Алуим

О, да. Летом с шести до десяти вечера находиться у реки невозможно. Либо прыгай в воду, либо беги. Иначе сожрут. На тебя налетает большой чёрный шар, вот прям такой, каким рисуют рой диких пчёл в мультиках. Наверное, это особенные украинские мошки.

Снова делаем по глотку и поворачиваемся к водопаду, прислонившись задницами к перилам. Поднимаю голову вверх, гляжу в небо, надеясь, что оно вернёт мне ощущения из прошлых лет. Неловкое молчание заставляет прокручивать в голове старые диалоги, а знакомые звёзды собираются в картину, на которой я занимаюсь сейчас позёрством.

– На кого ты учишься?

– Специалист по финансам и кредитам.

– Освоилась уже здесь?

– За шесть лет любой освоится.

Смотрю на Татьяну и понимаю, что ей тоже не совсем комфортно. Мы стоим рядом, но всё ещё далеко друг от друга. На расстоянии нескольких лет.

– У меня наконец-то появился компьютер и интернет, – произносит она, словно бы оправдывая отсутствие связи между нами столь долгое время. Голос задумчивый, немного грустный.

– Тебе здесь скучно? В селе, имею в виду.

Несколько секунд молчит. Взглядом бродит по камням внизу склона, по которому бежит вода. Потом делает два больших глотка.

– Да, ты прав. И не только в селе. Вообще.

– Что-то случилось?

– Нет, просто… Так и не нашла тут настоящих друзей… Может, я и зануда, но меня бесит, что сейчас все всегда пьют. В гостях пьют, в клубах пьют, после каждого зачёта пьют. Встречаются только ради пьянки. А когда нет денег, никто не видит повода, чтоб из дома выйти. Сидят в своих «Контактах» и «Танках». Конечно, это смешно звучит от девушки с бутылкой в руке. Но последний раз я пила на Новый год. Один бокал шампанского.

– И тут я припёрся, с бутылкой…

– Хоть не с пивом, и то хорошо.

Оба улыбаемся. Я доволен, что угадал с выбором.

– Ну ладно мы, молодёжь, – продолжает Татьяна. – Мозгов ещё нет. Но взрослые… Когда умер отец, на его поминки пришло много людей. Мужчины, женщины, старики. Мы с мамой накрыли стол, приготовили закуску и, естественно, водку. Куда ж без этого?! Я бы её и сейчас пить не стала, а тогда мне вообще было четырнадцать. Но бабки всё равно осуждающе смотрели и между собой шептались: «ДочкА на пОмынках нэ пье». Представляешь?

– Представляю.

Татьяна, когда возмущается, такая забавная.

Металлические перила холодные, чтобы долго на них сидеть. Мы снова поворачиваемся, теперь уже лицом к луне. По воде, покрытой мелкой рябью, к нам тянется дорожка лунного света, на которой хорошо видны часто возникающие небольшие круги. Это мелкие рыбки ловят насекомых с поверхности. Лёгкие порывы ветра шумят камышами. За четыре года они разрослись, стали гуще.

– Знаешь, с тобой я и не против сегодня выпить. Всё-таки ты единственный, с кем я дружила после переезда сюда.

Слегка подталкиваю её плечом в плечо, тем самым соглашаясь, что мы друзья.

– Жаль, у тебя не было компьютера. Поддерживали бы связь…

– Из нас двоих работает только мама. Компьютер долгое время был на втором плане. Много денег уходило на ремонт, дом-то мы купили не новый. Но ты звонил мне поначалу. Три раза, если не ошибаюсь. С днём рождения поздравлял. И это на три раза больше, чем звонила я… Даже как-то неловко.

– Помню, говорил, что радужка твоих глаз желтеет ближе к краям из-за того, что ты родилась в сентябре. Осенью вся зелень желтеет. А родись в ноябре, получила бы полностью жёлтую.

– Тоже помню, – толкает меня в ответ. – Я тогда сказала, что ты со своими был обязан родиться в середине лета.

Стоим, соприкасаясь плечами и краями ладоней, которыми держимся за перила. Я не сразу обратил внимание. Чувствую себя намного комфортней. Опять молчим. Но слов всегда больше, чем голоса. И это уже совсем другое молчание. Незаметно мы оказались в личном пространстве друг друга.

– Чем же ты занимаешься, если общаться тебе здесь не с кем?

Татьяна снисходительно улыбнулась:

– Ты не правильно меня понял. Всё не так плохо. Просто я не хожу на встречи одногруппников, не провожу с ними ночи в клубах. И, как следствие, не сильно с ними сближаюсь. Больше времени уделяю учёбе, читаю, занимаюсь танцами, помогаю маме. Ну и сюда прихожу, на мост. Даже зимой иногда.

– Здесь весной всегда так безлюдно?

– Весной – да. Но скоро лето – снова начнутся костры, пьяные песни под гитару, голые купания до утра и занятия сексом на траве под теми деревьями. И я перестану сюда приходить… до осени.

Секс. Стоило мне услышать это слово, как в голове что-то переключилось. Взгляд тут же метнулся вправо, на Татьянину грудь. Замечательный размер, манящий. И так близко. Захотелось увидеть, как эти формы сочетаются с обнажённым худощавым телом. Провести ладонью по всем женским изгибам.

С Ирой у нас не было секса недели три. Одни лишь ссоры и выяснения отношений. И со дня её смерти прошла ещё неделя. Смотрю на Татьянины губы, чуть припухлые, поблёскивающие в лунном свете. Без помады. Ненавижу помаду. И от понимания этого завожусь ещё сильнее. Хочу крепко-крепко обнять Татьяну и впиться в неё своими губами. Целовать так, чтоб даже не успевать дышать. А потом сойти на берег, упасть на траву и запустить руки под водолазку, ощутить своими ладонями тепло её манящей груди.

Желание нахлынуло так внезапно, что я слегка растерялся. Вино ударило в голову, и старые правила насчёт секса и дружбы перестают казаться такими уж крепкими правилами. Здесь. Прямо сейчас. Хочу.

«Возьми её за сиськи. Не будь бабой».

«Как ты вовремя».

«Эта ведь ещё живая. Хватай».

– Влад.

– Что? – с запозданием возвращаюсь в реальный мир. Сложно одновременно общаться с двумя собеседниками, когда кровь из мозга ушла в другую часть тела.

– Это ты меня спрашиваешь «что»?

Татьяна поймала мой жадный взгляд, снова спустившийся на её грудь. Улыбка медленно сходит с её губ. Почему она улыбалась? Я что-то прослушал?

– Извини, – говорю и уже не знаю, решаться мне на что-то или нет. Голос в голове одной фразой сделал моё желание таким мерзким. «Эта ведь ещё живая».

– Не извиняйся.

Татьяна не отстраняется в сторону, мы по-прежнему соприкасаемся плечами. Но я чувствую её волнение и возникшую напряжённость. Отводит глаза, смотрит прямо, на лунную дорожку поверх водной глади.

– Татьяна, я…

– Почему ты всегда называешь меня Татьяной? – перебивает, не позволив продолжить. И мне кажется, это сделано для того, чтобы я не сказал лишних глупостей. Смотрит всё так же прямо перед собой. – Не Таней, Танькой или Танюхой. А именно Татьяной.

Я помню, когда это началось: во второе лето нашего знакомства, в один из июньских вечеров. Мы вместе возвращались домой после дискотеки, на которой я устроил драку. Местный парень долго приставал к Татьяне, а её тактичные просьбы отстать на него не действовали. Тогда я проигнорировал слова тренера о мудрости и поступил нетактично, сломав тому парню нос. Кровь залила танцпол. Татьяна всю дорогу потом меня отчитывала. Она считала, что могла уладить проблему без применения силы. В какой-то момент я не выдержал: «Татьяна, прекрати! Я сам знаю, когда мне вступаться!» Имя в такой форме вырвалось само собой. С тех пор так и пошло. Я знал, что она самостоятельная. Знал, что не позволяет посторонним вешать лапшу себе на уши и распускать руки. За это её и уважал. Но ведь не могу же я сказать прямо. Слова будут звучать ещё глупее, чем разговор двух пьяных мужиков в дешёвом баре.

– Иначе тебя называть не получается.

Татьяна многозначительно улыбнулась.