даже в компаниях, трудящихся за рубежом, случались подобные некрасивые казусы. Работодателя в лице государства советские граждане не боялись вовсе и поэтому позволяли себе небольшие «слабости» на многих гражданских предприятиях.

Среди военных, отъезжающих за границу, подобные инциденты если и могли иметь место, то крайне редко. Армия предполагала другой уровень ответственности, наказания среди военнослужащих были строже. Случись у офицеров, командировочных за границу, что-либо подобное вышесказанному, нарушителя воинской дисциплины отстранили бы от поездки, и ему пришлось бы дослуживать отведенный срок где-нибудь далеко от центральной части страны, например в известной всем военным южной точке СССР – Кушке или в учебном военном центре – Мары, находящемся недалеко от нее. Этот центр славился тем, что даже выходцы из африканских стран, проходившие там обучение, теряли сознание от высоких температур.

В самолете много курили. На протяжении всего полета курильщики не прекращали дымить, и весь салон воздушного лайнера был в табачных облаках. Сейчас подобное трудно представить, а ведь тогда на это никто не обращал внимания, даже некурящие женщины не возмущались. Последних, правда, старались посадить в начале салона, чтобы они меньше дышали никотином, концентрация которого в конце самолета была выше.

Во время полета военные вели себя достойно, что очень их отличало от гражданских моряков, отдельные из которых не переставали употреблять алкоголь в течение полета, при этом громко разговаривали и постоянно ходили друг к другу «в гости». В местах скопления «друзей» дымовой никотиновый очаг был гораздо плотнее, чем в среднем по салону. Когда же мы прилетели в Луанду, то несколько тружеников моря, выходя из самолета, помогали одному из своих товарищей держаться на ногах. Так они, с ручной кладью и немощным коллегой, медленно двинулись к паспортному контролю.

На пути в Анголу у нас была остановка на Мальте – первая серьезная заграница на протяжении всего полета. Когда мы вошли в зал ожидания, он показался мне очень освещенным и непривычным в плане дизайна. Здесь же работал бар, который не походил на отечественный буфет. У военных не было при себе иностранной валюты. Следовательно, мы ничего не покупали, а лишь скромно прохаживались по залу. Гражданские же моряки, у которых валюта имелась, в плане финансовой свободы были более раскрепощены. Они собирались у бара и покупали на память всякие безделушки.

Стоя недалеко от входа в зал, я услышал, как один из военных, встречавшийся мне раньше в Десятом управлении, пожаловался на то, что начальство неуважительно к нам относится. «Выдали бы хоть несколько долларов в дорогу, чувствовали бы себя по-другому, не бедными родственниками», – сказал он. А затем добавил: «Ангольским курсантам, обучающимся в СССР, при поездке в отпуск всегда выдают командировочные в долларах». Стоящие вокруг него коллеги молчали. Почти все офицеры летели в Анголу в первый раз, и никто не задумывался о том, как должно поступать воинское начальство по отношению к командировочным военным, которые останавливаются в чужих странах ненадолго, до заправки самолетов. Они были рады уже тому, что летели служить за границу.

Назначение

После прохождения ангольской таможни всех офицеров и жен военнослужащих, которые следовали за мужьями, встречал представитель нашей военной миссии. Он был в форме местных Вооруженных Сил и данные каждого прибывшего сверял с имеющимся у него списком. Когда сверка закончилась, все мы направились к автобусу, ожидавшему нас недалеко от входа в здание аэропорта.

По дороге в миссию я обратил внимание на то, как бедно были одеты люди, попадавшиеся нам на пути. У большинства из них не имелось обуви, но при этом казалось, что никто из них не испытывал неудобств: ни женщины, большей частью закутанные в метры материи; ни мужчины, сплошь худощавые и довольно часто без верхней одежды; ни дети, резвящиеся повсюду. Последних было так много, что они не пропадали из поля зрения на протяжении всей нашей поездки.

До миссии мы добрались довольно быстро, и я был удивлен тому, что здесь, несмотря на раннее утро, все находилось в движении. С моего места хорошо просматривалась группа военных, уезжающих куда-то на «командирском» уазике. В глубине двора солдаты, выстроившиеся в ряд, разгружали машину. Белые коробки, словно по волнам, переходили из рук в руки и исчезали за дверью небольшого здания, выкрашенного в белый цвет.

Неожиданный шум внутри салона заставил меня обернуться: несколько человек из нашей группы, не дожидаясь остановки транспорта, уже тащили свой багаж к выходу. Позже я узнал, что они спешили к дежурному офицеру, чтобы узнать у него расписание полетов транспортной авиации. Эти военные не были здесь новичками, хотя прилетели вместе с нами в одном самолете. Они возвращались из очередного отпуска и желали в тот же день отправиться к себе в часть, ночевать в миссии им не хотелось.

Если наши коллеги, уже прослужившие в Анголе какое-то время, для которых эта страна была освоенным объектом, являлись вполне самостоятельными, то мы, новички, наоборот, во всем следовали указаниям старшего. Он встретил нас в аэропорту и затем продолжал о нас заботиться. Организовал завтрак в офицерской столовой, определил на ночлег. После этого крепко, по-военному, каждому пожал руку и, пожелав хорошей службы, растворился в массе военных, входивших в зал. Больше в Анголе я его никогда не встречал.

К середине дня наша группа значительно сократилась. Нас покинули военные, успевшие в аэропорт и улетевшие утром к себе в часть, и те, у кого конечным местом службы значилась Луанда. Большинство советских военных, проходивших службу в ангольской столице, жили за пределами военного представительства.

В три часа дня переводчиков вызвали на интервью. Нас по очереди принимал непосредственный и самый главный начальник переводчиков. В течение нескольких минут он для каждого определял место службы. Удивительно, но главным переводчиком был выпускник Минского педагогического института иностранных языков, мой земляк и старший коллега по альма-матер. Он отправил меня служить в военное училище имени Николая Гомеса Спенсера, которое находилось далеко от ангольской столицы.

После встречи со старшим переводчиком мне ничего больше не оставалось, как дожидаться вылета в часть. Но, к сожалению, самолеты в нужном мне направлении не летали, и ускорить свой отъезд у меня не было возможности. В условиях боевой обстановки активность и зона полетов авиации определялись положением на фронтах и зависели от ближайших планов командования. В графике ближайших полетов Уамбо не значился.

Бездействие в ограниченном пространстве военной миссии меня утомляло. Я, как и мои соседи по комнате, ожидавшие вылета в СССР после окончания командировки, старался чем-то себя занимать. За время вынужденного нахождения в Луанде мне удалось несколько раз выехать к океану. С транспортом помогали офицеры, проходившие здесь службу. Они всех нас, временных бездельников в Центральной миссии, доставляли на местный пляж и через несколько часов привозили обратно. Еще нам очень нравилось «грешить» пешими походами в город, где мы проводили значительную часть дня.

Утром, незаметно проскользнув через КПП (контрольно-пропускной пункт), мы быстро сворачивали на небольшую улочку, находившуюся всего в двух шагах от него. Потом не спеша, наслаждаясь видами местных окрестностей, шли прямо к центру ангольской столицы, чтобы там побаловать свое тело пивом, а душу – впечатлениями.

От начальства мы прятались по причине того, что военным разрешалось покидать территорию миссии только на транспорте. Выход в город пешком запрещался. Но к таким нарушениям наше командование, похоже, относилось с пониманием, отдавая себе отчет в том, что вряд ли противник рискнет в дневное время суток нападать на советского военного. В любом случае я никогда не слышал, чтобы кто-то из военнослужащих был наказан за самовольный выход в город.

Нахождение в Луанде поспособствовало тому, что я установил многочисленные контакты с офицерами из разных фронтов, которые здесь периодически появлялись. Эти встречи дали мне больше знаний о стране и службе здесь, чем две недели обучения в Москве. И когда наконец я покидал столицу Анголы, то чувствовал себя уже не зеленым новичком, стал более уверенным по сравнению с предыдущими днями. Непродолжительное, но очень близкое общение с офицерами, служившими в Анголе не первый год, позволило мне обрасти ворохом нужной информации и понять, что проблем со службой у меня здесь быть не должно.

Первая страница моей трудовой деятельности, начавшаяся сразу же после окончания института, была открыта – и, надо признать, вполне успешно. Теперь оставалось красивыми буквами выводить предложения.

Но увы! Пути Господни неисповедимы! Не знал я тогда, сидящий в военно-транспортном самолете Ил-76, взлетавшем из аэропорта Луанды и державшем курс в город моего назначения – Уамбо, расположенный в 600 километрах от столицы, что все мои основные жизненные трудности ожидают меня не здесь, в далекой Африке, а на моей родной земле, которая после развала СССР превратится из матери в мачеху. Не мог я тогда знать и о том (а скажи кто-нибудь – ни за что бы не поверил), что существовать моей родине оставалось меньше двух лет.

Прибытие

Военное училище им. Н. Г. Спенсера, где я начал службу в должности военного переводчика, дислоцировалось в городе Уамбо, третьем по количеству населения в стране. Этот город относился к бывшей территории племени овимбунду, из которого происходил лидер враждебного к действующей власти вооруженного движения УНИТА – Жонаш Савимби. Он был внуком вождя и несколькими годами раньше, до прихода ФАПЛА (правительственные вооруженные силы), размещал здесь свою штаб-квартиру. Это означало, что проходить службу мне пришлось в местах, где значительная часть местных жителей относилась к нам недружелюбно.

Училище находилось недалеко от города и готовило офицеров по всем основным общевойсковым специальностям. Курсантов учебного заведения выбирали из среды наиболее грамотных подростков, их поиск являлся нелегким занятием. Процент безграмотного населения в постколониальном государстве был очень высоким.

Советские военные составляли основу преподавательского состава и, следовательно, занимались подготовкой ангольских курсантов в соответствии с требованиями отечественных армейских учебных заведений. Но в связи с тем, что уровень владения материалом средней школы и физическая подготовленность юношей оставляли желать лучшего, учебные программы для них значительно упрощались. Да и армии правящей партии МПЛА (Народное движение за освобождение Анголы) нужны были в то время не военные профессионалы высокого уровня, а подготовленные на скорую ру к у специа лис ты, ко торые могли вла де ть ору жием и командовать в условиях малых войн. С этой правительственной задачей – обучением курсантов в кратчайшие сроки офицерской должности – наши военные справлялись достойно. Из училища в ангольскую армию уходили подготовленные младшие командиры, хорошо владеющие оружием и хорошо знакомые с вооружением, а также умеющие профессионально командовать воинскими подразделениями.

Рука об руку с советниками трудились мы, переводчики. Всегда сопровождали их на теоретических и практических занятиях, выполняя функцию связующего звена между преподавателем и иностранными учащимися. Мне больше всего запомнилось то, что наши полковники, будучи продолжателями и основоположниками советских армейских традиций на африканском континенте, никогда не переносили и не отменяли практические занятия в связи с неблагоприятными погодными условиями. Они не уводили курсантов в укрытие, когда сильный тропический ливень накрывал весь район плотной водяной завесой и буквально приклеивал мокрую и разбухшую от влаги форму к телу. После таких учебных тренировок приходилось все свободное время сиесты (обеденный перерыв с 12.00 до 15.00), отведенное на отдых, тратить на сушку одежды. Иначе можно было простудиться в жаркой Африке.

Работа на кафедрах доставляла мне огромное удовольствие. Она не только способствовала удовлетворению моего интереса в области языка, но и знакомила с отдельными хитростями армейской службы, к которым я был неравнодушен. На практических занятиях с разведчиками я научился скрытно и осторожно, чтобы не наступать на мины, передвигаться по незнакомой местности, а на уроках по тактике – водить огромную машину «Урал». Однако к учебным занятиям меня допустили только через месяц после нахождения в части. Наш командир, с учетом того, что португальский язык в вузе я не изучал вовсе, позволил мне первый месяц заниматься самообразованием. Благодаря такому его решению у меня появилась возможность серьезно приступить к освоению языка, неизвестного мне ранее. Тридцать дней – 720 часов – составляют довольно значимый отрезок времени, если правильно их использовать и не лениться. Этого времени мне стало достаточно, чтобы понять и выучить основные грамматические принципы португальского языка и сделать множество шагов в освоении лексического материала.

Тогда же я четко для себя определил: расхожее среди отдельных специалистов мнение о том (мне не раз доводилось его слышать), что перейти с испанского языка на португальский для переводчика очень легко, является ошибочным. Сходство этих двух языков относительное. Нельзя подобрать какой-то универсальный способ, который бы позволил быстро переключиться с одного языка на другой. Приходилось почти все учить заново. Грамматический принцип этих двух языков схож, в лексическом составе – довольно много однокоренных слов, что на самом деле их сближает. Но не более того.

Уамбо

До самого приезда в Анголу я не предполагал, что на территории юго-западной Африки, не очень далеко от экватора, могут быть места, где испепеляющая днем жара сменяется вечерней прохладой и очень свежим, почти холодным утром. Но такие места там есть. Город Уамбо является одним из них.

Официальным днем его основания считается 8 августа 1912 года, хотя небольшое поселение появилось здесь задолго до обозначенной даты. Название город получил от одного из четырнадцати существовавших когда-то на центральном ангольском плато королевств племени овимбунду, самого многочисленного на территории Анголы. Но в 1928 году португальские колонисты дали городу другое название – Новый Лиссабон. Португальцы планировали в конце сороковых годов перенести туда административный центр из Луанды. Однако их планам не суждено было сбыться, и второй Лиссабон недолго просуществовал на ангольской территории. Уамбо вернул себе прежнее название после ухода колонистов в 1977 году.

Этот город, расположенный на высоте 1721 м над уровнем моря, имел менее влажный и не такой жаркий, как на побережье страны, климат. Поселившимся здесь жителям, пришедшим с Пиренейского полуострова, выносить африканскую жару было гораздо легче, чем в той же самой ангольской столице – Луанде.

В Уамбо проживало более трехсот тысяч человек, и этот город был по-своему необыкновенно красив, уютен. Небольшие районы европейского типа придавали ему вид современного городского конгломерата среди неухоженной местности, раскинувшейся на сотни километров вокруг, в отдельных местах совсем запущенной. К тому же в Уамбо не было домов-двойников: все здания в городской черте строились по индивидуальным проектам, и это выгодно выделяло город даже в сравнении с европейскими собратьями.

В центре Уамбо находились муниципальные постройки, которые с точки зрения архитектуры были довольно замысловатыми, с красивыми колоннами и фигурным забором, сделанным из цемента. И парки выглядели очень неплохо, что удивительно, так как за ними никто не ухаживал. Единственное, чего им не хватало, – воды в фонтанах. Последние уже не дарили людям прохладу в жаркие дни засушливого лета и были лишь напоминанием об ушедшей навсегда прежней, довоенной жизни колониального периода. Понятно, что в тот период гражданской войны ангольские власти равнодушно относились к таким мелочам, как благоустройство местных фонтанов, хотя городской бассейн с вышками для прыжков работал исправно. Местная детвора всегда там обитала.

Городские улицы и тротуары, выложенные во многих местах камнем, находились в зоне ответственности местных властей и поддерживались в относительно чистом виде. Чувствовалось, что, кроме военных начальников, существовали еще муниципальные руководители, которые представляли собой гражданскую власть на местах.

Советская военная миссия в городе Уамбо занимала один из домов, принадлежавших португальскому бизнесмену, который каждый год проживал в Анголе чуть больше шести месяцев. Как он объяснил мне, чтобы не потерять бизнес. Все иностранцы, находившиеся в стране менее половины года, теряли свои права владения недвижимостью. Второй дом, граничащий с нашим и тоже являвшийся собственностью моего знакомого португальца, был заполнен советскими врачами, работавшими в службе Красного Креста.

Нашим врачам с соседством повезло: их дом, как и наш, охранялся военнослужащими ФАПЛА, но дежурными караулов заступали мы, советские офицеры. Это значило, что часовые проверялись часто, и мы не позволяли ангольским солдатам спать на посту. Последние же не отличались воинской дисциплиной и были не прочь во время дежурства расслабиться и вздремнуть в каком-нибудь темном уголке с автоматом в руках. Зная эту их слабость, ночью мы особенно бдительно за ними следили.

Влюбленность в жаркий континент

Любовь к Анголе у меня зародилась с первых дней пребывания в этой стране. Ее природа очаровала меня своей красотой настолько, что за прошедшее время нашей разлуки, а это почти три десятка лет, мое восхищение этой частью планеты не уменьшилось. Во всех других местах, в которых мне приходилось бывать до поездки в Африку и после нее, я ничего более близкого и дорогого для своей души уже не приобретал. Время подтвердило, что эта любовь стала для меня самой сильной и запоминающейся. И когда около семнадцати лет назад мне посчастливилось побывать в трех других африканских государствах в составе летного экипажа, я словно снова вернулся в места своей молодости и вновь был счастлив, что мог находиться на континенте, родном для моего сердца.

Поразительно, но о поездке в Африку я начал тайно мечтать с детства, в классе втором или третьем. Произошло это после просмотра какого-то фильма о европейцах, охотившихся в саванне на диких животных. Убивать беззащитных зверей мне никогда не хотелось, но другой и абсолютно незнакомый мир стал так интересен мне, что я убедил себя: обязательно там побываю. С тех пор я был в этом уверен.