Фу-ух! Всё планово. Просто отвык от биения собственного сердца! Только вот не пойму, почему лёгкие надуваются не двумя мешками, а четырьмя? Подношу к носу ладонь. Просто я подумал, что принтер засбоил. Пальцев по-прежнему пять, как и должно быть. Значит, принтер сбоит не тотально. Не всё подряд удваивает.
Ей! Чудо-юдо-рыба-кит опарышевый! Ты мне конец-то не удвой! Мне и одного много. Он мне и один без надобности! Сделай его рудиментальным отростком, как слепую кишку. Чтобы не беспокоил. Я же, в рот мне ноги, однолюб, чтоб меня менты по Тверской всю ночь демократизаторами латексными гоняли! А абонент нынче вне зоны доступа. Да и системы связи у нас несовместимые. Как у Эф-Эм и Вай-Фай приёмников. Она человек женского рода и весьма приятной наружности, а я Орудие Смерти, искусственно созданный организм, костяной терминатор, обтянутый мясом и кожзамом, лазутчик в Мир Живых из Мира Мёртвых. Самонаводящаяся пешая торпеда с весьма развитым артефактным искусственным интеллектом, полностью самодостаточным. Тогда зачем мне антенна? Верно, рудимент ненужный.
Блин! Наверное, мои просьбы не перебивают начертанное в чертеже. Оби-идна, понимаешь! Придётся вырубать топором.
Ей-ей-ей! Что происходит?!! Не успел я, как следует, рассмотреть собственную морду лица, успел лишь понять, что я этого чувака впервые вижу, как кожа этой морды продолжила утолщаться. И когда стала похожа на панцирь черепахи я заволновался. Как мне растворяться в толпе с такой рожей? Я же не подросток-черепаха-мутант-ниндзя!
Но принтер работает равнодушно, как и положено тупому механизму. Я же, блин, не черепаха! Я теперь жук-навозник! Весь снаружи покрылся панцирем, как кузнечик. В крайней степени смешанных чувств смотрел, как плотное переплетение очень твёрдых, но тончайших волокон спрессовывается и покрывается каким-то сверхплотным слоем чего-то, как эмаль зуба кальциевыми соединениями или раковина перламутром.
Хоть плачь от обиды! Костяной голем получился! Рыцарь, гля, речной жемчужницы! С костяным панцирем наружу!
– Опять ты на меня наговариваешь! – рокочет вокруг.
Я вновь в развалинах Храма Истины. Только теперь я не призрачный дух, а костяной рыцарь в полном доспехе, без разрывов покрывающий всё тело. Там, где не особо надо, то в этих местах чешуя, тонкая и мелкая, а на груди плита анатомической формы в палец толщиной. Причём вижу я всё прямо сквозь костяную маску на лице. Сплошную, без каких-либо глазных амбразур! И вижу всё «от первого лица».
– Как мне скрывать свою сущность среди людей? – возмущаюсь я новым непривычным голосом. – С первого же взгляда любой поймёт, кто – я, что – я, зачем – я? И каждый будет знать, что со мной делать – убивать! Мне что, отбиваться от всех, кто меня увидит? И вести ночной, скрытный образ жизни?
– Пожелай снять защиту! – приказывает Смерть.
Ну, хочу!
– Не так! Сильно пожелай! Так пожелай, как ты хочешь поднять руки и сжать их в кулаки!
Поднимаю руки. Сжимаю их в кулаки. На кулаках костяшки пальцев заканчиваются небольшими наростами. Лицо противника при ударе сломает, будто кастетом. Опускаю руки. Снимаю броню.
Икать! Колотить! Большие щиты панцирей падают к ногам, малая чешуя сжимается до ворсинок волосяных, втягиваясь в кожу. Ещё раз! Обратно! Всё встаёт на место, кроме больших костяных бронеплит, что лежат у ног. «Выхожу из себя». «Вид от третьего лица». Убрать «боевой режим»!
– Это не «боевой режим», – поправляет меня куратор, – а режим повышенной защиты.
Я её и не слышу, почти. Смотрю, как сплошной костяной шлем на моём собственном лице лопается, образуя трещину, начинает раскрываться, как створки раковины, верхняя часть наползает на лоб, нижняя оборачивается желваками жука-навозника, истончается, превращается в седую бороду и усы. Хм-м! Бриться, получается, и вовсе нельзя. Хотя, может быть, что и не получится. Если у меня борода из броневой проволоки. Чем её брить? Автогеном? И автономной чебурашкой.
Скребу пальцами свою бороду. Мягкая, как и положено бороде. А шлем стал волосами головы. Как у девушки, до копчика. И цвет седой. Как кость.
– А как будет не повышенная защита? Так сказать, «режим бдительности»?
Покрываюсь «гусиной кожей», чешуёй, пластинками. Даже под теми местами, какие должны покрывать большие панцири, что так и лежат у моих ног.
– Не пойдёт! Морда крокодилья!
– Исправь. Это же твоё тело.
К кольчугам и кожаным панцирям тут, в миру, привыкли. К чешуйчатому доспеху если и не привыкли, то – привыкнут. К шлемам тоже. Делаю так, что в «режиме бдительности» желваки жука становятся нащёчниками шлема, шлем становится более, так сказать, привычный – глубокий шлем, только костяной. С бровными дугами и небольшим козырьком. И наносником. Вот! Уже на что-то похоже! Тело покрываем куртками-плащами, ноги – широкими кожаными шароварами. А вот с руками и ногами надо что-то делать! Тут не принято ходить просто в броне. Нужны перчатки и сапоги! И вот моя же кожа оборачивается сапогами на тонкой мягкой подошве и тонкими, облегающими перчатками. Небольшое усилие моей воли, и всё это утолщается, грубеет до принятых сейчас нормативов качества, точнее грубости отделки кожи, отделяется от самого тела, как и толстые бронеплиты, что на дне.
Кланяюсь в пояс на все четыре стороны, ибо не знаю, в какой стороне благодетельница моя.
– А «боевой режим»? – спрашивает она.
– В нашем деле главное – скрытность. Если тебя пометили, как цель, то уже никакое оружие не поможет. А в бою… разберусь. Как-нибудь. Кстати, ещё раз благодарю. Эти ваши биотехнологии – просто чудо! Если ваши бойцы были так экипированы, то почему вы проикали каким-то людишкам?
– В том-то и дело, что это биотехнологии. Я сама удивлена от того, что получилось. Это твоя экипировка, как ты сказал. И будет твоё оружие. И его не смог бы воссоздать никто из живущих. Нам не хватит твоих боевых…
Но она не договорила. Получается, что этот жук-скарабей, скрещенный с крокодилом, что из меня получился, моя генетическая модификация?
– Крылья же ты не захотел? И никаких усилителей ментальной мощи.
– Как не хочу? Хочу! – возмутился я. – И реактивный двигатель, да орудие главного калибра линкора!
– Личинка считала эти образы из твоей памяти. И лишь помогла тебе создать всё это. Но, как видишь, ошиблась. Воспринимая считанные с тебя образы через знакомые ей образцы и так и воспроизводя ракушки, раки, жуки. А таких вот, чтобы шлемы, перчатки и сапоги, в ней не было. В живом виде. Тем более двигателей и линкоров!
Смеюсь. Конечно же не было! Да и что опарыш мог считать с проглоченного моего треклятого сапога? Штрих-код производителя? Генетический код коровы и свиньи? А что этот биореактор мог считать со шлема или с клинка меча попавшего в него бойца? Структуру кристаллической решётки дрянной стали? А откуда взяться линкорам?
– Предупреждаю сразу, в личинке выращивание из себя… чего угодно ничего тебе не будет стоить. Все это делает личинка. Но вот вне её это будет стоить тебе твоей жизненной силы и твоей плоти. Потому подстраивай всё под свои представления именно сейчас. Потом это будет сделать не легче, чем отрастить себе новую ногу.
Храм Истины вновь пропадает. Следую божественному совету. Сколько это заняло времени – не знаю. Переделать броню, наделать шмотья. Кстати, даже плащ, сделанный личинкой из меня же и надетый на меня, ощущался мною моей же собственной кожей. Наверное, много времени прошло. Когда занят, да в отрыве от суточных циклов, время летит незаметно.
И вот я готов! Но вдруг для себя вновь стою в Храме Истины.
– Где твой меч?
– Зачем он мне? – пожимаю плечами. – Как-то же я обходился!
– Ты не был воином. Человек в броне, но без меча? Твоя броня, даже если ты и скрыл её суть – привлечёт внимание. Но, приняв за благородного, не станут любопытствовать. А вот отсутствие меча на боку или топора на спине вызовет ненужные вопросы. Меч же не только, да и не столько оружие, сколько статусный признак. Знатного воина, без меча просто не бывает! Как не бывает и мужика в полном доспехе.
Признаю, болван!
Уважаемый опарыш, насколько хорошо вы разбираетесь в металлах, их сплавах, в сопроматах и прочих кибенематиках? Вот и я немножко. Из чего сделать меч, чтобы потом не грызть зубами его и собственные локти от досады? И чтобы без палева? Точно, ещё и нож нужен! Боевой, и хозяйственный тоже нужен. С пилочкой на лезвии, для подтачивания ногтей. Да-да, такой вот – маленький и нелепый. Ножны, говоришь? Меня сейчас стошнит! Давай хоть без щита, а? Я же не иду штурмовать дворец Шаха Абсурда Аминокислотного на Зееловских высотах! Так, лёгкая увеселительная прогулка, как я планирую. Пошёл, пришёл, нашёл, увидел – всех убил! Просто же! Как два пальца об асфальт!
Глава 3
В тёмном зале ресторана, средь веселья и обмана, в пристани загулявших поэтов ножа и топора, возле столика напротив входа, сижу я, вполоборота. В луче ночного света. Так само случилось вдруг, что занесло меня опять в этот городок Чаши Погибели Богов.
Когда меня отрыгнул опарыш на ту же поляну, где он меня и проглотил, я долго тоже отрыгивал. Воздух обжигал лёгкие, которыми я впервые дышал, сумрак Чащи выжигал глаза, которыми я впервые видел. Ноги, на которых я впервые опёрся, подкосились. Руки, на которые я упал, сложились. Голова шла кругом, мир мелькал калейдоскопом.
Но тем и отличается новорожденный человек от только что произведённого биореактором опарыша костяного терминатора, что новорожденный несколько лет беспомощен. А я уже спустя несколько минут сел на пятую точку и осмотрелся.
Сбоку от меня гладкое пятно всё ещё волнующейся ряски, вокруг бурелом наших с медведицей забав. Хм-м! Обломки гигантских папоротников и скверных деревьев выглядели очень свежими. Даже листья не подвяли. Не то чтобы совсем засохнуть! Конечно, в Чаше повышенная влажность. Но! Даже в повышенной влажности части растений, оторванные от самого растения, должны подвять, начать если не засыхать, то загнивать. А тут всё как только что сорвано! Листья на сломанных ветках «стоят», как на живых! И мой сапог! Тот самый, треклятый! Лежит передо мной, заблёванный мною же. Никто его не спёр. Да причём тут сапог, если травы на огромных следах медведей ещё не распрямились?! Даже водой продавленные ямки не наполнились!
Как такое возможно? Я же железно уверен, что время, как и жидкость, не сжимаема! Я там, внизу, провёл самое меньшее несколько дней, если не недель! А получается, что всего несколько минут?
И словно в подтверждение моих опасений идёт колебаниями почва подо мной. Как землетрясение. Встаю. Рука, по старой привычке, ещё с той жизни, с немтырской, тянется к спине, к правой почке. И натыкается на Штык! В ножнах, на портупее!
Смеюсь. Ничего не понимаю, потому смеюсь, как сумасшедший.
– Бьёё-ё-ё-р-р-р! – оглушающее рычит карьерный самосвал Медведицы.
Очень приятно! Помахал ей рукой в ответ. Ну, а я тогда – Хер! Херр Майор! Стандартный фурер Стырлиц. Он же Гоша, он же Гога. Он же Чунга-Чанга, Большой Хрен, тьфу, Змей! Мы с тобой одной крови, ты и я! Оба – Хранители Руин Истины.
Не знаю, услышала чего Медведица али нет, но огромной своей головой припала к земле, на передние лапы. Динозавровая задница, как у собачки, ходит из стороны в сторону. А вот не помню я, что значит эта поза у тварей – покорность, радость или вообще приготовление к атаке?