Звездный попаданец

– А что именно «не пожалеешь»? – спросил Верж, переводя щекотливый разговор в деловое русло.

– Новая нейросеть крайнего поколения, что буквально только что успешно прошла испытание. Я тебе за неё ещё и должен. Этих двоих Ван Бол так приголубил?

– Он самый, Бол Ван, – ответил Верж.

– Десять прототипов сетей могу легко вывести из-под отчётности. Не сразу, но всё же! Тебе же не все сразу нужны? Сколько сейчас? Три?

– Да, три – сейчас. Сам видишь – кому, – мотнул головой Верж.

Болану было всё же приятно. Рата была слуга и рабыня Вержа. Болан не был ни рабом, ни слугой. Но был полностью верен капитану. И Верж отвечал ему заботой о нём. Пусть Болан и осознавал, что забота эта была заботой об исправно действующем механизме. Чтобы он и дальше действовал исправно и увеличивал свою выработку.

– И этим двоим, мусорникам, два, – добавил Верж. – Это пять. Пять – пока – резерв.

– Семь, – поправил Лиск, – этим двоим я ставлю из своих интересов. Мне очень интересно, как будет вести себя прототип нового поколения нашей сети в теле дикаря, сколько даст ему прироста. И как будет взаимодействовать с технологиями предтеч – в случае с имперцем. Из этого может родиться новое направление работы. Ну, ты сам понимаешь – это гранты, штаты, бюджеты.

Верж кивнул. Лиск сам продолжил:

– Медкапсулы к вашим услугам. За мой счёт. Я забочусь о вашем здоровье – из собственного эгоизма. Так мне удобнее, чтобы и Рата, и вы оба были на своих местах. Тебе, я слышал, выделили новые учебные базы?

Верж кивнул.

– Я установлю вам такие же, под идентификаторами штатных, но следующего ранга. Контрабандные. А ваши – мусорникам. И им выставлю всё, что есть у меня. Это будет познавательно и любопытно. Заодно это поможет им освоиться в нашем мире. В наших капсулах с нашими новыми методиками «разгона» освоение баз не в пример быстрее. Под максимальный разгон и вас поставлю. И их. С их показателями они быстро всё освоят.

– Мэтр, это слишком, – откинулся на спинку дивана Верж. – В чём подвох?

– В твоей следующей операции. Когда у тебя возникнет проблема и ты будешь ломать голову над тем, куда девать свалившийся тебе на плечи балласт, ты вспомни о бедных яйцеголовых, страдающих не только от скуки и спермотоксикоза, но и от банальной пресной и опостылевшей еды.

Не только Болан, но даже Верж рты раскрыли.

– Вот только не надо, Верж, делать вид, что ты не заметил непонятных совпадений, – усмехнулся Лиск.

– Заметил, – медленно кивнул Верж.

– Флот крутит свою операцию. Лишние люди на Стире появились. Лишние. Чужие – и Стире, и флоту. И нас это краем, но зацепит. В одной из обеспечивающих операций им нужен будет кристально чистый офицер, не боящийся окунуться в дерьмо и выйти из него – чистым. А кто под это описание подходит? Ты! Только ты. Так что не удивляйся вызову на орбиту. Я тебе ничего не говорил. Тем более что я и сам ничего не знаю. Так, сопоставил общие тенденции и персоналии. Потому не смог бы забрать этих двоих у тебя, как бы ни хотел. И, это… а, ладно, и так сказал больше, чем надо. Рата! Сладкая моя! Можно тебя на пару слов?

– Только на пару? – надула губки Рата, но грациозно влилась в объятия Лиска.

– Как? – спросил Верж у Болана, когда они остались одни.

– Да я просто в шоке! – искренне ответил Болан, допивая кофе. Налил себе крепкого, но поддельного виски, смело выпил – медкапсула уберёт из него любые токсины, даже алкоголь, к сожалению.

– А ты что замутил? – спросил Болан, наливая своему командиру и другу и напоминая о том, что Верж проговорился, что эти двое ему нужны.

– Помнишь, у тебя проходят два стукача – Антенна и Вспышка? – лениво спросил Верж.

Конечно, помнил. Они были. И их не было. И никакого парадокса – простая канцелярщина и бюрократия.

Сотрудники департамента бывают трёх видов: штатные, внештатные и – тайные. Штатные – что каждый день ходят на работу, два раза в месяц получают зарплату, получают форму, им начисляются разные льготы, выслуги, право на пансион и сама пенсия. Внештатные – те, что на работу не ходят, никаких пансионов, формы и льгот. Но зарплату получают регулярно. И – тайные, что зарплату получают время от времени, но о том, что они агенты, не знает никто, кроме них и их куратора. Естественно, что такие агенты – кормушка для штатных сотрудников департамента. Вернее, не сами они, а их отсутствие. У Болана был только один настоящий агент и целых пять – несуществующих. Болан сам за них писал отчёты и доносы, себе же, и присваивал их «вознаграждение». Вот двое из них и несли такие выдуманные позывные.

– Пришло время перевести Антенну и Вспышку из тени в ряды внештатных сотрудников, – усмехнулся Верж. – Раз уж флот штатами разбрасывается.

Глава 5

Вадим

Когда я открыл глаза, первое, что поразило, – приветствие какого-то интерфейса прямо перед глазами. И это было только начало! Через час сплошного поражения сознания наступило то состояние апатии, что было со мной лишь однажды – в Третьяковке. Когда поразительные мировые шедевры уже не убивали наповал, а раздражали. И ничего кроме усталости я уже не чувствовал.

Потому меня вернули в эту волшебную ванну с крышкой.

Но это не очень помогло. Ощущение реальности происходящего не вернулось.

Мне казалось, что я сплю. А во сне мне снится какая-то удивительно реалистичная игра. Глубокая и продуманная. Все эти «базы данных». Все эти «Техник» первого, второго, третьего ранга, «Гражданские городские комплексы», «Промышленность», «Информационные системы», «Промышленный комплекс», «Нейросети», «Энергосистемы», «Программирование», «Дроны», «Инженерный комплекс», «Робототехника», «Специализированное компьютерное оборудование», «Система безопасности военных и гражданских объектов Содружества», «Алгоритмы анализа, защиты и вскрытия информационных систем и хранителей информации». Все эти «Тактики» разных рангов, «Мимикрия», «Медицина». Их было так много, что разум просто отказывался их все запоминать, воспринимать. Тем более что если в технических или прикладных, боевых учебных базах прослеживалась какая-то логика, то вот «Экономика», «Торговля», «Сетевые структуры», «Управление» – вместе с «Правоведением», «Подрывной деятельностью» и противодействием оной? А рядом – «Этикет» и «Кодекс чести». И тут же знания из космоса – пилотирование, малые космические сооружения, их устройство, ремонт, их вооружение. Как будто у той скверной девки – всего-всего и поболе, поболе! Смешались в кучу – кони, люди!

И как во сне – как самими собой разумеющимися становились вещи, понятия и явления, о которых я и не слышал никогда. Как во сне – я начал понимать всех этих инопланетян. Все эти чудеса, волшебство их технологий – было почему-то понятно. Почему-то привычно, лишь надо припомнить, как та древняя 97-я форточка. И знакомой – насквозь, как ХР-шная.

Погружение в игру было так глубоко, что я стал терять самого себя. Уже и не вспоминал, что я – Вадим Голованов, землянин, русский, муж, отец. Новая, потрясающая игра поглощала. Была маняще поразительной, увлекательной, головокружительной. Потрясающей до самой глубины сознания.

Может, это само моё сознание сыграло со мной такую злую шутку, подсунув пустышку веры в то, что всё это – игра, спасая само себя, сознание? Слишком поразительны были произошедшие перемены со мной, слишком невероятны. Может, потому я и не свихнулся, не стал гыгыкающим и пускающим слюни овощем, гадящим под себя и это же поедающим (видел я и такое)? Может? Вполне!

Не свихнулся. Не потому ли, что таким вот образом дистанцировался от рефлексии и осознания всего произошедшего? Слишком больно это – быть вырванным из жизни и быть брошенным в чужой, незнакомый мир фантастического будущего.

И, думая, что всё это сеттинг игры, с любопытством изучал этот мир. Не «съезжая по фазе» каждый день.

А может, это так мне люди мэтра искусно промыли мозги, чтобы был дееспособным, послушным, рабочим инструментом. Как знать?

Да и неважно это. Сработало же! Вся наша жизнь – игра! И люди в ней – игрушки. Игрушки, играющие в игрушки.

Я, вдруг для самого себя, узнал, что Вселенная – безгранична. И – густо населена. Людьми. Может быть – только пока.

И я – один из них. В каком-то пограничье какого-то Фронтира.

Почти «РотФронта». Но этот «РотФронт» был не только не шоколадным, но и не сладким.

На мёртвой планете Стира, на которой жизнь могла существовать только постоянным сообщением с флотом. На этой планете невозможна привычная жизнь – на ней нельзя было выращивать еду, разводить мясных домашних животных. Тут даже бактерий не было вне людских поселений. А поселения эти вымрут сразу же, как только прервётся связь с орбитой и висящей там, в пустоте, орбитальной станцией. На станции, кстати, людей было даже больше, чем на самой планете.

А этот здоровый Бол Ван (какое смешное имя!) – лучший друг мне. Простоватый, молчаливый, но – хороший. Безобидный. И – безотказный. И – добрый. Не обижается ни на какие подъёжки. Простой и надёжный, как автомат Калашникова.

Но начальный, ознакомительный уровень был завершён. Мы покинули начальную локацию медицинского центра. Нас ждал новый, незнакомый мир. Ну, будем знакомы, прекрасное далёко! Я – Вадим Голованов! Прошу, не будь ко мне жестоко! Я не люблю хардкорные уровни сложности.

И вот наш куратор Валан перевёл нас в курортный городок Прибрежный, пригород главного города планеты. А главным его делал порт, а по мне – космодром.

Нас поселили в какой-то пенал. Ну а как назвать узкую комнату без окон? Вместо окна – экран во всю стену. Все удобства вылезали из стены, туда же и прятались. Причём кровать для Бол Вана была на полметра короче, чем ему было бы удобно. И в двери он проходил только пригибаясь. С его-то двумя с половиной метрами – немудрено. А вот в их пенале здоровяк стоял в полный рост, не доставая потолок даже руками, но трогая пальцами разом обе противоположные стены.

Глупость какая! Почему не развернуть комнату «на бок»? Ладно, Япония или Европа – там им тесно, потому и живут так. Но тут – огромная пустая планета, зачем строить клетушки? Даже хрущёвка покажется дворцом!

И, как всегда, когда в памяти всплывали такие полузабытые слова, неприятные, непереводимые, с почти утерянным, смутным значением – как «хрущёвка», «Япония» «Европа», «Калашников», – становилось нестерпимо больно на душе.

И это погружало в депрессию. И консультант-психолог из Сети советовал не вспоминать дискомфортные слова, тем более если они не несут смысла. Ну, привычно и знакомо – «забей на непонятку, авось само рассосётся». Страус и его голова в песке.