Искупление

– Да вырастут они, куды им деваться! – не понимал старик опасений Томки.

– Вот и хочу, чтобы они выросли. А потому пускай ночует, где ему вздумается, только не у меня. Довезти довезу – и не больше!

– Ну, хучь так, – засуетился дед Матвей, сожалея об отказе. – Он-то добрый парень. Я отца и деда ево знал хорошо… Славные были люди… Всем помогали…

– До-ве-зу!

– А можа…

– Можа, и не довезу, если не понравится чем.

– Чем же он может не понравиться? Хороший, работящий парень вернулся домой.

– Всё, деда, мы спешим – дети дома одни. Отвезу вашего хорошего парня, может быть, и привезу обратно. Вам чего-то надо прикупить?

– Не, ничо не надо. Хотя, погодь, каши, крупы этой привези. Перловки. Два килограмма. Деньги счас принесу, погодь малость.

– Деньги потом. Что ещё?

– Больше ничо. Серёгу, это, пускай… Сама смотри… Хороший парень он.

– Все мы хороши до первого милиционера, – бросила Томка. Дед опять ничего не понял.

– Дык он того… завязал. И рюмки не пьёт. Говорит: от соблазну подальше. Я и то могу пропустить одну-две, а он не.

– Вот это и подозрительно: не наш он человек! Купили его американцы с французами!

Не заметив смешинки в глазах Томки, Матвей выкрикнул:

– Каки ещё американцы, если он в тюрьме был! Кто их туда пустил бы!

– Всё поняла: два кило перловки и с нею хорошего парня привезу вам без договора. До свидания.

На дороге против своих развалин ждал Сергей. Он был в чистой рубахе, гладко выбрит, пах одеколоном «Шипр» и в руках у него была небольшая сумка.

– Садись, хороший парень! – открыла дверцу Томка и показала на сиденье рядом с собой.

Долго ехали молча, поглядывая изредка друг на друга.

«Вот какой он Сергей Прокопенко, – думала Томка. – Постарел. Был совсем другим. Девки страдали, а он мимо проходил. И я, дурочка, страдала, надеялась ему понравиться. А было мне тогда лет десять, а может, и того меньше. Как же! Парень кудрявый, статный и бравый! Глаза душу, как шилом, пронзали. В голове шум, ничего поделать не могу, а он смеётся. Смех весёлый, понять нельзя, шутит или правду говорит. Зубы белые, губы манящие… В глазах темно, сердечко бьётся под ситцевым платьицем, как у вывалившегося из гнезда воробушка. А он смеётся. Помнит ли он всё это?»

– И откуда же вы к нам пожаловали, хороший человек? – спросила Томка, всматриваясь вдаль.

– Из Белоруссии.

– Эк, куда вас занесло, Сергей Игнатьевич!

Сергей рывком повернулся в сторону Томки: «Кто она?»

– Занесло.

– Почему там не остались? Говорят, в Белоруссии хорошо?

– Хорошо. «Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех!» Родина всегда ближе и лучше.

– Больна наша Родина – вот в чём беда. И лечить её некому. Все дети разбежались по красивым да удобным местам, и не собрать их теперь вместе. В лучшем случае кто-то скулит, пьяно размазывая слезу кулаком, а чаще радуется маленькой удаче. Родину-мать, которая нам подарила жизнь, мы предали и продали за ржавую тачку, за кусок колбасы. Визжим от восторга, слушая басни о нашей прекрасной, и главное – освобождённой от всего жизни. От долга и обязанностей перед государством и народом – прежде всего! Важно сейчас не упустить шанс, захватить, захапать как можно больше! В Белоруссии, я слышала, в этом смысле порядок. Есть, говорят, там объединяющая народ сила. Какая она, что представляет собой?

– Я далёк от политики, – Сергей наморщил лоб, вспоминая то, что видел в Белоруссии, и что может помочь ему с ответом на неожиданный вопрос Томки. – Люди там хорошие и президент на своём месте.

– И у нас таких полным-полно. Трудятся, как муравьи, день и ночь в заботах, малым обходятся, малого желают – лишь бы не было войны, лишь бы дети не болели. А их гнобят, унижают, уничтожают. И всё под лозунгами борьбы за светлое будущее его, народа, за счастливую жизнь. Люди у нас доверчивые, верят и в это. А когда разогнёт он свою согбенную спину да посмотрит вокруг, то увидит, как хорошо живут те, кто лозунги подкидывает, и как плохо живёт он, народ-гегемон, ради которого всё затеяно. Начинает бурлить, ворочаться с боку на бок, пыхтеть, и тут ему подкидывают новую идейку, скажем, борьбу с коррупцией. Вытаскивают на божий свет кого-либо, кто приобрёл незаконно миллиардов семь-восемь. Шумиха, восторг всенародной борьбы и ликования! Видимость справедливости обеспечена на какое-то время. Параллельно идёт, не прекращается процесс разворовывания и грабежа народа, и так бесконечно. В Белоруссии, я слышала, этого нет. Там президент держит руку на пульсе страны, так ли это?

– Да, там не так. Президент не церемонится с ворами и мошенниками. Одним в стране он нравится, другим – мягко говоря, не очень. Народу трудно угодить: лояльный правитель – «размазня, дайте Сталина!»; пришёл Сталин – «узурпатор, подмял власть! Загубил элиту!» Не угодить народу. Опять же, если сравнивать государства, то там лучше, где узурпатор, конечно, не тот, что миллионами уничтожает безвинных людей, а тот, что крепко держит в руках власть; кто не даёт шалить и грабить, кто общественное ставит выше частного.

– Народ там лучше живёт?

– Не знаю. Наверное, лучше, хотя проблем тоже хватает. Страну бросили на лопатки во время краха Союза. Нет практически никаких природных ископаемых; заводы не могли работать, потому что были завязаны на других заводах России, Украины, Грузии, а те перестали существовать с лёгкой руки мудрецов Горбачёва и Ельцина. И как выжить бедной стране? То, что производят оставшиеся заводы, – неконкурентоспособно. Европе и Америке, даже Азии не надо то, что может предложить Белоруссия. Плюнуть бы на всё президенту да, поднакопив деньжат, смотать куда-нибудь за бугор. Но не таким оказался «батька». Упрямым и целеустремлённым оказался он. Начал с того, что не позволил растащить государство по закуткам да частным лавочкам. Мало-помалу закрутились станки заводские, пошли с конвейеров трактора, автомобили, холодильники, телевизоры и другая техника. Молоко и молочные продукты, мясные продукты Беларуси с удовольствием закупают ближние и дальние государства. Более того, стронулась с мёртвой точки общественная жизнь, как пример, спорт поднялся с колен, маленькая страна, а привозит с олимпиад медали высшего порядка. Поля засеваются, урожай убирается вовремя и без потерь, города, городки и деревни ухожены и чисто прибраны. В магазинах всё есть, только, как и у нас, не все могут купить хорошую одежду, здоровую пищу. Есть ещё, и таких немало, кто живёт, скрывать тут нечего, бедно. Но прогресс заметен. Мне нравится Белоруссия, мне нравится её народ.

– Нас не называют «маскалями»? Не кричат: «Долой русских! Долой ватников!» Кстати, с русским языком там проблем нет?

– Я жил под Минском, часто бывал в столице – везде говорят на русском. Надписи, реклама, объявления в автобусах на белорусском, русском и часто английском языках. Книги продаются на русском и белорусском. Передачи на телевидении – тоже на русском и белорусском. Рассказывали, во время распада СССР там тоже бурлила жизнь с уклоном на запад, на Польшу. Националисты добивались отторжения от России, нового союза с Европой. Не прошло у них это. Или воля президента не допустила того, или народ не пошёл по ложному пути. Не захотел идти. Наверняка, есть элементы и нелюбви к России, и желание возродить былое могущество Великого Княжества Литовского «от можа до можа». От моря до моря.

– Бог с ними. Разберутся! – решила сменить тему Томка. – А вот вы чем думаете здесь заниматься?

– Пока не знаю. Просто потянуло сюда. Попробую испытать себя на прочность. Надеюсь выдержать испытание. Построю дом…

– Будет дом, дальше что?

– Открою дело.

– Какое на примете?

– Что-нибудь связанное с сельским хозяйством. Например, птицеводство, можно откармливать бычков, можно разводить морозоустойчивых страусов…

– В валенках и шубах? Яйца на снегу? – засмеялась Томка. Смех выдал её. Сергей вспомнил девчонку, над которой подшучивал, и которая смотрела на него с нескрываемым обожанием. Смеялась она тогда также весело, и смех её был как венец счастья.

– На лыжах научу их бегать, – поддержал Сергей. – В сани буду запрягать да олигархов на них катать.

– С песнями цыган…

– Цыган, наверное, трудней здесь отыскать, чем страусов объездить. Но попробовать стоит, – Сергей высказался с самым серьёзным видом, вроде только это его и занимает все дни и ночи. Томка шустро крутила баранку, объезжая рытвины, ухабы, появляющиеся внезапно на пути кусты и мелкие рассеянные деревца берёзок и осин.

– А вы чем занимаетесь? – Сергей посмотрел на сосредоточенное лицо водителя. Губы сжаты, брови сдвинуты, глаза прищурены, прядь русых волос мечется по лбу, закрывая то один глаз, то другой, но это нисколько ей не мешает и не отвлекает. – Понял, что рисуете, но зачем и для кого?

– Скажу высоким слогом: для вечности! Для воспитания лучших чувств у человека, особенно молодёжи! Пишем картины нашей любимой Родины, продолжая Поленова, Левитана, Саврасова, Васнецова, Верещагина…

– Из всех я только «Московский дворик» Поленова знаю, Левитан мне помнится по бьющей по мозгам картине «Над вечным покоем», но и Саврасова «Грачей» кто не знает? «Бурлаки на Волге», по-моему, по силе воздействия на умы никакая другая картина не перепрыгнула! В ней жизнь народа, история России, в ней ответ многим, кто сомневается в выбранном пути России!

– Мило! Даже лихо! – воскликнула Томка, и надолго, насколько возможно, отвлеклась от дороги, – она пристально изучала своего соседа. – Так не каждый искусствовед понимает роль живописи!